парирует Гера. — Все будет делиться, Максим. Все.
— Суки. Откуда вы только взялись? — рычит он, остервенело застегивая ремень брюк.
— Поаккуратней со словами. А то пятнадцать суток, проведенные тобой за избиение Сони, можно повторить.
Господи, как же они жалко выглядят… Этого ты, Макс, хотел? Такой жизни?
Софья.
— Так что — у нас будет мирный развод? С разделом имущества и добровольной передачей опеки над дочерью мне? — хмурюсь я, с трудом подавляя подступившую тошноту.
Я не ханжа, да и любовные романы с обилием откровенных сцен читаю, но Макс с Алиной вызывают омерзение.
— Да, блять, — остервенело произносит Макс. — Ты продолжаешь снимать? — добавляет, скосив взгляд на Германа.
— Да. Для верности. Пока моя женщина не получит свидетельства о разводе, видеозапись будет храниться у меня.
— Максик, как же так? — блеет его капустница.
Расстроилась, понимаю. Стрясти денежки с Германа не получилось. Значит, придется тебе, милая, носить бижутерию вместо бриллиантов. Надеюсь, в следующий раз Кочанова хорошо подумает, ложиться ли с мужиком в постель, если он женат? Представляю, как Алина расспрашивает потенциального ебаря о семейном положении. Сколько у него детей, есть ли квартира в собственности? Сколько денег на счету?
Картинка заставляет нервно усмехнуться. Герман убирает айфон в карман и решительно разворачивается. Надеюсь, за пазухой у Макса нет холодного оружия? От них все что угодно можно ожидать…
— Ты как, малыш? — спрашивает Герман, когда мы выходим на улицу.
А у меня живот тянет. И в глазах темнеет от расползающейся слабости.
— Боже мой, Сонька… Так и знал, что не стоило делать этого! — подхватывает он меня на руки. —
Сонечка, самое главное — это ты.
— Все в порядке, Гер. Давай в больницу поедем? Я ведь ни черта не делала еще… Ни анализов, ни
УЗИ. Мы не зря приехали, слышишь? Не зря… ой..
— Дыши, милая. Что болит, скажи? За углом больница есть. Старенькая, задрипанная, но выбора у нас нет.
— Вези меня туда. Ничего она не задрипанная, нормальная. Я там рожала Настю.
Герман кладет меня на задний ряд сидений. Вздыхая и охая, садится за руль и жмет на газ. Слышу, как чертыхается, костеря на чем свет стоит Максима. Правильно, что мы приехали — столько нового узнали. Плохо, что информация может стоить нам малыша.
Не планировала я его, наверное, не особо хотела. А сейчас слезы градом струятся по лицу…
Маленький мой, родной мой, ты только родись… Прошу тебя, малыш, порадуй меня улыбкой.
Назови мамой…
— Больно, Сонечка? Родная моя, все будет хорошо. Ты держись только, Сонь. Я так сильно тебя люблю…
Никогда не думала, что хладнокровный спасатель может быть таким растерянным и беспомощным… Глубоко дышу и пью воду медленными глотками. Пытаюсь успокоиться, не прекращая поглаживать напряженный, словно каменный живот.
— Герман, своими воплями ты пугаешь меня еще больше.
— Все понял, Сонька. Я спокоен, я… Блять.
Побегу за носилками.
Ага, так их ему и дадут… В больнице всегда много людей. Однако Герман мои ожидания оправдывает. Возвращается спустя пять минут с кушеткой на скрипучих колесиках. За ним торопится необъятных размеров медсестра.
— Где больная? — протягивает она.
— Я вот. Я могу сама встать.
— Нечего. Вздумала еще. Мужчина, перекладывайте жену, — командует она, уперев руки в бока.
Обнимаю Германа за плечи. Он меня, как пушинку подхватывает, аккуратно опускает на кушетку.
Фиксирует какими-то ремнями…
Окружающие пейзажи сливаются в неразличимое пятно, между ног становится влажно.
Маленький, не покидай меня. Хочется выть просто. Почему сейчас, когда я тебя по-настоящему захотела? Приняла факт, что ты есть?
— Кровотечение у женщины! Немедленно ее примите! — орет Герман, бегая по заполненным коридорам.
— Мущщина, не кричите вы так. Здесь все беременные или пожилые. Люся, открой кабинет УЗИ.
Духи у врача сладкие, приторные… Или все это мне кажется? Тошноту я по-прежнему чувствую, на резкие запахи реагирую. Герман тот еще паникер, когда дело касается еголично. Суетится, торопит всех, осторожно подкладывает персоналу деньги в карманы…
— Женщина, освобождайте животик. Какой у вас срок? — грозно произносит доктор, взирая на меня сквозь очки с толстыми стеклами.
— Недель пять или шесть.
— Понятно. Беременность желанная?
— Да! — опережает меня Гера.
— Да, конечно, — твердо отвечаю я.
— Та-а. А нас тут двойня, ребята. Живые мальши, не волнуйтесь.
Господи, на Каверине нет лица… Кажется, еще секунда, и он грохнется в обморок. От счастья, конечно.
— Д-двойня?
— Да, вот, посмотрите. Расположены низковато, поэтому матка пришла в тонус. Когда сформируется плацента, все нормализуется. Мы вас оставляем в больнице, мамаша.
Согласны?
— Это… Это сердечки так бьются? — сглатывая ком в горле, спрашивает он.
— Они самые. Гематома есть небольшая, во-от здесь…
Малышики мои, родные… Как же хорошо, что вы пришли ко мне… К нам. Слезы безостановочно текут по лицу, а я их даже не смахиваю. Пускай… У нас будут дети. Двое детей! Сбудется мечта
Германа стать отцом. И мечта Настюхи заиметь младшего брата.
— Сонечка, я так счастлив. Ты сделала меня самым счатливым мужчиной на планете. Я очень тебя люблю, — шепчет он, целуя мои руки.
— И я тебя люблю, Гер…
Врач тягостно вздыхает и всхлипывает. Может, что-то не так? Увидела нарушения?
— Что случилось?
— Растрогалась, глядя на вас. Всем бы такого папашу… Все хорошо будет, но придется полежать у нас. Я теперь сама до чертиков хочу, чтобы малышики родились здоровыми.
Герман.
Черт… Ну, почему именно сейчас зарядил дождь? Паркуюсь возле здания суда и коротко оглядываюсь на притихшую Настю.
— Бли-ин… А я в кедах, между прочим, — тянет она, недоуменно разглядывая лужи.
— И в белых джинсах.
Когда мы выезжали из дома, светило яркое солнце, а сейчас. Погода вздумала подпевать сердечному нытью. Иначе мои метания и не назовешь — нытье и есть…
Сонька третью неделю лежит на сохранении. Я предлагал отложить заседание суда, но она настояла на ведении дела без ее присутствия. Тамара Альбертовна прекрасно справляется.
Безусловно, многих деталей жизни Софьи и Макса она не знает, но права моей Ягодки отстаивает вполне достойно.
Представляете, этот олух до последнего надеется на благосклонность судьи. Так, на первом заседании Макс вывалил на присутствующих «правду» о любовниках Сони, упомянув мое имя и фамилию. Доказательств никаких, но сам факт! Очернил имя матери своего ребенка перед всеми.
Хорошо, что меня не было.
Я бы не сдержался и прямо там набил ему морду. Пусть сажают на пятнадцать суток, штраф выписывают. Плевать..
По-хорошему этот человек не понимает. Он даже капустницу свою в суд притащил. К слову, она выглядела как моль — бледная,
