Спрашиваю: «А нельзя ли познакомиться с рядовыми членами вашей ассоциации? До сих пор мне приходилось видеть их только на уличных демонстрациях». Томми Херрон колеблется. Еще куда ни шло — принять дотошного репортера в штаб-квартире, адрес которой постоянно меняется, но допустить его к «парням»... Стоит ли? В разговор неожиданно вступает сосед Херрона с короной майора на погонах. «Это можно устроить, — говорит он. — Думаю, русскому журналисту будет полезно посмотреть на боевые учения». Майору, видно, не терпится похвастаться.
Распрощались сухо. Никому и в голову не пришло подать руку. На улице все тот же «авэнджер». Завязывать глаза не стали. То ли посчитали излишним, то ли просто забыли. Можно было познакомиться с районом, приютившим штаб-квартиру Ассоциации обороны Ольстера.
Убогие, облезлые домишки, тесно прижавшиеся друг к другу в поисках опоры. Одинаковые, как солдаты в строю. Окна без занавесок, кое-где выбитые стекла. Нигде ни дымка, хотя довольно холодно. Печи растапливают, видно, только когда готовят обед. Узкие, как лесная тропинка, тротуары, заваленные бумажными пакетами, обрывками газет, огрызками, осколками бутылок. Из рыбной лавки тянет характерным противным запахом. Собственных машин, конечно, нет и в помине. Поперек дороги местами деревянные рогатки, увитые колючей проволокой. Трудно представить больший контраст с фешенебельным кварталом, где находятся апартаменты «фюрера» Уильяма Крейга.
Мне как-то случилось брать у него интервью, и осталось воспоминание об аккуратных двухэтажных домиках, построенных по индивидуальным заказам и далеко отстоящих друг от друга, в окружении садиков, кустов роз и тщательно подстриженных лужаек. Район, не затронутый волной насилия, которая, казалось, захлестнула весь Белфаст. Никаких следов пожарищ, все стекла в окнах целы. Не видно солдат и полиции, встречающихся на каждом шагу в центре и в рабочих кварталах. Вооруженная охрана располагается на контрольно-пропускных постах, на подступах к жилью богачей; а на улицах тихо и прибрано, все дышит спокойствием и достатком. Не то что рыбной лавке, даже табачному ларьку не позволят разместиться в таком районе, чтобы «не портили общий вид». За продуктами посылают прислугу либо ездят в магазины в центр города.
В доме Крейга советских журналистов ждали. На столах батарея бутылок дорогого виски и французского коньяка, бренди и вина. Хрустальные бокалы, серебряные приборы и тарелки дорогого фарфора. Но главной примечательностью был, конечно же, сам хозяин, упитанный мужчина с самодовольным лицом переростка-второгодника. Он не говорил, а изрекал, так умело скрывая свои мысли, что зачастую сам их не мог обнаружить, и тогда важно замолкал, как бы давая собеседнику возможность осознать значительность минуты общения с великим человеком. Все его разглагольствования сводились к мысли о том, что только такие люди, как Крейг, могут править в Северной Ирландии, а поскольку у власти сейчас стоят другие, можно использовать любые средства, дабы установить надлежащий порядок...
Один из ближайших соратников Крейга — Ян Пэйсли. Он родился в 1927 году в семье баптистского проповедника в городке Баллимина, где безраздельно властвует Оранжистский орден. Жители чувствуют себя как бы на положении гарнизона осажденной крепости, существованию которой постоянно угрожают волны католического моря, разлившегося за ее стенами.
Некоторое время молодой Ян работал помощником пекаря, затем прошел курс богословского образования в сектантском колледже Белфаста и, наконец, получил сан священника — против всех правил — из рук отца. С первых шагов Пэйсли взял на себя роль евангелиста, проповедника слепого следования тексту библии, но только в 50-х годах вступил в конфликт с официальной церковью. Ему было отказано в праве читать проповеди в пресвитерианском соборе, и Пэйсли, недолго думая, основал собственную «свободную пресвитерианскую церковь», став ее первым глашатаем. За последние годы его детище возмужало и разрослось, раскинув по Северной Ирландии свыше 30 церквей.
Успеху Пэйсли способствовали огромный рост и бычий голос, без особого напряжения и помощи микрофона заполнявший площади. Обильно уснащая свои речи злыми, а подчас и не совсем печатными выпадами против папы римского, меча громы и молнии в «приспешников папы на высоких постах», Пэйсли постепенно приобретал популярность и сторонников среди рабочих, мелких фермеров и торговцев, отравленных ядом оранжизма и живущих в вечном страхе перед будущим. Между тем за спиной пэйслистов стоят твердолобые ольстерские тори и крупные землевладельцы, опасающиеся утратить влияние и доходы, владельцы промышленных предприятий в традиционных отраслях экономики Северной Ирландии. Словом, те же силы, что питают движение Уильяма Крейга.
