По улицам, заполненным народом, процессия двинулась к Тайберну. Считают, что посмотреть на казнь Шепарда собралось не менее двухсот тысяч человек. Завидев Шепарда, толпа приветствовала его дружными возгласами.
Шепарда поставили на повозку, накинули на шею петлю, а лоб обмотали платком, чтобы Джек, когда он будет готов отправиться в мир иной, мог спустить его на глаза.
Шепард держался очень спокойно и казался даже беспечным.
Священник благословил Шепарда в последний путь, на что тот успел заметить: «Один напильник был бы для меня нужнее всех библий мира».
Палач соскочил с повозки и взял под уздцы лошадь, ожидая, когда Шепард подаст знак. На мгновение все утихло. Затем Джек поднес скованные руки ко лбу, потянул платок, и повозка медленно отъехала...
...Жестокие законы жестокого времени сделали из легкомысленного парня преступника и обрекли на смерть еще тогда, когда он впервые украл две серебряные ложки — для лондонских судей они были много дороже жизни простолюдина...
Накануне казни в камеру к Шепарду пришел Даниэль Дефо и долго беседовал с ним. Дефо сам сидел в Ньюгейте, был банкротом, стоял у позорного столба, испытал много обид, и он знал, что такое чувство обреченности, одиночества и несправедливости, И вскоре автор «Робинзона Крузо» издал книги «Повествование о всех грабежах, побегах и т. п. Джека Шепарда» и «Историю замечательной жизни Джека Шепарда».
Кроме этих книг Дефо, через несколько месяцев после казни Джека вышло в свет еще не менее десятка брошюр о Шепарде. Во многих театрах Лондона в битком набитых залах шли пьесы о его жизни. О нем сочинили бесчисленное множество песен и баллад.
Было опубликовано много писем, якобы написанных Шепардом. Единственным подлинным из них, вероятно, является письмо к матери, в котором Шепард заверяет, что он решил навеки распрощаться с преступной жизнью.
Письмо было подписано: «Остаюсь ваш любящий, почтительный, несчастный сын Джек Шепард».
Эпилог, написанный Теккереем
«Изучая духовные и светские тексты той поры, мы наткнулись в номере «Британского журнала» от 4 декабря 1725 года на написанный в духе Лукиана или Фонтенеля диалог между Юлием Цезарем и Джеком Шепардом, с которым за неимением места, к сожалению, не сможем познакомить читателя. Но мы считаем все же своим долгом привести здесь один весьма примечательный отрывок специально для назидания министрам его величества. В сравнении с вигами нынешнего правительства ньюгейтский узник обнаруживает возвышенные представления о нравственности и несомненную ясность и здравость суждений. Цезарь возмущен, что его битвы уподобляют уличному разбою, а осады городов — грабежу со взломом.
Джек Шепард:
«Полно, мой добрый Цезарь. Что преступнее — сорвать замок или изорвать конституцию? Разве кандалы более неприкосновенны, чем свобода народа? Разве бесчестнее переступить через порог тюрьмы, чем преступить законы своей родины?»
Е. Сороченко
Гвианская легенда
Когда-то давным-давно Ветер был совсем одинок. Изо всех сил прятал он в себе свое одиночество. Но пришел день, и одиночество вырвалось на волю и свело беднягу с ума. Безумный Ветер завывал, метался в долинах, ревел над саваннами, плакал, как обезьяна-мать, потерявшая единственного ребенка. Теперь Ветер не в силах был видеть собственное отражение и потому каждый раз, когда встречал спокойную гладь воды, рябил и баламутил ее.
Однажды ночью услышал Ветер дробь барабана и пение — это пели люди в деревне Асекевайо, близ большого водопада, что зовется Клейтук. Ветер подполз туда и, притворившись тенью, стал высматривать, что происходит.
Пели в ущелье лесные духи, а барабанщик с толстым животом сидел под деревом мора, возле той тени, что была Ветром, и ласкал бурдюк с вином, словно то была женщина.
Как трепетанье крылышек колибри, звучала музыка духов реки, лилась музыка птицы Грома и разносилась дробь барабанщика.
Ветер, чьи ноги могли стать невесомыми, как лепестки цветка, танцевать не хотел. А люди танцевали, и веселились, и пили кашери, и захмелевший танцор пролил бутыль вина прямо в рот Ветру, который лежал под деревом мора, притворившись тенью. Ветер выпил вино, и кровь у него взыграла, и стал он раздуваться. Он стал совсем буйным и, наконец, взвыл:
— Отчего умолкла музыка? Играй, барабанщик!
