есть круг. Нельзя сплести кольчугу, если кончик у каждого кольца один. Коли всё так, Князь должен быть встревожен — вот и сёстры, служащие ему, встревожены. Это ощущалось. Велики и могучи лесные духи, однако Орфхлэйт никогда не мог полагаться на них одних. Князь и Круг его имеют огромное значение. Потому и мало обычных шаманов.
Потому нужные такие, как Лэйбхвинн.
— И кто же двадцать девятый король?
Самый важный вопрос. Гелла, сбросив с лица угольно-чёрную прядь, рассмеялась.
— Есть кандидаты. Посмотрим.
Ну конечно. Ничего пока не решено — кроме того лишь факта, что всё должно вскоре решиться. Тем или иным путём.
— Оставь короля нашей заботой, Лэйбхвинн. Уж прости, дорогой, но… ммм… не твоего ума дела. Иной твой рубеж. Перемены грядут, ветер Хаоса погонит колесо Порядка. Ты знаешь эту историю. Знаешь, как уже бывало. Догадываешься, как может быть.
— Знаю. Догадываюсь.
— А раз знаешь и догадываешься, то понимаешь, что нам от тебя нужно. Кто-то должен вернуть её. Ты ведь знаешь, где она, ммм?
— Знаю.
— И готов отправиться за ней?
— Ещё как.
Кто-то ведь должен. Кто, если не Лэйбхвинн? Пророчества — великая вещь, однако ни одно ещё не сбылось само по себе. Ничего великого не совершили ещё люди, на что бы их не надоумили, не толкнули и не вдохновили те, кто сильнее, мудрее и древнее.
Однако же и ничего те сильные, мудрые и древние не совершили за людей.
— Тогда готовься к дороге. — сказала Гелла. — Ты сам знаешь, что путь неблизкий и непростой, но кто-то пройти его должен. Порядок таков. Не нам ведь идти, право слово!
— Ещё понадобятся щит и меч. — впервые послышался скрипучий голос той, что лежала у очага.
Лэйбхвинн догадывался, что они понадобятся.
— Ты ведь знаешь, где щит и меч? — уточнила Гелла, хотя ответ знала прекрасно.
— Конечно.
— Тогда верни и их тоже.
Прекраснейшая коснулась ладонью его щеки. Лэйбхвинн вспомнил, как это было первый раз. Так давно… он был совсем мальчишкой. А теперь одряхлел, тогда как сёстры Круга ничуть за годы не изменились, конечно же. Да, Лэйбхвинн стар. Но совершить то, к чему с юности готовился, он всё ещё способен. Может — только теперь-то и стал способен.
Шаман ощущал страх. Впереди тяжёлые времена, истинно ужасный век. Но также ощущал Лэйбхвинн и счастье. Ведь он будет причастен к тому, о чём поколениями прочие лишь мечтали! Лишь слышали в сказках, коим почти не верили, быть может. Наверняка верили немногие. А вот Лэйбхвинн верил с самого начала: с того дня, как сказку от матери впервые услышал.
Потому-то он и здесь. Потому пойдёт туда. Всё предельно ясно, но у шамана была ещё просьба.
— Позаботьтесь о Нэйрнах. Без меня им придётся трудно. Без меня духи отвернутся от них.
Гелла так усмехнулась, словно старый шаман молвил сущую глупость.
— Нэйрны не пропадут, не волнуйся.
— А ещё позаботьтесь о Мирне. — насчёт Силис он почему-то совсем не переживал.
Гелла поднялась, подошла к шаману. Нежно обвила руками шею, прижалась, опустилась губами к самому его уху.
— Не изволь беспокоиться. О, ммм… о Мирне я славно позабочусь.
Раз так, волноваться не о чем. Это Гастон Гаскойн и Калваг не верили Гелле, как не верили позже и другие. Лэйбхвинн доверял ей всегда. Теперь ничто шамана не удерживало: пора действовать.
В темнице Мартин чувствовал себя на удивление неплохо. Он ожидал, что будут бить, но ничего подобного не произошло — в основном потому, наверное, что дартфорские застенки оказались переполненными. До мальчика тут никому особо не было дела.
Ещё Мартин думал, что их с Гевином будут держать порознь, но не случилось и этого. Бросили в одну камеру — размером с келью, пожалуй. Вопрос, почему так, отпал у Мартина сам собой, едва он увидел среди узников женщину. Раз даже женщин не держат отдельно — всем точно плевать, что в темнице происходит.
В камере, пожалуй, только двое могли расположиться более-менее комфортно — имея хотя бы возможность лечь и сделать пару-тройку шагов. А обитали здесь теперь пятеро, причём огромный Гевин места занимал за двоих.
— Что теперь будет? — спросил мальчишка Гевина первым делом, будто тот мог знать.
Но тот догадывался.
— Что-что… башки-то нам снимут, вот что. С еретиками только так: даже судить не утрудятся, сам увидишь. Предупреждал я тебя-то, дурака!
— Не стоило пытаться меня спасти.
Гевин глянул на Мартина так, будто сам готов был ему голову оторвать. На месте — и уж точно без законного приговора.
— Знаю!
— Вы не должны быть здесь…
Гвендл вздохнул, поднял глаза к низкому потолку. Кровь на его лице засохла, на рубахе — побурела. Нос, и прежде огромный, как у древнего народа водится, распух до совсем безобразного размера.
— Я-то, малец, много чего не должен был делать. Не должен был на войну идти. Не должен был там выжить. Не должен был тебя подбирать и везти в Дартфор: знал же, с кем связываюсь-то… Судьба такая.
Его мысль совпадала с мыслями Мартина. Может, юноше и не стоит винить себя за случившееся с Гевином? Может, не только с ним всё происходит как должно — но и купец-бакалейщик зачем-то обязан был оказаться тут, вместе с Мартином?
Может, всё это по-прежнему имеет смысл? Вот только какой…
— Еретики, значит?
Это спросила женщина. Она была немолода — примерно ровесница Гевина, и некрасива. Весьма полная, с обвисшими щеками, поросячьими глазками. Каштановые волосы с проседью слиплись: не мыли их давно.
— Он-то не еретик, а дурак. — ответил Гевин. — А я дважды дурак.
— За глупость сюда не сажают.
— За великий ум-то тоже.
— И правда…
Женщина улыбнулась. Мартин отметил, что улыбка у неё чистая и очень милая — в отличие от прочей внешности. Мальчику показалось: это добрая женщина.
— Меня Далией звать. Травница я. Эти говорят — ведьма.
— И что, зря говорят-то?
— Коли была ведьмой, ушла бы.
— Да, нас считают еретиками… — вступил в разговор Мартин. — Я проповедовал на площади. Хотел объяснить, что… что всё неправильно. Всё в Церкви не так, как надо. Но не получилось.
— Вот это неожиданность! Не получилось! — послышался мужской голос. — Да вы точно оба двое дураки. Причём концевые, зуб даю! Концевые...
