Тремя месяцами раньше Пушкин сказал о разных бурных и смутных эпизодах российского прошлого: «Разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличается юность всех народов?» Он сознает неимоверную историческую сложность всего этого, видит, сколь многое восхищает и ужасает одновременно.
Казаки на Камчатке — подвиг! И в то же время вот еще несколько строчек из пушкинских записей: две большие обстоятельные страницы у Крашенинникова Пушкин передает так, что мы снова должны его заметки перевести из скромного разряда «конспект» в высокое звание прозы:
«Казаки брали камчадальских жен и ребят в холопство и в наложницы, с иными и венчались. На всю Камчатку был один поп. Главные их забавы состояли в игре карточной и в зернь в ясачной избе на полатях. Проигрывали лисиц и соболей, наконец холопей. Вино гнали из окислых ягод и сладкой травы; богатели они от находов на камчадалов и от ясачного сбору...»
Мы часто находим наброски, отрывки или завершенные сочинения поэта о той части его народа, которая и в самые рабские времена была вольна, хотя вольность эта легко сопрягалась с жестокостью и кровью: работа о черноморских казаках, о существовании которой точно знаем, но которая к нам не дошла, стихи и рассуждения о Стеньке Разине — «самом поэтическом лице российской истории», Пугачев... Друзья знали о замыслах насчет Ермака. Е. А. Баратынский радовался: «Мне пишут, что ты затеваешь новую поэму Ермака. Предмет истинно поэтический, достойный тебя. Говорят, что, когда это известие дошло до Парнаса, и Камоэнс вытаращил глаза. Благослови тебя бог и укрепи мышцы твои на великий подвиг».
Великий поэт Камоэнс воспевал в XVI веке португальских путешественников. Фантастические странствия российских землепроходцев должны были зажечь российского Камоэнса.
Уже первый пушкинист Анненков догадывался, что Пушкин делал камчатские выписки «для будущего художнического воспроизведения казачьих подвигов и правительственных распоряжений в этой земле».
Российский человек в необыкновенных (а в сущности, может быть, и обыкновенных!) обстоятельствах — каков он? Без крепостного рабства, но и в особенной дали от просвещения; за тысячи верст от ближайших губернаторов, за десятки тысяч от царя, но посреди первобытной природы и уклада жизни давностью в тысячелетия...
Исследуя человека, людей, народ, Пушкин искал ответ на главные вопросы и старался заглянуть через свой и прошлый век в будущее.
(Пока что мы в основном говорим о первой половине пушкинских записей. Вторая же их часть объединена под названием «Камчатские дела». Это интереснейшие подробности камчатской истории конца XVII — начала XVIII века. Извлечения из книги Крашенинникова «сгущены», сконцентрированы, обработаны Пушкиным. Здесь особенно ясно видны главные герои будущего повествования. Мелькают названия гор, бухт, поселков, ручьев, указаны годы, люди, события, будто сам поэт только что проехал там, как по пугачевскому Уралу. И хочется идти за ним — со старинными книгами, древними картами.
Однако это сюжет настолько яркий, сложный, насыщенный, требующий столь подробного сопоставления с тем, что мы знаем об этих делах теперь, что к нему нужно обратиться особо...)
Статья, история вроде пугачевской, повесть вроде «Капитанской дочки» — мало ли что выросло бы из этих фрагментов.
Из любви к поэзии, из интереса к психологии «диких» народов, к лучшим ученым и просветителям, к вольным людям невольной страны — вот зачем Пушкин берется за «камчатские дела»...
IV
«Кырганик, — выписывает Пушкин название камчатской речки, — (близ оной Яр , где камчадалы гадают, стреляя из лука)».
Имеются в виду вот какие строки Крашенинникова:
«Кырганик река... и камчатский острожек одного имени с рекою... Не доежжая до него за 24 версты есть над Камчатскою рекою высокий яр, Лотынум называемой, на которой камчадалы стреляют из луков, угадывая время жизни своей таким образом, что тот по их мнению долго проживет, кто на яр встрелит, а чья стрела не долетит до верху, тому умереть скоро».
20 января 1837 года... Пушкину умереть через девять дней.
Стрела же его летит вечно.
Н. Эйдельман, кандидат исторических наук
Перед Новым годом из зулусских деревень рассылают телеграммы. Телеграммы идут в шахтерские поселки, где работают по контракту горняки-зулусы, в большие города, на окраинах которых живут африканцы — подсобники на стройках, чернорабочие на фабриках. Телеграммы эти не поздравительные. У зулусов нет привычки поздравлять друг друга с Новым годом. И отправляют их не в последних числах декабря. Во-первых, зулусский Новый год приходится не на 1 января, а на один из весенних месяцев. Во-вторых, каждый год он бывает в разное время, поэтому заранее нужно известить соплеменников, к какому дню надо прибыть в родную деревню: в этот праздник люди должны быть дома.