— Хорошо, господин Ветер, — сказал барабанщик и заиграл развеселый мотив, и правая рука его не знала, что делает левая, и вдруг Ветер пустился в пляс.
Он закружился вихрем, и рухнуло громадное дерево мора и убило половину пировавших. Птица Гром прилетела из своей пещеры и попыталась связать Ветер веревкой, чтоб он опомнился. Но Ветер ускользнул от нее, рассыпавшись на части. Он ревел и выл как лес, полный обезьян-ревунов.
Ветер бесновался, пока его не сморил сон, и тогда он свернулся клубочком и улегся на плоской вершине Рораймы, и там его нашла наутро птица Гром. Птица Гром связала его и отнесла к себе в пещеру за водопадом Клейтук. А тем временем великие боги размышляли, как им наказать Ветер. Лучи солнца падали в туман над водопадом, и Ветер впервые увидел, как расчесывает волосы Радуга. Это было прекрасно, и Ветер запел песню нежнее песни совы-флейтистки. И великие боги перестали сердиться, они стали слушать песню Ветра, и один из богов сказал:
— Никогда не слышал я столь сладостной песни!
— Так может петь только дьявол! — возразил другой.
Когда-то давным-давно боги выткали волосы Радуги из летящих струй водопада и на скалах у водопада посадили орхидеи, чтобы Радуга могла вплетать их в свои косы. Старики говорят, будто Радуга заколдовала речных духов и теперь они днем и ночью играют для нее на бамбуковой флейте, а когда Солнце, Луна или Звезды спускаются, чтобы послушать музыку, Радуга ловит их свет. Вот потому-то, говорят старики, ее волосы всегда так сверкают. Ветер пел для Радуги, пока она не перестала расчесывать волосы и не выпустила из рук орхидею, и та упала вниз, в ущелье и разбилась об уснувшие скалы. Всемогущие боги заставили Ветер дать обещание: что бы он ни делал, он время от времени будет петь. Ветер согласился, но сказал, что боги должны развесить на ветвях лесных деревьев струны арфы, а стебли степных трав сделать внутри полыми, чтоб он лежа мог петь в травах. Боги сказали, что выполнят просьбу Ветра, и отпустили его на свободу. Ветер вырвался из пещеры и прильнул к телу Радуги, но тут ревность охватила Солнце, и оно спряталось за облако. Волосы Радуги разметались, запутались в скалах и прибрежных деревьях, и речной сторож Кай, который караулит Радугу, превратился в стаю ласточек и накинул на Радугу плащ из тени. Одну лишь минуту держал ее Ветер в объятьях, и тут же она исчезла. И с тех пор, где бы ни появлялся туман, Ветер всегда гонится за ним, разыскивая Радугу, летит через снежные горы, через реки, летит на рассвете сквозь деревья, а когда выпадет дождь и земля начнет клубиться паром, летит через саванну, но нигде не может найти свою Радугу...
Однажды красноголовый дятел поведал Ветру, что у Радуги родился мальчик и Радуга сказала, что если хочет Ветер видеть сына, пусть выдолбит колыбельку на вершине красной горы, прежде чем в небе снова появится двурогий месяц.
Ветер выдолбил колыбельку и выложил ее листочками тамаринда; потом сел рядом и стал ждать. И пока ждал, он не шевельнул ни листочка кассавы, не примял ни травинки. Наконец настал день, когда взошел двурогий месяц. Сквозь туман, окутавший вершину горы, появилась Радуга и уложила мальчика в колыбель, что выдолбил Ветер. Он хотел коснуться ее, но, шевельнувшись, рассеял туман, и Радуга исчезла.
Ветер назвал ребенка Амаливакой — плодом исканий. У Амаливаки были ясные глаза, мелодичный голос и в крови — музыка отца Ветра. Вершина красной горы Рорайма была местом его игр, а его друзьями стали муравьи макуши и старый кондор по имени Ги. Оперенье у этой птицы было бесцветное, блеклое, глаза — печальные, тусклые, шея — голая и морщинистая, а голос напоминал скрип засохшего дерева. Но кондор Ги был мудр, сердце у него было доброе, и Ветер оставил своего единственного сына на его попечение.
Целыми днями сидел Амаливака на скале, слушал речи старого кондора и смотрел, как муравьи макуши строят свои жилища и запасаются пищей. А когда на вершину красной горы проливался дождь, чистые воды каскадами падали в долину и бегущие языки воды разносили весть о том, что на вершине горы живет задумчивый ясноглазый мальчик — сын Ветра.
Как-то раз на рассвете великий вождь Акараи послал голубя Трубача просить Амаливаку спуститься с красной горы вниз. Трубач полетел и постучал в скалу, которая охраняла гнездо кондора.
