С мерзким чувством безысходности я съел все что было и лег на камень. Надо было что-то делать, как-то выбираться из этого поганого места, только как? Изо всех сил стал давить, а потом грызть кустарник, но толку никакого не было. Выхода нет. Нет выхода и нет надежды. Что мне делать? Вдруг я услышал за кустами шорох. Вглядевшись в темноту я увидел еще одну пещеру, в которой сидел зверь похожий на тех больших лягушек, только весь в шерсти. Он держался за ветки кустов и смотрел на меня. Я сильно испугался и застыл, глядя ему в глаза. Там не было злости и враждебности. На меня смотрела печаль и пустота. Не выдержав взгляда, я лег на пол и закрыл глаза. Этот взгляд смотрел на меня даже при закрытых глазах. Печаль и пустота. Неужели кто-то живет в таком состоянии? Вряд ли я смог бы представить себе что-то хуже такого существования. Глядя в эти глаза, я мысленно стал звать к себе маму, надеясь, что она придет и освободит меня из этого жуткого места. Но время шло и ничего не менялось.
Сквозь сон я почувствовал, что сильно хочется отлить. Приоткрыв глаза я огляделся вокруг. Со стороны решетки пробивался свет. В дальнем темном углу стояло ведро и какой-то длинный ящик. Со всех сторон были каменные стены. Подойдя к ведру, я заглянул в ящик и за стеклянной крышкой обнаружил, что это гроб с Владеймиром Кирпичом Глининым — вождем всех времен и народов.
— Грибочки до сих пор плющат — вслух подумал я и звонко зажурчал в ведро.
— Але, ты ссы тише, всех соседей по палате разбудишь — услышал я ворчание с другого темного угла, как раз напротив моего лежака.
— Сори. Я думал, что тут никого нет — извинился я в пустоту и направил струю на стенку ведра.
— Думать нужно меньше, а делать — лучше. Умников расплодилось как грязи, даже здесь от них покоя нет — возмущался кто-то.
— А здесь — это где? — поинтересовался я
— Ты че, але на, с дуба упал или совсем дебил? Глинина у параши видал?
— Ну видал. Только я подумал, что меня глючит и он не по настоящему.
— Думал он… по настоящему… — бурчал тот же голос
— Постой, если это в натуре Глинин, то насколько мне не изменяет память обитает он в Нампозлее на Коричневой площади.
— Пять баллов в зачетку, а теперь спать ложись, профессор.
Я послушно вернулся на топчан и предался размышлениям. В камере было прохладно, тихо и спокойно. Полежав здесь какое-то время, я обнаружил, что мысли мои стали медленными и плавными. Окружающая обстановка магическим образом отбрасывала всю бытовую суету и навевала о вечном. Мои соседи своим молчаливым присутствием направляли раздумья на какую-то ироническую волну.
За окном раздался колокольный звон.
— Что это, Курганты? — тихо спросил я в темноту.
— Нет, будильник. Вставать пора — послышалось из угла, откуда вылез опухший волосатый мужик в семейных трусерах. Схватившись за волосатую грудь левой лапой, он протянул мне правую и прорычал — Иван.
— Вася.
— Понятно, ты чем живешь? Я так, из любопытства. Ведь не каждый смертный позволит себе с вождем отмораживаться.
— Я журналистом работаю, приезжал к президенту.
— С Пукиным, что-ли нажрался? — повеселел Иван.
— Да нет, у Богриса Нимболаевича Бздельцина интервью брал.
— Ну и как он, в тонусе?
— А что, по мне не заметно?
— Да, силен мужик. Так бухать и дожить до его возраста не каждый сможет. Прикольно было бы его здесь заспиртованного повстречать. И что он тебе рассказывал?
— Как свои мемуары диктует. Пожаловался, что медленно они как-то пишутся. Предлагал мне в его секретари идти, так как его нынешний пить совсем не умеет, а как выпьет, так совсем не понимает, что ему диктуют.
— Что-нибудь прикольного рассказывал?
— Да там же все государственная тайна, а так вспоминал, как начиналась его героическая жизнь в кремлевских войсках, где он бдел покой нашего вождя.
— Ни фига себе! А я и не знал, что он здесь с самой молодости тусуется. Говорили он с какой-то деревни приехал.
— Ну правильно, у нас каждый должен долг родине отдать, а у него похоже был конкретный долг к вождю.
— А дальше что?
— Ну как-то он был в наряде по ихней столовой и там набухался с сослуживцами. Пацаны в караул втыкать пошли, а он хлеб резать. Там стояла автоматическая хлеборезка, которая ему палец и отчекрыжила. Обрубок ему перебинтовали, только в почетный караул такого дефектного больше не пустили, а отправили в Крем» Ль» ночным сторожем. Вначале боец расстроился, но потом ощутил все прелести службы.
Ночами в КремЛе оказалось очень даже весело. Там он стал подрабатывать банщиком, барменом, стриптизером и сутенером в одном флаконе. По- пьяни каждый член партии старался чем-нибудь помочь герою — инвалиду Великой Революции. В конце концов он тоже стал комуклистом, а потом и почетным членом партии. Используя старую тактику своих полученных профессий, он легко находил общий язык с нужными членами, которые оценили его по достоинству и присвоили ему титул «мистер президент». После такого триумфа он полетел покорять мир тем же проверенным способом. Но годы берут свое, а в политике нужны здоровые члены и поэтому его в Новогоднюю ночь за праздничным столом отправили на пенсию. Вот так молодой колхозник по- пьяни стал президентом страны, которая совсем недавно мучалась под гнетом сухого закона ненавистного всем Гробачева.
— Помню я времена классности и перестрелки. — впал в ностальгию Иван- Народ сменил лозунги и флаг на триколор с коронованным глистом — мутантом как на гербе царского режима, который они же и разрушили. У таких как я появилась возможность строить свое светлое будущее не через транспаранты, меняя власть народную на народную, а конкретно делать дело, как я умею. Это уже потом, когда все друг друга поперестреляли, уцелевшие крупные бизнесмены пришли к политическим рычагам власти, а в те времена был полный беспредел. Я считаю, что только в полном говне народ ощутил, что ему на самом деле нужно. Одним понадобился Бог, другим свобода, третьим деньги и власть. Шанс
