мертвые тела, подбираясь к живым. При таком соотношении сил для ритуала возврата требовалось лишь принести в жертву закрывшего портал шамана, и Михаил, не раздумывая, прыгнул бы в вечность, если бы это могло его противнице помешать.
В отчаянии он уже поднес к и без того окровавленному горлу руку с ножом… и наткнулся на оберег Ланы. Дальше он действовал совершенно импульсивно, движимый скорее отчаянием, нежели здравым смыслом. Разорвав шнурок, он швырнул оберег в ненасытное жерло зеркала Нави и упал на пол ничком, из боли и крови выстроив щит и накрыв товарищей, понятия не имея, к каким последствиям приведет его поступок. Впрочем, подспудно он понимал, что подаренный Ланой амулет сам направлял его руку.
Башня застонала и содрогнулась, портал стремительно начал закрываться. Михаил услышал дикий вопль Елены. Зеркало Нави, втягивая в себя всю собранную с помощью магии крови энергию, тащило в исподний мир и не успевшую прервать ритуал ведьму. Нескольких минут не прошло, как Ищеева оказалась заперта в ловушке темного зазеркалья, там, куда она собиралась отправить Михаила. А еще через миг зеркало просто исчезло, а в проеме входа появился Артем Соколов.
На этот раз Михаил очнулся только в медсанчасти, куда их вместе с Бергеном Хотоевым и Саней Боровиковым доставил Артем Соколов. Освобожденные пленники чувствовали себя в целом удовлетворительно, хотя в свое спасение верили с трудом.
— Я же велел, если до вечера не вернусь, запросить огневую поддержку, — медленно приходя в себя, напомнил Михаил участникам их рискового предприятия.
— Нам штатские не указ, — лукаво улыбнулся Соколов.
Потом он признался, что именно так и собирался поступить, но тут боевики на склонах открыли друг по другу беспорядочную стрельбу, а в башне и просто началось какое-то светопреставление.
— Ну, мы дождались, пока все стихнет, и решили сначала проверить, — пояснил сержант. — А там живых, кроме вас троих, никого нет. И баба эта куда-то пропала.
Берген Хотоев и Саня Боровиков переглянулись с Михаилом и ничего не сказали.
Впрочем, загадочным исчезновением Елены Ищеевой куда больше интересовался Боровиков-старший, который специально отправился в командировку на Кавказ, чтобы отомстить за гибель брата, а вместо того обрел его живым и почти невредимым.
— До самой смерти не забуду, — не зная, как еще выразить благодарность, крепко жал он Михаилу руку. — Я теперь твой должник.
Зато в редакции записанный со слов Бергена и Сани очерк о похищениях людей и издевательствах над пленными завернули, даже толком не прочитав.
— Какие зверства, какая торговля людьми? — возмутился начальник отдела. — Можно подумать, ты пишешь передовицу для газеты «Истина» или «Социалистическая Россия»! Хотя и там сейчас такое не печатают. Мы свободное издание, а не рупор власти!
— Поэтому мы должны оправдывать террористов? — вспылил Михаил, вспоминая тени убитых и замученных, которым только поединок двух схлестнувшихся между собой шаманов дал невероятную возможность взыскать за кровь и боль, а ведь сколько оставалось неотмщенных.
— Не террористов, а борцов за свободу, — строго глянул на него редактор.
Понятное дело, что о своих приключениях в сторожевой башне Михаил не писал. И так жители аула, видимо, что-то подозревавшие, требовали провести расследование убийства сородичей.
— Да они что там, охренели, свои бандитские разборки вешать на военных? — возмущался Сергей Боровиков, участвовавший в следственных мероприятиях.
Брошенный возле башни Гелендваген и положение тел убедили даже международных наблюдателей в том, что боевики и охранники Елены Ищеевой просто что-то не поделили. Саму бизнес-леди объявили в розыск. По поводу судьбы пленных жители аула в подробности вдаваться не стали.
Михаил понял, что спорить с редактором дело не менее бесполезное, нежели пытаться вывести на чистую воду одноруких бандитов и прочие игральные автоматы, плодившиеся по городам и весям, кажется, быстрее ларьков с паленой водкой. Потому, написав отчет о результатах официального расследования событий в башне, изложив версию международных наблюдателей и прокуратуры, с радостью взялся за мирный и почти сусальный репортаж о подготовке к девятисотлетию Рязани. Тем более что командировка давала возможность в рабочее время вырваться в деревню, а он хотел помириться с дедом Овтаем, который еще после поездки в Наукоград был на него сердит.
— А я тебе говорил, что следовало все этапы посвящения пройти, прежде чем лезть с дудочкой в пекло! — ворчал старый волхв, который из своей избушки-домовины на границе миров присматривал за внуком. — Дело шамана подчинять духов, а не шашкой махать, как мои безумные сыновья, которым приспичило зачем-то советскую власть защищать. Можно подумать, много хорошего им эта власть принесла. И государства путного построить не смогли, и традицию семейную не сохранили, — добавил он, возлагая на ушедших в Красную Армию сыновей ответственность за создание, а потом заодно и развал Союза.
— Так я и не махал, — оправдывался Михаил. — У меня и шашки-то с собой не было. Прадедова дома у родителей осталась.
— Поумничай ты тут у меня! — строго и плотоядно повел в его сторону носом дед. — Аниверситет закончил, а не понял, что я имею в виду? Я тебе наказывал наставника найти, а не с выползнями из Нави бороться! Мало ли о чем тебя просил Водяной! Обитатели тонких миров — они тоже себе на уме, знаешь ли, своей выгоды не упустят. А если бы ты там сгинул из-за этой русалки? Ты, надеюсь, не забыл, что последний в нашем роду?
После командировки на Кавказ дед просто демонстративно затих. В снах не являлся, а когда Михаил по возвращении домой, в первые же выходные вырвавшись на Мещору, отправился в лес, вместо знакомой с детства избушки увидел только крытую дерном почерневшую домовину на сваях. Из чего сделал вывод, что дед на него очень сердит.
Трясясь в раздолбанной электричке, направлявшейся в почти родную Рязань, Михаил думал о том, как поскорее сделать материал и успеть на автобус в сторону деревни: задабривать деда и помогать отцу, задумавшему подновить парник. Мыслил ли он, что мчится навстречу своей судьбе?
Музей-заповедник на территории кремля Михаил знал хорошо, собор помнил еще с тех времен, когда там функционировал планетарий и проводились различные выставки. Родители каждый год, а то и по нескольку раз за лето возили его в Рязань, попутно с решением хозяйственных дел развлекая и просвещая отпрыска. Сейчас возведенный еще в семнадцатом веке собор вернули церкви и к памятной дате проводили реставрацию записанной в советские времена живописи и древнего иконостаса, а в занятых разными конторами исторических зданиях собирались возродить обитель.
— Этот монастырь в Переславле Рязанском еще принимал после нашествия Батыя беженцев из Старой Рязани, — объяснял
