Вина начала отравлять вены сразу, как только пришло понимание, что это всё снова случилось.
— Ты просто великолепная, малышка. Хоть и ужасно вредная, — улыбнулся ей Хантер, откровенно любуясь растрёпанным видом.
Вот теперь, без напускной идеальности, она была настоящая. Разметавшиеся волосы, давно выбившиеся из съехавшего хвостика. Прикрытые в удовольствии глаза. Дрожащие ноги и пропитывающая резинку чулок сперма, стекающая по бёдрам. Часто вздымающаяся грудь, живописно покрытая красными следами его зубов и губ. Только сейчас он заметил надпись под правым полушарием, косым витиеватым почерком.
«Oderint dum metuant» — что бы это значило? Выглядело очень красиво, но явно это что-то большее, чем просто тату…
И тут Гвен резко распахнула глаза, ловя его изучающий взгляд, направленный на самое сокровенное.
Нет!
Злость, ужас от происходящего, паника накрыли её с головой. Она спешно прикрыла ладонью татуировку и не могла сдержаться, понимая, что сейчас просто убьёт его за это любопытство.
Никто, никогда, ни за что не получит право видеть её боль. А тем более — этот самодовольный, наглый, зарвавшийся сукин сын, который скоро точно станет трупом!
— Пошёл вон, Райт! — прорычала Гвен, сжимая кулаки. И на этот раз в потемневших малахитах не виделось и крохотной искорки, которая даст надежду оспорить требование. Только темнота и чистый лёд. — Получил, что хотел! А теперь выметайся, пока я не позвала охрану!
Хантеру безумно хотелось ответить чем-то достаточно едким — например, что им обоим было хорошо, и что она не особо сопротивлялась. Но Гвен просто трясло от гнева, и возражать показалось глупым. Она не услышит его сейчас. Натянув джинсы и подхватив с пола свою одежду, он с лёгкой грустью посмотрел напоследок в её глаза, кажущиеся сейчас стеклянными, застывшими.
Гвен ждала, пока он уйдет, держась из последних сил.
— Я не знаю, что всё это значит, но обещаю больше не спрашивать тебя ни о чём, — тихо проронил он, почему-то понимая, что ужасно виноват перед ней.
Что вообще притащился к ней на работу и начал лезть в душу в калошах. Идиот. Какой же идиот.
— Пошёл. Нахрен.
Наконец, дверь за ним захлопнулась, и Гвен облегчённо выдохнула. Сползла по стеклу с противным скрипом, больше не имея сил стоять на ватных ногах. Закрыв лицо руками, пыталась совладать со всеми воспоминаниями, упрямо лезущими в голову. Слёз не было — она давно научилась не плакать. Но может, нужно было отпустить себя, а не перематывать кадры прошлого снова и снова, как бесконечную заевшую пластинку.
* * *
— Хэй, ботаничка! Из какого монастыря сбежала, Андерсон?
Обидно, но привыкла за столько лет. Что поделаешь, если общество книг ей приятней одноклассников.
* * *
Впервые нарядилась. Красивое голубое платье с открытыми плечами. Зимний бал, и всем весело — но она не любит танцевать. Хочет уйти, и три футболиста в коридоре сталкиваются с ней в дверях.
— Андерсон, я так и не понял, где мое сочинение? Ты в этой школе воздух коптишь только пока я тебе позволяю, разве не усекла ещё?
— Я не буду за тебя его писать, научись своей башкой думать, Итан, — откровенно надоело, что ею постоянно пользуются. И делать чужое домашнее задание год за годом тоже просто бесит.
— Ты не охренела, Андерсон? — он хватает её за плечи, больно. — Тебя научить разговаривать, овечка?
* * *
Долбится в железную дверь, но никто не слышит. Где-то вдалеке играет музыка. Она думала, что её побьют или сделают ещё что похуже. Но никто не хотел мараться и нарываться на замечание. Холодный неотапливаемый подвал, где пахнет плесенью.
— Эй! Выпустите меня! Это уже не смешно!
* * *
А голоса затихают, вокруг только темнота и тишина. Не пугает. Не больше, чем сковывающий все тело холод. Атласное платье и бархатные туфельки, а на стенах чувствует пальцами иней. Дышит на ладони, пытаясь согреться, но трясёт уже так, что стоять невозможно. Она оседает на пол, и кажется, что он покрыт льдом.
Тепла. Просто немного тепла.
* * *
— Боже мой! — незнакомый голос над головой, хлопки по щекам — не чувствует. Вообще ничего не чувствует, застыла в скорчившуюся с прижатыми к груди коленями статую. — Врача! Она, кажется, не дышит!
* * *
Больно. Операционный стол и яркая слепящая лампа.
— Как себя чувствуете, мисс Андерсон?
Как труп. Живой труп, лишившийся самого драгоценного, что есть у любой женщины. В шестнадцать лет.
* * *
Стать сильней. Кем-то другим, кто никогда не будет умирать, глотая слезы в школьном подвале. Самой сильной. Чтобы ублюдок, сломавший её, захлебнулся своей кровью. Чёрный цвет медленно заполняет гардероб. Внизу живота навсегда остаются едва заметные крестики хирургического вмешательства. Боль, когда по телу проходит игла мастера — ничто по сравнению с ними.
Пусть ненавидят, лишь бы боялись.
* * *
Выворачивает ему руку, скуление врага радует слух. Это лишь малая часть. Она убьёт его. Совершенно точно. Вид и запах первой крови, опьяняющий, невероятный. Наркотик.
— Остановите ее кто-нибудь!
Не остановите. Теперь уже нет. Треск ломающейся кости и крик чёртового ублюдка раздаются на дворе «Раутвилль Хай».
* * *
— Эм-м, Гвен?
— Да, Хлоя?
— Слушай, я видела, что ты сделала с Итаном. Это было круто. А ты не могла бы помочь и мне с одним уродом? Я могу делать за тебя домашнюю работу, ну или просто заплатить.
Усмешка. А сила может быть выгодна.
— Конечно.
* * *
В лаборатории раздался всхлип, но слёз не было. Они давно высохли. В день, когда из скромной ботанички Гвендолин Андерсон родилась непобедимая Леди в чёрном.
6.1. Чего ты хочешь?
Грохот, и увесистая штанга брошена на подставку. Сегодня привычный вес не давался. Вообще ничего не давалось, а белый потолок перед глазами рябил красными и чёрными точками. Натруженные мышцы тянуло, влажная майка липла
