Это случилось на Каспии, на богатейшем газовом месторождении Бахар. Рано утром на скважине номер семь — одной из многочисленных скважин, что расположены в открытом море, — прозвучал сигнал тревоги. Авария! Трубы скважины, дававшей до миллиона кубометров в сутки, не выдержали колоссального давления. Где-то, произошел разрыв, и поток газа, сотрясая фермы основания, с ревом рванулся к поверхности.
Бригада специалистов, занимающаяся укрощением газовых фонтанов, через три часа уже была на месте. Удалось подвести к скважине трубы и начать закачку в ствол воды и глинистого раствора. Пошли напряженнейшие часы работы. Натужно гудели двигатели насосов, раствор поступал в скважину... Казалось, еще немного, еще с десяток часов такой работы — и аварию удастся ликвидировать. Но тут и произошло то, чего все втайне боялись.
Достаточно было крохотной искры, которую могла высечь песчинка, с огромной силой выброшенная из глубин вместе с газовым потоком, чтобы от ее удара о металл газ воспламенился. Как предположили в дальнейшем, все произошло оттого, что образовались гидраты — кусочки льда. Так или иначе пятидесятиметровая вышка над скважиной в один миг окуталась желтым пламенем.
Так началась героическая борьба пожарных Азербайджана по уничтожению огня на море.
На борт «Генерала Гамидова» я попал на одиннадцатые сутки пожара. Раньше к нему невозможно было подобраться: волнение достигало девяти баллов. Все суда укрылись в гавани, а «Генерал Гамидов» продолжал оставаться в море, у полыхающей скважины.
Еще в Баку, в штабе управления пожарной охраны, от полковника Мамедкулиева я узнал, что шторм сильно осложнил борьбу с огнем. Хриплым, надорванным от постоянных переговоров по рации и телефонам голосом полковник устало рассказал, как дважды пожарные пытались сбить пламя. И хотя попытки эти успеха не принесли, наиболее удачный, как казалось, вариант расстановки сил был найден. Но осуществить его не успели: помешал шторм. Пришлось укрываться в гавани всем мелкотоннажным пожарным судам, а затем наступил черед и более крупных, всепогодных. Лишь «Генералу Гамидову» — головному кораблю отряда — удалось благодаря удачно выбранной позиции остаться у островка. Он накрепко пришвартовался к железным сваям с наветренной стороны от огня. Один, при сильнейшем волнении, этот корабль вел неустанную битву с огнем, мощными струями воды охлаждая настил основания перед скважиной, не давая огню его разрушить. «От того, — сказал полковник, — как удастся пожарным на «Генерале Гамидове» справиться с этим делам, будет зависеть, когда мы сможем начать завершающую операцию. Пока они держатся. Только передают, что швартовые рвутся. А запас их на исходе...»
Позже я увидел эти швартовые, сплетенные в канаты с хорошее бревно толщиной. Шторм, в какой они рвутся, мне, не моряку, представить так и не удалось.
Когда мы вышли в море, оно уже едва колыхалось. Холодный ветер мелко рябил волну, заставляя поблескивать ее расплавленным свинцом при изредка проглядывавшем солнце. Облака по небу неслись тоже серые, наполненные то ли снегом, то ли холодным дождем. Черно-белый штабной буксир «Мамедали Алиев», вспарывая носом волну, следовал на Бахар. Мимо проплывали нефтяные вышки, вышки, вышки... Берегов не было видно. Железные вышки стояли на железных островах среди воды, пейзаж был безлюдным. Волей-неволей подумалось, что мы, журналисты, еще частенько пишем об освоении морского дна как о деле далекого будущего, в то время как здесь, на Каспии, оно стало будничным и обычным.
Не было ни громадных туч черного дыма, ни столбов белого пара, и все же скважину номер семь я разглядел издали. Она отличалась от соседних тем, что на ней на месте вышки трепетал огненный язык. Издали, да и вблизи свайного острова, пожар не казался грандиозным. Я давно подмечал, что на огромном пространстве — в море ли, в пустыне — даже заходящее солнце не выглядит большим.,. Так было и здесь. Но стоило перебраться на борт «Генерала Гамидова», как я почувствовал мощь газового фонтана и жар огня, языки которого взвивались на высоту пятиэтажного дома. С чем бы сравнить рев рвущегося в небо пламени? Разве с гудением паяльной лампы, только усиленным в несколько тысяч раз...
Трудно по собственной воле долго находиться рядом с этим ревом. Мне сразу предложили заткнуть уши ватой. Бывалый человек, не раз присутствовавший при глушении фонтанов, сказал, что иногда у людей не выдерживают перепонки.
