слишком слаб, чтобы посещать храм Восьми Драконов.
— А чего слаб-то? Каждый день же тренируешься, дух свой укрепляешь.
— Путь, указанный нам Сензоку, тернист и не имеет конца, — монотонно пробубнил Чирику. — Он требует отдачи и суровых тренировок, постоянного хождения по краю, но он дает четкую цель, к которой мне должно идти. А учение Рюджина развращает. Оно делает путь проще. Отступники сбились с пути и уже не смогут достигнуть вершины силы. Они верят в неведомое, оставив надежду на могущество позади.
Удивленно скривив губы, я задумчиво почесал затылок. Даже не думал, что можно прийти к таким выводам. Эти монахи из Храма Огня — странноватые парни все же. Но, впрочем, мне до этого дела нет. Чудес не бывает, и Рюджинкё — это не сто рё золотом, чтобы всем нравиться.
— Сила да сила, — простонал я от нечаянно начатого диспута. — Далось оно тебе, могущество это. Всей чакры не соберешь. Делай то, что по силам, да радуйся тому.
— Угу, сказал тот, кто следует за Рюджином, одним из сильнейших шиноби, который еще и биджу отнял у Водопада, — насмешливо ответил Чирику. — Скажи, разве Орочимару твой не стремится к силе, чтобы защитить свое царство? То же самое и я, и прочие монахи делают.
— Ага, скажешь тоже, — вернул я монаху насмешку. — Вы ж к просветлению стремитесь и освобождению мира от уз страданий. И, как по мне, у вас все, что в этой жизни есть, все ведет к страданиям. Нет любимой женщины — плохо. Есть таковая — тоже плохо, потому что однажды ее не станет. А Рюджин не такой, он всем добра желает.
— А что, скажи еще, что твой пример этот с женщинами не верен? — запальчиво спросил Чирику. — Все же верно сказал, пусть и в меру своей извращенной натуры. Мир полон ненависти и зла, которые порождают лишь новые ненависть и зло. И это зло, по мнению твоей Отохиме и Орочимару, сотворено вместе со всем миром. И сделал это кто-то явно не особо добрый и всеблагой.
— Тяжко, наверное, жить, смотря на мир сквозь призму бесконечного отчаяния, — покачал я головой. — В конце концов, мира этого создатель благ. Если он и создал тьму, то явно он желал, чтоб было так. Все мы лишь гости во владениях Рюджина. Гости, а не послушные чужой воле питомцы. Человек волен поступать так, как ему того хочется, а хочется ему разного. И чтобы понимать, как жить правильно, и различать где добро, нужно знать, что такое зло. Вот так-то. Страдания — это метод формирования сознания, покаяния и искупления. Путь к любви и гармонии господина этого мира и его гостей. Вот Сензоку твои — именно видя чужие страдания, они не стали достигать просветления, хотя имели все шансы самостоятельно избавиться от кармы, но начали помогать людям, разве не так?
— Ох, северный ты варвар, — уныло покачал головой Чирику. — Учишь тебя, учишь, а толк все никак не выходит. Вечно извратишь все самые светлые истины до неузнаваемости.
— Эх, южанина-зазнайку даже простым истинам научить невозможно, — не впечатлился я сетованиями монаха. — Неизлечимое мракобесие.
Забавный парень этот, Чирику. Несмотря на долгую уже жизнь в этом мире, я из монахов Храма Огня фактически знаком был только с Бансаем. Тот тоже любопытным индивидом был, но не таким упертым, как этот мальчишка. Своеобразный у них взгляд на мир. Хотя правильнее сказать, он более ярко выраженный. Шиноби и простые люди тоже в большинстве своем придерживаются тех же идей, но у них это сглажено бытовыми заботами, династийными и традиционными культами. Они все как провода под напряжением, но одни в изоляции, а другие оголены. Ясно, что по обоим идет ток, но одних можно коснуться без опаски, а вторые шокируют.
Но в любом случае, Чирику вносил хоть какое-то разнообразие в рутину работы шиноби при дворе дайме, которая мне изрядно досаждала. И не тем, что отнимала время или была неинтересна, а тем, что она была устроена странным для меня образом. Если честно, меня и само устройство всей этой придворной жизни иногда повергало в удивление, но я сам в виде Охеми состоял в гвардии, поэтому ее порядки меня касались напрямую. Точнее, порядки — это сильно сказано. На мой взгляд, порядка в этой структуре как раз и не было.
Ни нормального устава, регламентирующего нашу деятельность, ни какого-то толкового распорядка дня. Может, я многого жду от гвардии, а, может, я просто попал на такой период неудачный. Нынешний дайме, Мадока Каго, активно подчищал ранее сидевших на снабжении и управлении нанятых двором чиновников, старательно переводя эту сферу в подчинение новых, более лояльных себе людей.
Как оказалось, Каго сейчас вдохновлялся идеями своих советников, которые воспитывались в западной философской школе, пришедшей в Страну Огня из Роурана и Страны Ветра лет пятьдесят назад. Если вкратце, в основу своей философии они ставили равенство всех перед законом дайме и необходимость правителей и политических деятелей максимально вникать в экономику и всю обстановку в стране. На мой взгляд, вполне здравые идеи, но они встречали сопротивление у прошлого поколения чиновников и дворян, которые придерживались пришедшей из Страны Земли философии неделания, которая предполагала врожденное неравенство людей, активно сепарируя их на сословия. И по ее понятиям, правильный правитель должен вести праведный образ жизни и минимально участвовать в управлении страной. Эта забота должна ложиться на морально-нравственно одухотворенных поданных, которые благодаря своим врожденным качествам сами все могут устроить, если не будут мешать каждому сословию жить так, как предки жили.
На фоне вызванной дайме перетряски чиновничьего аппарата, для которой почему-то не нашлось более удачного времени, чем нынешнее, гвардия находилась в странном состоянии, когда было не совсем понятно, по каким правилам им жить. И почему-то это волновало не так много людей. И один из них я, которому вообще дела не должно быть до таких далеких от меня вещей.
— Опять дайме засиживается, — заметил я, глянув в светлые окна одной из комнат дворца.
Сегодняшнее дежурство нам с Чирику и еще с парой шиноби из малой деревни Страны Огня выпало на восточный участок стены, опоясывающей дворцовый комплекс. Здесь был разбит большой пруд и сад. Мне приходилось часто нести дежурство именно в этом месте, да и по дворцу я достаточно пошатался, чтобы сейчас понимать, в каких именно
