Живопись на паутине поражает своей прозрачностью. Если картину поместить на свет, ее можно рассматривать и с обратной стороны.
Очень часто эти картины вывешивались в окне, чтобы их можно было рассматривать на свет. А иногда их заключали между двумя стеклами в красивую деревянную рамку.
Средние габариты картин, выполненных на паутине, не превышали размера современной почтовой открытки. Самая маленькая картина имеет в длину 10 сантиметров и в ширину 7 сантиметров.
Мы очень мало знаем об Элиасе Прюннере. Известно лишь, что он творил в середине XVIII столетия, и хотя профессионалы художники называли его «посредственным» живописцем, его картины впоследствии очень тщательно разыскивались.
До нас не дошло ни одной картины, подписанной Прюннером. Мне удалось обнаружить в замке Амбрас четыре анонимные работы, выполненные на паутине.
Капитан стражи замка Иоганн Примиссер писал в 1777 году в своей небольшой книжке «Краткие сведения о редкостях замка Амбрас в Тироле», что среди ценностей замка были и картины на паутине.
Возможно, он имел в виду картины Иоганна Бургмана, ученика и последователя Элиаса Прюннера. Этот художник также происходил из долины Пустерия. Он начал свою деятельность как церковный художник, но успеха не имел и был бы наверняка давно забыт, если бы не занялся живописью на паутине. В настоящее время известно около 67 картин Бургмана.
Другим последователем Элиаса Прюннера был его родственник Иоганн Прюннер. Он первый предпринял попытку создать гравюру на паутине (до нас дошло четыре его гравюры). Его тончайшая гравюра «Мадонна с младенцем» — вероятно, самая старая из дошедших до нас гравюр на паутине.
Живопись на паутине привлекла и некоторых других художников из долины Пустерия и из Зальцбурга. Некоторые работы тирольских живописцев являются копиями известных картин, но выполнены они в очень своеобразной манере. Примером может служить та же «Мадонна с младенцем», которая находится в Честерском соборе в Англии. Это миниатюрная копия прославленной «Мадонны» Лукаса Кранаха Старшего.
После смерти Бургмана в 1825 году живопись на паутине почти совершенно угасла. И лишь в семидесятых годах XIX века она возродилась в северном Тироле. Но художники пользовались паутиной из долины Пустерия — того уголка страны, в котором зародилось это искусство. Они рисовали в основном тирольские пейзажи и жанровые сцены из народной жизни. Особенно популярны были миниатюрные копии картин известного австрийского художника Франца Дефреггера. Картины по-прежнему пользовались большим успехом.
В конце девяностых годов прошлого столетия девушка из американского города Фейетвилла (штат Теннесси) прочла об этом уникальном искусстве в одном из журналов и предприняла попытку повторить опыт тирольских живописцев. Ей потребовалось два года, чтобы создать первую картину. Первый опыт оказался довольно успешным, и она прекрасно овладела техникой живописи. И, наконец, недавно на одной из выставок в Вене демонстрировались миниатюры на паутине работы современного австрийского художника Юстинуса Содана. Хочется надеяться, что это не последние попытки.
Айна Кессирер Перевод с английского Г. Бена
Емилиян Станев. Сквозь снег и ветер
Вечером, когда стая диких гусей покидала тихий залив большой реки, снегопад усилился.
Низкое непроглядное небо, казалось, рассыпалось на миллиарды частиц, которые бесконечными хороводами устремлялись к земле. В сумерках мглистой зимней ночи спинки гусей белели от мелкого зернистого снега. Он отяжелял крылья, забивался ледяными иглами в вытянутые шеи, застилал глаза...
Более слабые птицы, жалобные стоны которых раздавались где-то в конце большой клинообразной стаи, теряли равновесие и, закруженные вихрем снега, отставали. Вьюга относила их вниз, в пропасть, где едва виднелась белая равнина. Тогда строгие крики четырех вожаков заставляли стаю сбавлять скорость. Старые гуси ободряющими вскликами призывали отставших. Цепь растягивалась, принимала измученных птиц и, словно подчиняясь команде ведущего, снова начинала махать в такт крыльями.
Ритмичный шум крыльев сливался со свистом ветра и придавал птицам смелость.
Гуси стремились лететь строго горизонтально, один за другим — так было легче.
Несколько раз ведущий пытался поднять стаю выше, где, как ему подсказывал инстинкт, ветер слабее. Но его уставшие товарищи не могли следовать за ним. Число отставших увеличивалось.
Когда их крики стали уж совсем отчаянными, ведущий отделился от клина. Его место занял другой сильный и опытный гусь.