У зулусов Новый год — это торжество сбора первого весеннего урожая. Знахари определяют праздничный день по положению звезд, гадают на внутренностях жертвенных животных. Затем индуна — вожди племен — собираются в деревни, где живет инкоси — верховный вождь племени, и вместе назначают день для торжества.
Новый год — по-зулусски «умкоси» — нечто большее, чем просто весенний праздник. Главный его смысл заключается в том, что племя ежегодно скрепляет союз поколений — свой союз с предками и с потомками. Ведь предки должны защитить народ от всевозможных бед и напастей, а потомки должны будут чтить своих предков — ныне живущих зулусов. И тогда зулусский на род существовать будет вечно.
...На автобусах. поездах, легковых и грузовых машинах, верхом и пешком собираются зулусы в родные деревни — краали. Те, кто приехал издалека, первым делом снимают европейское платье и очищают себя от всей той чуждой скверны, которая подстерегает человека за стенами родного дома: омываются в реке, а потом натирают тело смесью глины, коровьего жира, навоза и золы домашнего очага. Чужие духи над очищенным уже не властны, а со своими — со своими будет особый разговор.
Пешком уходят из краалей вожди, чьи бедра обернуты леопардовой шкурой, а на груди скрещиваются перевязи из красного и синего бисера. Щиты и короткие копья в руках вождей. Они идут в деревню, где живет инкоси — верховный вождь. Ведь прежде чем начнется празднование в деревнях — «большой праздник», пройдет «малый праздник» в «столичном» краале. С вождями в путь отправляются обычно несколько пастухов: они гонят коров и овец для праздничного пира.
Задолго до праздника знахари выбрали в стаде верховного вождя черного быка с крутыми рогами и толстым хвостом. Из быка — его печени, его сердца, его желчи, содержимого его желудка — готовят «лекарство», что должно уберечь вождя от козней злых колдунов и увеличить его силу. Ведь мощь вождя-инкоси — это и мощь всего племени.
Пока черного быка не убили, вождь не показывается своим подданным. На заходе солнца, точно в тот момент, когда пылающий диск его нырнет за горизонт, вонзается копье в сердце быка. Целую ночь готовят знахари «лекарство». А утром инкоси выходит к людям.
Площадь окружена воинами «королевского полка». Инкоси начинает петь длинную (на несколько часов!) песнь, в которой восхваляет свой народ и грозит всеми возможными карами его врагам. И на каждый победный крик инкоси воины отвечают львиным рыком и дружным ударом копьями о щиты.
Окончив песнь, инкоси приносит жертву предкам. Среди них реально существовавшие люди: Зулу — предок племени: Чака, объединивший разрозненные кланы зулусов и создавший огромную империю; Сетевайо, стойко оборонявший зулусскую империю от колонизаторов; Альберт Лутхули — потомок зулусских королей, лауреат Нобелевской премии, создатель Африканского национального конгресса и борец против апартеида...
По представлениям зулусов, предки дали племени землю, а потому и урожай принадлежит им. Предки дали стада скота, и часть мяса должна быть пожертвована им. Умершие по-прежнему остаются членами племени, и их надо приглашать на праздник. Иначе предки разгневаются и навлекут на своих потомков неисчислимые беды. Поэтому магические обряды — это договор с предками, возобновляемый каждый год. Но, для того чтобы договор имел силу, с предками должен условиться не только инкоси, но и все племя.
Инкоси купается в реке, а за ним все вожди деревень. Таким образом переходит на них сила и мудрость инкоси. И после праздничного обеда — два, а то и три дня длится он — вожди расходятся по своим краалям. Начинается «большой праздник». От «малого» он отличается лишь тем, что празднуют его по всей стране зулусов. А страна эта — увы! — давно уж не та, что грандиозная империя Чаки — Зулу. Собственно говоря, это и не страна, а один из бантустанов — «районов проживания банту в Южно-Африканской Республике». И с точки зрения южноафриканских властей зулусский Новый год — с его обрядами, копьями, леопардовыми шкурами, жертвоприношениями, танцами нагих девушек и раскрашенных воинов, многочасовыми песнопениями и т. д. и т. п. — как раз то самое, что нужно чернокожим, чтобы жили они своей традиционной племенной жизнью и не совали нос в дела белых. Особенно когда дело касается такого гордого и высокоорганизованного племени, как зулусы, «Дикари должны оставаться дикарями», — не раз говаривали и Малан, и Форстер, и Ван-Схюйтенс, и прочие столпы преторийского общества.
