Через мгновение на его кожу опустились механизмы. Было ли это легким зудом, вибрацией или просто иллюзией? Пока Салех хлопотала над своими приборами, он смотрел за окно, на снег. Она что-то объясняла насчет мозговых извилин, гиппокампов, нейро-передающего контроля и парасимпатической нервной системы, но ему не хотелось слушать. Сочные плоды тяжело свешивались над его ложем. Груши были такими спелыми, что сладкий сок пробивался сквозь плоть и орошал их мягкие изгибы.
Он поймал себя на том, что смотрел на женщину, насыщаясь ее телом. Ее маленькие груди круглились под делового покроя платьем, он видел упругость ее ягодиц, когда она поворачивалась, чтобы настроить что-то в аппаратуре. Он представлял ее кожу скользящей по его телу, ее мягкое тепло и бег ее острого языка по его животу, мимо пупка. Она потянулась над ним, чтобы коснуться какого-то регулятора, и он схватил ее и притянул к себе.
Невыносимая боль вспыхнула внутри, и он съежился. Успешно ткнув его в солнечное сплетение задеревеневшими пальцами, Салех отступила от кушетки на пару футов и внимательно посмотрела на него.
— Извините, — выдавил он.
— Приучайтесь управлять собой. Немедленно угомонитесь.
Его кровь постепенно остыла. Он чувствовал себя так, будто только что выполз из своей капсулы, чтобы вдохнуть свежего воздуха.
— Хорошо.
— Вы отправитесь завтра утром, — сказала она. — Вместе с конвоем до Иллинойса. Я распоряжусь.
— Чудесно, чудесно. — Он непроизвольно проводил ее взглядом. За ледяным окном нежный снег белел под деревьями, как кожа женщины под лаской ночи.
Каринта прекрасно помнила минуту, когда впервые увидела Стива Хардта. Ее команда уже больше месяца пыталась наладить общение с беженцами Югура. Солнце появилось над холмами, и вся команда сбилась в кучку, следя за полосой света, подбирающейся к ним по траве. Походная плита шипела: утренняя смена увлеченно готовила овсянку. Чужеродный для этих мест запах кленового сахара повис над Анатолийским нагорьем.
Ночью прибыла новая партия. Каринта раздраженно заметила, что кто-то из новеньких установил свою палатку-купол на тропе к отхожему месту. Она со злостью смотрела на нее, и в этот миг палатка дрогнула, как яйцо, из которого проклевывается птенец, и из нее выполз мужчина. Что-то — возможно, спальный мешок — уцепилось за его ногу. Он стряхнул его и выпрямился. Затем пробежал пальцами по гриве волос, напрасно пытаясь пригладить их, заметил ее взгляд и улыбнулся.
Впервые Каринта и Стив испытали близость на плоской скале под лучами солнца, высоко над долиной. Она забралась туда позагорать. Он последовал за нею, чтобы отнести забытую девушкой флягу.
Стив отметил их «переселение» в одну палатку маленьким ритуалом, и это было очень характерно для него. Позволив ей выбрать свою сторону палатки, он уселся на пол, скрестив ноги, и покормил ее, а затем настоял, чтобы она покормила его. Она рассмеялась и измазала ему кашей все лицо. После этого он вручил ей крошечный амулет с голубым глазом внутри, якобы отвращающим «дурной глаз». Амулет и сейчас висел возле кровати, непрерывно подмигивая ей.
Она отвернулась от амулета и выкатилась из постели. Стив был частью ее прошлого. Большой и доброй частью, но все же — частью прошлого. Они понимали это. Они оба.
Пространство, отведенное под ее жилье и заключенное в капсулу, располагалось на месте прежнего подвала. Использованное топливо отводилось по сверхпроводимым трубам для захоронения в нескольких кварталах отсюда. Изредка она все еще поднималась в дом, но наверху было небезопасно, несмотря на военную защиту, предоставленную жилищам по соседству, причем Столп был менее опасен, чем люди. Стены не раз дырявили выстрелы, но Каринта накладывала заплаты и герметизировала их, стараясь поддерживать приличный вид своего дома.
Не было смысла думать о Стиве. Лучше думать об Арнольде, если уж вообще о ком-то думать. В этой квартире ничто не напоминало о ее втором муже, а они были женаты пять лет. Он уговорил ее отправиться в бескрайние поля Айовы и вести кочевую военную жизнь. Выжить там означало «вытряхивать урожай» из фермеров, а не только воевать со Столпом. Она помнила, как в прохладные дни ранней осени сидела за пулеметом боевой машины и следила за теми, кто выкачивал рожь из хранилища, окруженного башенными орудиями, а вокруг стояли фермеры, и в глазах их горели страх и ненависть. Высоко над головами они поднимали детей, чтобы те с ранних лет осознали всю несправедливость фермерской судьбы. Они тоже были вооружены и защищались, но это не спасло их.
