Ебаный год. А у тебя уже роман по интернету. Как ты там ему писала, что хочешь сосать его член…
— Твой!
— Его! Ты думала что пишешь ему! Не мне!
— Но он — это ты! Ты! Как ты смеешь обвинять меня? Я с ума сходила, я засыхала, я увядала без тебя. Я похоронила тебя, я ездила на твою могилу. Да…потом появился мужчина похожий на тебя и я повелась. В этом моя вина?
— Сука! — рыкнул и сдавил мои щеки, — Ты просто похотливая, голодная сука, которая клюнула на самца!
— На тебя! Этим самцом был ты!
— Ты не знала!
— Знала!
И укусом впиваюсь ему в губы, он снова жадно отвечает. Мы каким-то образом буквально падаем на стул. Он садится и я сверху. Его член уже во мне. Быстрым движением, в мокрое от его спермы влагалище. Мы снова трахаемся. Я не могу описать этот секс. Он быстрый, он жадный, он бешеный. Наши тела шлепают друг о друга. Мы стонем и мычим как животные, Женя яростно насаживает меня на себя, мнет мою грудь, кусает через платье и лифчик соски, оставляет засосы на моей шее, впивается в нее зубами. А я скачу на нем как оголтелая, он закрывает мне рот ладонью, а я кусаю ее до крови и извиваюсь на его члене. Клитор натирается о пульсирующий ствол, увитый выпирающими венами. Я помню его…помню по фото которые высылал Дикий…Меня выгибает от оргазма, я буквально падаю на Дикого, а он стискивает мою поясницу и насаживает на себя еще быстрее.
— Аленаааа…мать твою….Моя Аленааа…, - рычит и снова кончает, запрокидывая голову, скалясь от наслаждения.
Теперь я глажу его голову, все еще сидя на нем, с его членом внутри себя, а он сжимает мою спину. Мы оба взмокли от пота, мои волосы спутались и упали ему на лицо. Я все еще вздрагиваю и он вместе со мной. Потом я роняю голову ему на плечо и он продолжает гладить мою спину.
— Я скучал… я так адски скучал по тебе. Не удержался. Слово дал, что в покое оставлю. И не смог.
— У нас…сын…
— Что?
Вскидывает меня, всматриваясь в мое лицо, вглядываясь в глаза.
— Что ты сказала?
— Сын у нас…Женя зовут и дочь Настя…Аня твоя родила. От тебя и в роддоме выкинула. Я удочерила.
Молчим вместе. Он бледный, осунувшийся. Взгляд отвел, смотрит в сторону. Потом меня с себя снял, одежду в порядок привел. Салфетки мне принес.
Больше мы не разговаривали. Молчали. Он сел за стол. Молча принялся есть. Очень жадно, очень быстро. А я смотрела на него и тихо плакала. Просто слезы по щекам текли. Поверить не могла, что он живой. Доел, закурил. Потом вдруг резко спросил.
— Покажи детей.
— Сотовый забрали…потом покажу.
— Я думал… знал, что родила. Думал это мужа твоего. Что ты с ним.
— Я с ним давно ничего…очень давно. Твой сын. И твоя дочь.
— Спасибо, что забрала ее…я пытался узнать, что с ребенком, но с тюрьмы сильно не узнаешь.
Я жадно смотрела на него. Изменился, похудел, но в тоже время стал сильнее, все мышцы накачанные, выпирают. Волосы очень короткие, почти лысый. Взгляд из-под бровей. Дикий. Самый настоящий. Мой Женя и в то же время другой. Чужой. Словно стену между нами выстроил. Я чувствую это отчуждение. Только понять не могу почему…неужели из-за того, что приехала к Дикому?
— Что делать будем, Алена? Я здесь надолго… На пятнадцать лет.
От его слов все плывет перед глазами. Он тоже молчит, рот сжат, кулаки сжаты.
— Можешь приезжать трахаться иногда. Но толку от этого? Я же понимаю, что пятнашка это слишком долго.
Он говорит, а меня по нервам режет. Мне больно от каждого его слова. Он словно бьет меня наотмашь по лицу.
— Иногда люди выходят раньше…, - тихо говорю я.
— Не про меня. Я кое-чего еще натворил. Так что это мой срок и мотать я его буду от звонка до звонка.
В дверь постучали.
— Все. Хватит сестру ебать. Выходи. Свиданка кончилась!
Я даже попрощаться не успела, сказать ничего не успела. Слова его в голове ударами бешеными отбиваются. Пятнадцать лет. Мотать от звонка до звонка. Сколько мне через пятнадцать будет…почти шестьдесят? А ему всего сорок…
Его уводят. Но мы не прощаемся. Он на меня даже не смотрит. А я руки сжала в замок и стою. Пошатываясь. Мне так плохо, меня буквально выкручивает. Вот-вот заору. Но и этого не могу.
— На столе прибери. Тут уборщиков нет! Жратву оставь только! Не забирай! — рявкнул конвоир и дверь прикрыл. Я все в пакеты поскладывала, руки дрожат, дышать нечем. Словно с ума сейчас сойду.
* * *
Еду домой, а мир за окном моей машины кажется совершенно чужим. Слезы не перестают катиться по моим щекам, каждая из них — отголосок боли, разочарования и потерянной надежды. Мысли путаются, сердце сжимается от осознания тяжести того, что я узнала. Радости нет…точнее есть одна — он жив. Наверное, самая главная радость. И боль — жив, но со мной уже не будет никогда.
«Ты можешь приезжать трахаться…» — сколько цинизма в этих словах, презрения. Между нами не было понимания еще тогда, а сейчас его вообще нет. Женя будет в тюрьме еще пятнадцать лет… Эта мысль крутится в моей голове, не давая покоя. Как много времени это… Слишком много для ожидания, слишком много для надежд, которые могут так и не сбыться. Я пыталась представить наше будущее, но передо мной встала непреодолимая стена реальности.
Шестьдесят. Он выйдет и мне будет шестьдесят. Детям по шестнадцать…Что останется между нами? Если вообще будет. Я бы ждала…но это не будет нужно ему. Старая женщина. Зачем? Он выйдет еще молодым. Сможет начать все сначала. Это все не имеет смысла. Это конец… Даже не начало. Мы с Женей не можем вернуть то, что было у нас, не можем начать заново, как будто последний год не существовал. Он сильно изменился. Я видела