В рулевой рубке при задраенных дверях можно переговариваться. Старпом в шапке с завязанными на затылке ушами смотрит теперь только на корму. Отсюда через широкие иллюминаторы видны все четыре лафетные пушки, стреляющие непрерывной водяной «очередью». Сразу за кармой корабля поднимаются черные влажные трубы свай. Вода под ними кипит, скважина окутана паром, площадка ее основания — в десяти метрах над водой. Там и бушует пламяйqeq2 q2, туда улетают струи.
— Две с половиной тысячи кубов в час, — говорит старпом, догадываясь, что меня заинтересует мощь пожарного корабля.
— Одиннадцать суток подряд, — пытаюсь подсчитать я.
— Мы здесь тринадцатые. Мы пришли до пожара. Те, кто укрощает фонтан, не могут работать без нас. Кто-то их обязательно должен прикрывать.
В это время на палубе корабля появляются ребята в пожарных бушлатах; один лезет на мачту, другие занимают места на па: лубе.
— Ствольщики. Они будут управлять струями. Сейчас десант начнет высаживаться, — поясняет старпом и продолжает: — Когда вышка вспыхнула, мы, взяв людей, отошли. Неизвестно было, куда она рухнет. А потом как встали сюда, в это место, так больше и не отходили. С тех пор одиннадцать суток!..
К нашему кораблю, кормой к основанию скважины, приваливается судно поменьше. Стволы его пушек тоже направлены на огонь.
— Это, — говорит старпом, — на случай, если насосы нашего судна внезапно откажут.
Потом я вижу, как люди в черных блестящих бушлатах взбираются на настил, втягивают туда широченные ленты шлангов, подтаскивают лафетные стволы. Один из них жестами подает команды ствольщикам, те отводят в стороны пушки, и люди устремляются в завесу пара, туда, где только что вода боролась с огнем. Я вижу, как у одного пожарного сбивает каску и тот, кто командует, грозит ствольщику кулаком.
— Косырев, — говорит старпом.— Лейтенант Косырев, отличный пожарный, лихой командир. Мастер спорта, ребята любят его. Там сейчас с ним Низами Ахмеров, Валерий Акопян — совсем молодые ребята, комсомольцы, впервые на таком пожаре, а посмотрели бы вы, как они работали в шторм...
Ствольщики бросают струи через головы людей, копошащихся у огня. Те устанавливают вокруг огненной скважины стволы, создают своеобразный водяной забор. Взмывает пламя — и ствольщики тут же отгораживают десант водяной стеной. На моих глазах происходит невероятное. Огонь начинает отступать. На настиле появляется все больше людей. Я вижу там фонтанщиков — специалистов по укрощению фонтана — в черных танковых шлемах. С виду неповоротливые, в тяжелых костюмах, они укладывают металлические плиты настила на место выгоревших, все ближе и ближе подступая к скважине. Закрываясь от жара, пожарные следом за ними подтаскивают лафетные стволы, и вот уже сквозь белое пламя видна «елка» скважины. Одна «кисть» ее оторвана, раскачиваясь, болтается из стороны в сторону, и все смотрят на нее, дивятся, как еще до сих пор ее не оторвало.
...Теперь и я знаком с ледяной водой Каспия. Знаю, как неприятно бывает, когда одежда, пропитанная ею, прилипает на холоде к телу. Знаю, как промокшие пожарные — от воды никуда не деться — бегут в моторное отделение, где, грохоча, работают насосы, и, раздеваясь, сушат там свою одежду; у насосов она просыхает быстрее, чем в сушилке. Знаю, как сильна струя, вылетающая из лопнувшего шестидюймового рукава. Тебя подбрасывает словно пушинку кверху, ты летишь неизвестно куда и, когда падаешь, с ужасом смотришь на колеблющуюся из стороны в сторону струю, зная, что в следующий момент она может швырнуть тебя в воду с десятиметровой высоты. Парень, что сушится напротив меня, смеется: не повезло, мол, бывает.
— Нашего-то боцмана, — говорит он, — тоже сегодня чуть не выбросило за борт. Шланг лопнул как раз под ним. Он взлетел и за верхнюю палубу схватился, иначе бы не удержался. Ему вообще везет. В шторм его чуть не вытянуло волной, а потом как швырнет обратно в дверь...
После ледяного душа, когда зуб на зуб не попадает и ноет вывихнутая ступня, самое время посмеяться.
Под вечер в кают-компании появляется Косырев. Он стаскивает мокрую одежду через голову и на ужин приходит в шубе, надетой на голое тело. Едва берет тарелку, как напротив него усаживается Алиев, начальник участка, где происходит пожар. Улыбаясь в усы, он говорит, что за ними еще четыре ствола. Как я понимаю, еще четыре лафетных ствола надо установить.
