Боже, как ей сейчас хотелось перерезать чью-то глотку! Но рядом только чёртов Райт и его наглые, адски горячие руки, в которых чувствовала себя как в раскалённых стальных оковах. Не сдвинешься ни на дюйм, а терпеть жар невозможно. Такой ужасно беспомощной она себя не чувствовала давно.
С тех пор… С тех самых пор.
— Не верю, что ты хочешь, чтобы я тебя отпустил.
Хантер упорно тянул её к себе, и вот она уже встала между его ног, распространяя аромат лаванды, лугового мёда и ярости. Сочетание просто великолепное, било в голову не хуже крепкого алкоголя. И Райта наполнила решимость.
Пусть всё летит в ад, потому что единственное, что сейчас было важно, единственное, чего он хотел — эту странную, таинственную девчонку. Со всеми её скелетами в шкафах. Его захватило желание вытрахать из неё всю дурь, всю ту боль, что отразилась в сияющих малахитах, когда он неосторожно потоптался по какой-то старой ране.
— Так поверь!
Она размахнулась, и звонкая пощёчина прилетела по его щеке. Чисто автоматически, в последнем шансе защититься от неизбежного. Злость клокотала внутри, заставляя кровь кипеть.
Хантер отвернул голову, сцепляя скулы, старательно сдерживая своё бешенство от этого жеста. Сучка. Но теперь жажда доказать свое превосходство только окрепла. Он стиснул руки на её ягодицах сильней, и Гвен тонко заскулила от боли.
Заслужила.
— Прекрати цирк, детка: я знаю, чего ты хочешь. Меня можешь пытаться обмануть, но себя не получится.
Лучшее доказательство его словам — отчётливая дрожь в её теле, когда он запустил руки под подол халата и сразу задрал край юбки. Наткнулся на кружевную резинку чулок на её бёдрах. Горло пересохло от мыслей, что днём она так упорно изображала из себя святую невинность, когда на самом деле настоящая фурия. Такой контраст возбуждал ещё больше, к паху прилила кровь, натягивая ширинку. Хантер непроизвольно сжал ладони, сминая бархатистую кожу, и Гвен снова протестующе ударила по его плечам:
— Пусти, немедленно! Или я закричу!
Она не хотела признаваться даже внутри себя, что пляшущие в его глазах черти уже заманили в свои сети. Что сердце совершало причудливые кульбиты, а мышцы парализовало от близости мужчины, о котором думала не переставая столько дней.
И запах… Невероятный, превращающий разум в пластилин. Не способна мыслить в этот момент, не способна даже ударить его толком. А ведь могла бы — если бы конечности подчинялись, а не тряслись в желании запустить пальцы в его спутанные волнистые прядки.
— О, да, ты будешь кричать. Я даже не сомневаюсь, — самодовольно ухмыльнулся Хантер.
Рывок на себя, в понятной без слов потребности. И Гвен подчинилась, уверенно оседлав его бёдра. К чему театральность, если один раз он уже отымел её в лифте, а теперь тело болезненно ныло от жажды испытать весь этот ураган чувств вновь. Пусть она пожалеет спустя минуту, но в этот момент ничего не имело значения кроме чёрной искорки в серо-голубом пасмурном небе его глаз.
В груди Хантера прогремел торжествующий бой сердца, когда он понял, что Гвен сдалась. Больше не было возможности терпеть, и он нашёл её губы. Те самые, горько-медовые, о которых грезил перед сном, вспоминая вкус. Смял их в яростном, глубоком поцелуе, посасывая язык. В крови происходила непонятная химическая реакция, смешивая всё в один взрывоопасный реактив: злость, желание, триумф победы. Ладони свободно гуляли по упругим обнажившимся от откровенной позы бёдрам, по кружеву чулок. То дразняще поглаживая, то сжимая так, что Гвен тихо стонала ему прямо в рот.
Жар её дыхания опускался внутри, как глоток виски, опьянял и достигал паха, распаляя всё больше. Боже, что она за создание — один поцелуй, и джинсы уже готовы треснуть по швам, не выдержав напряжения. И главное — можно не надевать маску и быть собой, потому что только эта чокнутая способна вытерпеть его грубость. От понимания этого факта голова мутнела, и Хантер с силой прикусил её губу, словно пытался проверить теорию.
От лёгкой боли Гвен дёрнулась, как от разряда электричества, но уже не пыталась отодвинуться. Она не прекратит этого, пока не получит всё сполна, и будь, что будет. Нащупала негнущимися пальцами края его курточки и распахнула её, мечтая снова ощутить его торс. Он позволил ей избавить себя от лишней одежды, заодно стягивая майку, и все ненужные куски ткани полетели на пол.
Хантер припал к бьющейся у неё на шее синеватой вене, прикусывая и оттягивая кожу. Гвен шумно втянула воздух сквозь сжатые зубы, наслаждаясь смешанным с болью удовольствием, искрами собирающемся внутри. Кажется, она становилась зависимой от таких собственнических жестов. Нетерпеливо поёрзала на его коленях, специально прижимаясь к выпуклости под ширинкой, и её безумно повеселила реакция Хантера: мурашки, едва слышный хрип. Ещё более жадно впивающиеся в шею губы, оставляющие влажные красноватые следы. Он буквально пожирал её, заставляя задыхаться.
Ему уже некогда церемониться, да и знал, что Гвен совсем не против спешки. Поймал себя на мысли, что царапающие торс ногти вызывали ни с чем несравнимые ощущения, словно попал в капкан к хищнице. Но ведь это же он сломил её сопротивление…
Или нет? Какая теперь разница!
Рванув в стороны белый халат, Хантер с треском вырвал пуговицы, но уловить их стук об пол уже не был способен. Слышал только частое дыхание Гвен и свой бешеный пульс. Лаванда окутала каждую клеточку, пленила, обезоружила. Под формой у неё была простая голубая рубашка на заклепках, которую он расстегнул одним лёгким движением руки.
Наконец-то. В прошлый раз у него не было возможности изучить эту часть тела как следует, но теперь упругая аккуратная грудь в белом кружевном лифе оказалась в полном его распоряжении. Ладони обхватили тонкую талию, прижимая Гвен ещё тесней. Дав возможность обрушить град коротких укусов на мягкое полушарие.
Чёрт возьми, она просто великолепна.
Гвен непроизвольно запрокинула голову, еле сдерживая стон. Бессознательно поглаживала приятно твёрдые мужские плечи с развитыми мышцами, совершенно забываясь в этих обжигающих руках. Сейчас он весь принадлежал ей, и только это было важно. Она избавилась от висящей по его бокам одежды и даже не заметила, как попутно к разодранному халату улетела её верхняя часть белья. Какая-то запоздалая яркая мысль вспышкой