Сторонники Крейга и Пэйсли не воспринимают искусства политического маневрирования, умения играть на чужих разногласиях и добиваться желательного компромисса, что присуще английским политикам. Те осознали, что сломить движение за гражданские права с помощью традиционных методов, при опоре на голую силу, не удастся, и стремятся заручиться поддержкой зажиточной верхушки католического населения. Естественно, осуществить Лондону свои планы не так-то просто, и требуются некоторые, хотя бы и незначительные, уступки, чтобы сохранить основы колониальных порядков, не затрагивая их существа. А крайне правые усматривают в этих действиях «сговор» и «предательство». В ход пускаются банды головорезов Ассоциации обороны Ольстера, «Борцов за свободу Ольстера» и «Командос Красной руки» (герб Ольстера), сеющие смерть и разрушение в католических кварталах.
Невольно жалеешь Брайана, тупо размахивающего дубинкой, но упорно отказывающегося шевелить мозгами. Жалко тысяч брайанов, одураченных оранжистской пропагандой, жертвенных пешек в большой политической игре, которую ведет Лондон ради того, чтобы закрепить за собой право использовать Ирландию как источник сырья и дешевой рабочей силы, рынок для сбыта английских товаров и важный стратегический плацдарм на путях из Западной Европы в Америку.
...Эти мысли приходили в голову, пока мы неслись в «авэнджере» по гладкому асфальту проселков. Хмурый водитель с самого начала дал понять, что разговаривать нам не о чем. Дорогу он знал наизусть и с ходу брал крутые повороты, не задерживаясь возле указателей. По сторонам тянулись живые колючие изгороди и высоченные каменные заборы. Затормозили на площадке у сельского паба, где мне было предложено пересесть в «лендровер». Началась тряская езда по ухабам и рытвинам бездорожья между деревьями и кустами. Необходимость снова завязывать глаза отпала сама собой.
У заброшенной фермы, зиявшей провалами окон, ждали двое в теплых куртках с капюшонами, низко надвинутыми на глаза. «Вы останетесь у машины. Отсюда все будет видно», — последовал приказ. Повернувшись к дому, говоривший рявкнул: «Становись!» Показалась группа вооруженных автоматическими винтовками с примкнутыми штыками. Все те же темные маски и очки. Они брали «на караул», сдваивали ряды и с видимым удовольствием козыряли начальству. Остервенело рвали штыками чучело, подвешенное на столбах ворот. Разбившись на пары, сосредоточенно пыхтели, демонстрируя приемы рукопашного боя. Затем, рассыпавшись в цепь, пропали в мелком кустарнике, откуда немного погодя послышалась частая стрельба.
«Холостых патронов не признаем, — горделиво заметил мой «гид», добавив: — В наших условиях каждый боец должен уметь действовать самостоятельно, на свой страх и риск. Чем быстрее они привыкнут к свисту пуль, тем лучше для них». Запыхавшиеся бойцы вернулись и еще с полчаса дружно топтали выбитую ногами площадку перед домом. Исчезли, как тени. У меня невольно вырвалось: «Похоже, ваши солдаты служили в регулярной армии, и не один год». Никто не удостоил ответом. Здесь вопросов не задавали. «Авэнджер» подбросил меня к гостинице.
Перед тем как проникнуть в фойе, пришлось пройти ставший привычным в Белфасте обряд обыска. Со всех сторон профессионально обшарили грубые руки. Несколько вопросов, проверка документов — и «Можете следовать дальше». Здание «Европы», самой дорогой и современной гостиницы в Белфасте, охранялось, как королевские бриллианты. За квартал встречали стальные рогатки и щиты контрольных постов. За ними придирчивые автоматчики в пятнистых маскировочных комбинезонах. Не лень им залезать и под капот, и под сиденья, и под машину.
У входа в гостиницу дежурят солдаты с винтовками наперевес, а временами и броневик по прозвищу «свинья», но явно не за внешнее сходство с этим мирным животным. В просторном холле скучают, почитывают газеты, фланируют из угла в угол, кокетничают с девицами у барьера администрации полицейские детективы в штатском. Даже в лифте трудно отделаться от ощущения, что за тобой холодно и враждебно следят, а у себя в номере каждый предмет кажется с ушами и глазами.
