соделанное.
– И ведь даже почти справились, жаль только пальма и горшок под диван никак не пролезли! Остались как доказательство котобеспредела! – рассмеялась Дашка. – Ладно, если уж мне непременно нужно что-то делать с землёй, то я лучше дома полы вскопаю, надо же как-то убрать то, что вы тут порассыпали!
Дашка не знала, что у бабули выдался воистину день потрясений – когда она позвонила дочери, чтобы та немедленно повлияла на Дарью, то услышала в ответ:
– Мам, отстань от неё! Просто отстань! Если тебе очень нужен этот огород, давай я тебе найму кого-то, чтобы вскопали, или что там ещё с ним надо делать.
– Анастасия! Твоя дочь что, влюбилась? В кого? Да ты понимаешь, кого она может привести в семью? Кто на неё позарится-то? Слесарь или дворник? – холодно уточнила любящая бабушка.
– Знаешь, на кого позарился мой муж? Знаешь, да? Вот и не говори ничего по этому поводу! – огрызнулась Дашкина мама. – Ты всегда так гордилась своим зятем, породой… Словно мы призовые овчарки на выставке. И что теперь? Сказать тебе, с какими требованиями он пришел на суд по разводу? Хочешь услышать? Да пусть у Дашки будет слесарь, только порядочный, я и то за неё порадуюсь!
Странно как меняются взгляды на жизнь, когда в зале суда от родного, ой, уже неродного красавца-мужа слышишь кучу издевательских слов и абсурдных требований, когда видишь, с каким сочувствием смотрит на тебя судья и всё-таки настаивает на примирении, когда ещё три месяца надо как-то жить в одной квартире с уже совсем-совсем чужим человеком, который ещё совсем недавно так умело притворялся близким и своим.
– Настя, ты что? С ума сошла? В нашей семье слесарь? – едва не осипла от потрясения мать.
– Главное, чтобы не закончилось так, как у меня! – твёрдо сказала Анастасия. – Хотя, я ей, конечно, не слесарей подбираю…
– Погоди… я что-то не поняла! Кого ты ей подбираешь, зачем?
– Затем, мамочка, что твоя старшая внучка тоже имеет право на семью. Нормальную семью, а не выставочную! – всхлипнула Анастасия. – И никакая она не уродка, не смей так о ней говорить! Я тебе и раньше не позволяла её так называть, а теперь тем более не позволю!
Слёзы бывают такие разные… Есть лёгкие, солнечные как грибной летний дождик. Они искрятся, когда падают, высыхают, не долетев до земли, мешаются со смехом, с радостью, рассыпаются радугой счастья над головой.
Бывают тяжёлые, горькие и безнадёжные – слёзы потери и прощания, когда уже ничего не изменить и не вернуть, когда они текут и капают обреченно и увесисто, отделяя, отсчитывая своим падением горе.
Бывают слёзы злые, по закушенным губам, поперёк всему, назло всем.
А бывают горючие и отчаянные – слёзы разбитого вдребезги, разодранного и растоптанного счастья. Истинного или воображаемого счастья, которое обернулось унижением, яростью и разочарованием. Такие могут течь, смывая всё лишнее, заставляя вглядываться в то, что уже прошло, видеть ошибки и чужие, и свои.
Анастасия никогда в жизни столько не плакала, как сейчас. Никогда раньше не думала столько о своей жизни, раньше казавшейся просто сказкой. Сказкой для прекрасной принцессы.
– Я прекрасна, он прекрасен, чего ещё желать? И жили они долго и счастливо! – ревела она, громя сервиз, подаренный им с мужем на свадьбу. – Прекрасный принц желает всё пополам? Будет ему пополам! Где весы? Я ему ровно половину осколков отвешу, как в аптеке.
Невольно приходили мысли и о дочерях. Младшие старательно делали вид, что развод родителей их не касается, что их любимый прекрасный папочка просто куда-то в командировку уехал… Выслушивала её и утешала только Дашка. Некрасивая, заброшенная Дашка, у которой оказалось гораздо больше понимания и доброты, чем Анастасия себе могла представить.
– Я найду ей мужа! Из-под земли вырою! Пускай, он не будет красавцем… Да растереть и расколотить эту ерунду вместе со свадебным сервизом! Главное, чтобы ценил то, что в ней есть! – всхлипывала Анастасия над пакетом с сервизными осколками, стоящей на весах. – А всё мать и отец! Ой, Настенька, что тут думать… Ой, Настенька, он такой красавец, родители богаты, сам с образованием…Ой, Настенька, хватай, пока никто не увёл! Что я, дyра, только школу окончившая, понять-то могла? Откуда мне было знать, что он все эти годы налево ходил? Как же, разве ж такая крысотищщща-то может одной бабе принадлежать? И кто я теперь? Принцесса? Прекрасная лань? Счас! Коза я рогатаяяяя!
Горючие и отчаянные слёзы смывали лишнее, давая увидеть не только осколки и обломки сервиза, но и хрупкие, позвякивающие под ногами останки иллюзий…
Дашка оказалась совершенно не готова к такому странному времяпровождению…
– Удивительное дело, как много можно сделать, когда ничего никому от тебя не нужно! – рассуждала она вслух, готовя себе яичницу и ловко уклоняясь от полосатой ракеты – Марика, который затеял веселую возню с её ногами. – Никто ничего не хочет! – радостно недоумевала Дашка.
Смартфон зазвонил тут же, словно специально в засаде дожидался этих слов.
– Ага… Диана-охотница… А чего ей надобно? – уточнила Даша у трезвонящего смартфона. – Не знаешь? А я вот знаю! И нужно ей, чтобы я рассказала, как аванс считается… Ага, счас! У неё было две недели, чтобы это выяснить. Не захотела? Станция Березай, хошь – не хошь, вылезай! Так, а вот вылезай-ка ты, Коша из-под скатерти… Что ещё за фокусы – яичницу некуда поставить – стол ходуном бегает!
Смартфон приглушенно верещал, вызывая на лице Дашки мечтательно-хулиганское выражение, яичница была прекрасной, весеннее солнышко, запутавшееся в бело-цветочной занавеске, каталось там пойманным и весёлым солнечным зайцем. Ветерок, влетавший в окно, манил за собой, в молодую яркую зелень деревьев, в весну, в радость, и Дашка решилась.
–Да, знаю, что убраться надо, и погладить, и постирать, ииииии… ух, сколько всего надо, но у меня сегодня первый день праздника непослушания! Так что пойду-ка я… гулять!
Удивительно неожиданные вещи случаются с человеком, который вдруг выходит на прогулку не с целью пройти пять тысяч шагов, не для встречи с подругой, не для того, чтобы что-то где-то посмотреть, а в одиночку и за «простотаком», за своим солнечным зайцем и чудесным настроением.
Правда, Дашка об этом не знала – она просто купила себе мороженое и шла в парке, беззаботно помахивая сумочкой .
Какие-то крики у себя за спиной она проигнорировала по причине того, что она абсолютно точно не Джек и всякие «нельзя-стоять-ко мне» к ней никакого отношения не имели. По крайней мере ей так казалось, пока её что-то не догнало и не толкнуло в районе поясницы с такой силой,
