или в поле за лошадью с плугом ходить, — сказал Баламут. — Сидеть виноград кушать, а после того пальцем с золотыми перстнями махать, выбирая, куда дружину направить — тут любой сгодится.
— Ты совсем ничего что ли про княжеские заботы знать не знаешь? Ни про войну, ни про хозяйские дела, ни про политику? — спросил Алексей.
— Вся политика это развлечение для детей младшего возраста, — отмахнулся наёмник.
Княжич плюнул со злости.
— Мелешь, сам не зная что.
Баламут ехидно засмеялся.
— Ладно, ладно, ваша княжеская светлость. Не велите казнить, дурака неразумного. Ничего в ваших делах я не понимаю, но очень благодарен, что защищаете меня от всяких бед и невзгод.
— Да не тебя защищаем, — с ядом в голосе ответил княжич — а честной люд, от таких, как ты.
Баламут, казалось, совершенно искренне возмутился.
— Никогда я простой честный люд никакой грабил. Обманывал — возможно. Приукрашивал всякое — что же, тоже бывало. Но чтобы грабить — никогда. А если мы говорим про всяких толстосумов, что жиреют на страданиях простых душ, так тут разговор иной. С них, знаешь, не убудет, коли они мне пару чешуек серебром подарят за то, что я изгнал с их огорода лешего, или птицу-сирин, или ещё непойми какую тварину. Им самим же после этого спокойнее живётся. Сам подумай. Сидит себе, купчишка какой, на сундуках с золотом, да глаз сомкнуть не может. Только дрожит весь, что сейчас в хоромы ворвутся домовые с оборотнями, да всё его добро утараканят в лес. А тут я прихожу, весь из себя такой красивый, и всего-то за парочку жалких монеток даю ему уверенность, покой и крепкий сладкий сон.
— Тем и живёшь? — спросил княжич.
Баламут кивнул.
— В целом да. Где кому уверенности прибавить, что страшных монстров за навозной ямой не прячется. Кого убедить, что на тракте его феникс в небо не утащит. Предварительно убедив в обратном, разумеется. А между делом можно о подвигах своих боевых рассказать в том или другом кабаке, получить за это кружечку пива, или кусочек курочки жареной. Жаловаться не приходится. Только, понятное дело, в одних и тех же местах лучше часто не показываться. У некоторых потом вопросы возникают нехорошие.
Княжич рассмеялся.
— Могу только представить. Ну же, расскажи.
— Не, повесишь ты меня потом на первой осине, знаю я вашу княжью милость.
— Да хватит тебе. С тобой я уже всё понял и всё тебе простил. Считай, все прегрешения в княжестве Псковском отпустил я тебе. За спасение своё от стрыги, за то, что вернулся. Хотя нет, вот княжну спасём, тогда точно прощу, а пока ещё подумаю.
Баламут склонил голову в шутливом поклоне.
— Благодарю покорно за такую щедрость. Из меня слезу почти выбило. Того и гляди разрыдаюсь у вас на плече, княжий сын, соколик мой милостивый.
Дурное настроение Алексея окончательно развеялось.
— Давай, — повторил он, — расскажи чего из своих приключений. Скоротаем вечер, ехать сегодня куда-то уже всё равно не получится. Кони только ноги в темноте поломают.
Баламут хмыкнул и задумчиво потёр шрам.
— Ладно, сказал он наконец. — Случилась как-то раз со мной такая история. Плутал я между деревнями и предместьями в поисках, где едой перебиться и ночлегом тёплым, да всё мимо. Не верили местные в мои рассказы о жутких тварей, что вокруг обитают. Странно, обычно-то долго объясняться не приходилось, а тут такое. Уже желудок к спине прилипать начал, хоть на охоту иди. Ну, что делать. Пошёл я на хитрость. Зашёл я в город один и говорю, так мол и так, горожане добрые, повадился в соседней деревне, Нижние Камушки, монстр злой обитаться, о шести ногах. Ходит по ночам, скот ворует. Того и гляди на людей нападать начнёт, надо прибить его. Я готов взяться, за плату малую. Меня только на смех подняли. Дескать, где это видано, чтобы волки на шести лапах бегали. А других тварей, что скот воруют, на белом свете не водится. Я плечами пожал и ушёл. Но сам бродягу одного сыскал, да за обещание пирога с зайчатиной, разъяснил, что сделать надо. Пришёл он после моего в город и говорит. Якобы он из Нижних Камушков, тревожно всё и неспокойно там. Скот пропадает, а из всех следов что есть, только отпечатки шести когтистых лап на земле. Народ всполошился, по всем углам шептаться начал и двери на ночь заколачивать. А я на следующий день пришёл на базарную площадь и молча из мешка шесть отрубленных лап вывалил. Купил у лесника за две копейки, те, что покрупнее были. Вот это был эффект, что надо, я тебе скажу. Три дня меня потом кормили и поили, нарадоваться на меня не могли, на улицах подбегали, деньги в карманы совали.
Княжич засмеялся.
— Вздёрнуть бы тебя, конечно, надо за такое, — сказал он. — Но уж раз простил за былые прегрешения, так простил.
Баламут изобразил, будто утирает слёзы.
— Благодарю покорно. Но смех-смехом, а решать надо. Как нам княжну искать? С чего начать? Куда пойти, куда податься. Есть идеи?
— Нет.
— И у меня нет.
— Что же будем делать? — спросил Алексей.
— Вот бы узнать, — Баламут пожал плечами.
— Давай думать, — княжич подпёр лоб кулаком.
— Я как-то раз пробовал, мне не понравилось, — ответил Баламут, ковыряя грязь под ногтями кончиком ножа. — Каждому своё, я считаю. Кто-то умеет думать. Кто-то умеет пахать землю или сражаться. Кто-то невероятно красив и обаятелен. Я выбрал последнее и пока не жалею.
— Ты меня только отвлекаешь.
— Не отвлекаю, а подсказываю. Как гласит народная мудрость — если боги не даровали тебе мозгов, поищи того, кому повезло больше.
— Это что ещё значит?
— Говорю, нужно обратиться за советом к кому-нибудь мудрому. Есть подходящие люди на примете?
Алексей присел поудобнее, ожесточённо почесал макушку.
— Живёт неподалёку один мудрец, — наконец сказал он. — Ему лет сто, а может и все двести. Или того больше. Отец говорил, что когда он был мальцом, тот уже был древним стариком. С тех пор, почитай, ещё зим двадцать
