порядок, ныряла в работу, чтобы больше не оставалось мыслей.
— А кто тут раздобыл вкусняшек? — Цубаки пришла как всегда не вовремя. Раздражённая Асами сверяла отчёты о поставках с отчётами о заказах, находя всё больше несостыковок. Почему она вообще должна проверять это лично, когда есть куча помощников? А тут ещё ежеквартальный доклад главе деревни о состоянии дел в больнице, который тоже должна составить она. Подняв бешеный взгляд на Цубаки, Асами рявкнула:
— Я не хочу есть!
На подругу её крик подействовал ровно так же, как на стену. Невозмутимо закрыв дверь, она пожала плечами и спокойно подошла к столу, из-за стопок бумаг на котором Асами едва виднелась.
— Ты просто не видела, что я принесла. Тут даже твои любимые пирожки.
— Ты, кажется, не поняла, что я сказала, — угрожающе проговорила Асами. — Я. Не. Хочу. Есть!
— Гормоны, я помню, — философски сказала Цубаки, зарываясь в пакет. — Сейчас поешь и станешь добрее.
— Цубаки, — голос Асами почти сорвался на рык. Потребность выплеснуть копившееся раздражение, за которым пряталось так много личного, захлестнула, воспламеняя. — Я не хочу есть! У меня не шалят гормоны! Хватит носиться со своей едой, достала!
Поджав губы, Цубаки посмотрела и медленно кивнула. В глазах сверкнули слёзы обиды.
— Если не хочешь, настаивать не буду.
С достоинством кивнув, она резко развернулась и выскочила из кабинета, только мелькнул светлый хвост. Асами тяжело вздохнула — желание окликнуть её вспыхнуло с той же быстротой, с какой прошло раздражение. После разговора с Каэдэ прошло почти две недели, и, хотя наставница несколько раз пыталась ненавязчиво поговорить снова, Асами успешно избегала этого. Как избегала и встреч с друзьями, любых разговоров о чём-либо, кроме работы, и приглашений сходить куда-нибудь посидеть. Её мир схлопнулся до крохотной точки, воспоминаний о тепле, которым щедро делился Изаму. Но боль от потери, пустота и вина пожирали и эти воспоминания, постепенно заставляя их выцветать и блекнуть. Серый, безжизненный, пустой мир окружал и во снах, заставляя бежать, бежать, бежать по лабиринту, ища выход и не находя. Совсем одна, без желания двигаться, говорить, дышать…
15. Позволь разделить твою боль
Пожалуй, ни разу в жизни Изаму так не рвался в деревню, и ни разу его не задерживали с такой настырной настойчивостью. Совет, как и ожидалось, был созван впустую. Все принятые решения прекрасно могли быть оговорены заочно, а бесконечные приёмы, устраиваемые в честь глав, навевали тоску. Бесило всё: от слащавых улыбок до откровенной лести, а девицы, приставленные прислуживать, так и норовили забраться в штаны. Ещё и ответы Асами стали суше, немногословней, а после и вовсе прекратились: она сослалась на то, что слишком загружена. Тревога подтачивала, гнала домой, но пришлось задержаться на неделю дольше оговоренного срока, прежде чем появилась возможность покинуть страну.
Но даже потом они передвигались слишком медленно, по мнению Изаму. Главе деревни не подобает мчаться, не разбирая дороги, статус накладывает обязательства, от которых просто так не избавиться. Не один раз Изаму ловил себя на мысли, что надо просто исчезнуть ночью, чтобы к вечеру следующего дня быть дома. Но, вспоминая ехидный взгляд старухи Кимимари, он тяжело вздыхал и брёл по дороге с приличествующим ему достоинством. Когда впереди показались ворота, Изаму едва не застонал от облегчения, но прежде чем идти домой, надо было отчитаться перед Советом. Будто испытывая терпение, они продержали его ещё три часа, выпытывая мельчайшие подробности и уточняя бесполезные детали. Но, когда Хомура в третий раз спросил, не считает ли глава необходимым более детально изучить причины созыва совета, Изаму не выдержал.
— Шико составил детальный отчёт на сто тридцать листов, с протоколами каждого нашего собрания. Если вам угодно, к вечеру он будет лежать на вашем столе. В нём вы найдёте ответы на все интересующие вопросы.
— Изаму-сама соскучился по молодой жене, — проскрипела Кимимари. — Дела могут подождать, не так ли?
— Если достопочтимая Кимимари-сама так интересуется моей личной жизнью, я с радостью приглашу её на ужин, — в голосе Изаму зазвенела сталь. Он даже не повернулся к ней, глядя прямо перед собой. — И если у кого-то из членов Совета возникло желание задать вопрос, касающийся моих отношений с женой, я готов на него ответить. Прямо сейчас. И больше никогда не возвращаться к этой теме.
Желающих не нашлось, и Изаму, наконец свободный, дождался, когда все уйдут и тут же сложил печать, оказавшись перед домом. Идти по улице, рискуя столкнуться с кем-то из знакомых, отвечать на приветствия и вопросы было выше его сил. Он и так провёл в резиденции в три раза дольше, чем планировал — тени начали растворяться в вечерних сумерках, а в кустах роз перед крыльцом заводили первые трели сверчки. Сердце билось в радостном предвкушении, он чувствовал себя влюблённым мальчишкой, спешащим на второе свидание, когда открывал дверь.
Асами ещё не вернулась, тем лучше, будет сюрприз. Изаму скинул плащ и шляпу, разулся и глубоко вздохнул — как же он скучал по этому розовому аромату! На диване лежали скомканный плед и подушка — наверняка Асами вчера засмотрелась любимым телешоу и уснула прямо здесь. Представив это, Изаму улыбнулся, зашёл в спальню и удивлённо уставился на кровать — матраса на ней не было. Решила сменить, пока его не было? Хотела сделать сюрприз? Подумалось, что им бы не помешал матрас с усиленными пружинами, предыдущий оказался слишком мягким. Наверняка Асами решила так же. Приняв душ, он лёг в гостиной, включил телевизор, бездумно пощёлкал по каналам, пока не нашёл что-то необременительное, и решил вздремнуть до её прихода. Возможно, ждать придётся долго, а силы Старейшины выпили немало. Изаму подумалось, что они, возможно, тайком подключаются к его чакре и питают ею дряхлые тела. Иначе как ещё объяснить столько энергии?
Он проснулся утром, от громких птичьих криков за окном. На часах было девять. Асами так и не вернулась.
О том, что глава вернулся, гудела вся деревня, и в больнице практически каждый счёл своим долгом подойти и многозначительно улыбнуться, поздравляя с возвращением мужа. Асами честно хотела радоваться. Хотела найти в себе хоть каплю предвкушения встречи или трепета, но пустота добралась и до её чувств к нему. В душе больше не было ни желания, ни надежды, только вина, скалящая жёлтые зубы и грызущая остатки нежности. Видеть его, говорить, пытаться объяснить — Асами понимала, что просто