Арнольд нашел слабое место в их обороне и, переправившись через реку, атаковал с тыла. Это была операция, которая при других обстоятельствах и в иные времена принесла бы ему медаль.
Она часто ссорилась с Арнольдом из-за бессмыслицы безжалостных грабительских будней. А также из-за того, что она отказалась выносить еще одного, позднего ребенка от него. Это была постоянная тяжкая борьба, которую Арнольд считал полезной мозговой нагрузкой.
Он был большим и крепким мужчиной, устойчивым, как скала, и неукротимым в своих стремлениях. Он погиб в Висконсине, возле популярных у туристов развалин Делл. Убит, как ей сказали, солдатами Столпа. Возможно. Но она подозревала, что засевшая в его широкой груди пуля была выпущена из оружия мстительного фермера. Арнольд сыграл в ее жизни гораздо большую роль, чем Стив, но продолжал оставаться на заднем плане памяти неизгладимой частью пейзажа. И никогда не тревожил ее снов.
В отличие от Дэниэла, ее первого мужа. Его образ всплывал только поздней ночью и довольно редко — днем, он стоял над неподвижной фигурой их мертвой дочери Селены. Это казалось странным — ведь он никогда не видел Селену мертвой и даже ни разу не заговорил о ней после того дня. По-другому она никогда не думала о нем. По крайней мере, сознательно...
В воздухе задрожал сигнал тревоги: на улице появился чужой. Пожалуй, он был слишком неуклюж — приборы не определили ни единого источника помех, а шаги были слышны даже без помощи звуковых датчиков.
Щелкнув, включились изображения окружающих улиц. И вот из-за угла появилась одинокая фигура человека, шагающего так, словно нет ни войны, ни замерзшего города, ни батареи защитных орудий, наведенных в точку нахождения фигуры.
Взмахом руки Стив Хардт стянул с головы капюшон, и пар его дыхания заклубился у губ, как дым сигареты.
Она моргнула, и экраны расплылись перед глазами. Черт побери! Она провела тыльной стороной ладони по глазам. Стив подошел к парадному входу и помедлил, оглянувшись на серый рассвет в конце улицы.
— Стив! — Она вскочила на ноги. Он, разумеется, не мог услышать ее через многометровую толщу оболочки и бетона и подошел к этой бесполезной двери, чтобы постучать давно исчезнувшей латунной колотушкой. — Я иду, Стив, черт тебя побери.
Она пробралась через туннель, параллельный старой сточной трубе, открыла люк и выбралась на противоположном конце улицы. Он все еще стоял на крыльце, разглядывая дом. Точь-в-точь как в день своего отлета. Снежно-белый, заново выкрашенный... Фасад был однажды взорван, пришлось заменить дверь, но она так и не смогла найти латунную колотушку в форме львиной головы.
— Сюда, — позвала она. Ее голос пронесся над молчаливой улицей.
Он повернулся и долго смотрел на нее.
— Каринта. — Он подошел к ней. — Как поживаешь? — Голос звучал весело, как будто замерзшая улица была длинной белой скатертью на ресторанном столе.
Он не изменился: редеющие рыжеватые волосы, бледно-голубые глаза, большие уши, длинный подбородок. Невероятно юный, словно ее собственный сын.
— Пропади ты пропадом, Стив, — пробормотала она сквозь слезы. — Пропади пропадом. Ты обещал, что мы не встретимся.
— Я солгал.
Перед его приходом Каринта передвинула вещи с места на место, чтобы хоть чем-то занять себя.
Стив следил за энергичной женщиной с седым ежиком волос, хлопочущей на кухне. Ей было неловко смотреть на него, и она бросала взгляды украдкой. Он притворился, что не замечает этого и заинтересовался рисунком плиток на стене.
— Почему ты смотришь на меня? — спросила она, стоя спиной к нему.
— Потому что я не видел тебя так давно, — ответил он.
— И что ты теперь видишь? — В ее голосе слышался вызов.
Он пожал плечами:
— Что вижу? Вижу Каринту Толбак.
— Меня зовут Каринта Карлсон, — резко бросила она. — Это фамилия Арнольда, моего второго мужа. Он умер восемь лет назад, и я сохранила его фамилию. Это почти все, что у меня от него осталось.
— Ну хорошо, Карлсон. Но я вижу тебя, Каринта. Хочешь услышать от меня, что ты ничуть не изменилась? Я не скажу этого.
Она выдавила смешок и покачала головой, опустив глаза на чайник.