Старый вожак спустился немного, собрал отставших птиц, выстроил их по короткой наклонной линии и стал во главе ее. Так за большой цепью потянулась другая, которая все время увеличивалась. Несколько минут гуси летели безмолвно. Стая входила в узкое ущелье. Бдительность ведущего усилилась. Птицы уже видели занесенные снегом горы и слышали сквозь шум вьюги рев реки. Вожак тревожно вертел головой. Его маленький глаз поминутно устремлялся то вверх, где встречал густой рой снежинок, то вниз — на извивающуюся черную линию воды. Время от времени ведущий окликал всех тихим, но строгим гарканьем, на которое хором отвечали старые гуси.
Вдруг послышался свист стремительно рассекаемого воздуха. Один из вожаков издал несколько предупреждающих криков.
В ночной темноте, словно светлые тени, проплыли три лебедя. Они летели безмолвно, вытянув длинные шеи.
Стая заволновалась, как бы приветствуя их. Но лебеди проследовали молчаливые, надменные и исчезли, поглощенные вьюгой.
Долгое время птицы не могли успокоиться. Эта встреча напомнила им о летних вечерах на берегу большой реки, о ее зеркальных водах, о плодородных полях, о тихих румяных зорях. Когда стая миновала ущелье, в котором злобно бесновалась вьюга, крики гусей стали еще возбужденнее. На равнине виднелось громадное, похожее на сияние светлое пятно. Оно звало, обещало прибежище...
Но строгие клики ведущих заставили молодых гусей умолкнуть. Отрывистое гарканье вожаков предупреждало об опасности. В снежной мгле неожиданно блеснули тысячи ярких точек. Огненная панорама города одновременно и притягивала и пугала. Через несколько минут гуси уже летели над улицами. Они видели черные фигуры людей, разноцветные рекламы, автомобили, которые тонули в сугробах, ощущали тяжелый запах дыма. Город казался им оазисом, где зима была не такой суровой.
Привлеченные светом, измученные птицы незаметно спускались все ниже и ниже. Цепи расстроились, порядок был нарушен. Напрасно вожаки издавали тревожные крики. Некоторые гуси отстали и разлетелись в светящейся мгле в разные стороны.
Два часа бороздили птицы небо над городом, собирая своих товарищей. Только к полуночи стая вырвалась из предательского света и снова устремилась по течению реки. Сейчас гарканье гусей было отчаянным. Оно звучало тихо, как стон. Птицы искали место для отдыха.
Далеко от города, на реке, они заметили маленький продолговатый островок. Облетев его несколько раз, гуси спустились к низким ивам и сразу умолкли.
Несколько минут стояли они неподвижно в снегу, из которого торчали только их длинные шеи. Затем один за другим вошли в черную воду и жадно обшарили берег. Утолив голод, птицы легли в снег и, спрятав голову под крыло, тотчас заснули. Только вожаки бодрствовали.
Вьюга стихла. Мгла на полях начала рассеиваться. Горизонт расширился и еще ярче осветился желтым сиянием города. Над островом пролетели со свистом маленькие стаи птиц.
Неожиданно один из сторожей издал громкий крик. Он заметил тень выдры, которая бесшумно плыла к острову. Гуси встрепенулись и поднялись в воздух. Но один замешкался, и все услышали его предсмертный стон.
Стая попыталась сесть опять, но сильные мышеловы", спавшие в ивах, испугали ее.
Тогда вожаки повели гусей к горе.
Несколько раз птицы пытались перелететь через ее вершину. Они потеряли в темной холодной мгле многих товарищей. И все же стая вернулась, снова построилась, набрала высоту и опять устремилась на юг.
Но вот наступило утро — серое, безнадежное, холодное. Казалось, что свет исходит не от неба, а от снега. Измученные гуси сели на берегу маленькой горной речушки, недалеко от додана; громадное деревянное колесо напоминало о людях и заставляло быть начеку. Стая уменьшилась наполовину. На грудках птиц висели кусочки льда, усталые крылья были опущены. Большинство гусей легло в снег и заснуло.
Над ними зловеще кружились болотные ястребы, а в кронах ив сидели и терпеливо ждали громадные белые мышеловы.
Целый день гуси летали над рекой. Белое поле было полно опасностей. Птицы видели людей и повозки, которые прочерчивали паутинки дорог; видели заснеженные села, откуда доносились клики их прирученных собратьев: они словно звали путешественников спуститься в теплые дворы. Иногда раздавался выстрел, что-то свистело в густом, холодном воздухе. Испуганные птицы разлетались, а затем поднимались еще выше над негостеприимной землей. Но кто-нибудь из них отделялся от искривленной цепи, и другие видели, как он беспомощно садился на поле и звал товарищей отчаянным гарканьем.
