class="p1">Он начал записывать на листке бумаги.
— А как ее зовут? — спросил Волшебников.
— Мария Ивановна Кадетова, — Щербаков дописал и протянул Сергею Ивановичу бумажку:
— Прошу.
— Спасибо, — ответил тот благодарно. Хороший все-таки парень этот Славка! Ну как без него? Где квартиру найти?
В обеденный перерыв Сергей Иванович сделал сразу два важных звонка. А потом пошел в буфет. Первый звонок был домой, для очистки совести. Потому что никого дома в это время не было. Сын в школе, жена на работе. Затем Сергей Иванович набрал номер Кадетовой.
— Да? Алё! — ответил писклявый старушечий голос.
— Вы Марья Ивановна? — спросил Волшебников.
— Да, я.
— Мне посоветовал вам позвонить Слава, Вячеслав Щербаков.
Молчание. Сергей Иванович сказал:
— У вас можно снять комнату? Я тих, чистоплотен…
— Хотите фуфайку у меня купить? — старушка подчеркнула предмет.
— Нет, какую фуфайку? Я хочу снять у вас комнату.
— Есть еще валеночки битые, очень хорошие, я сама их в прошлом году носила, теплые валеночки отдаю.
— Нет, мне бы комнату…
— А фуфайка это от моего мужа, он умер давно, а фуфайка осталась.
Вечером Иван Сергеевич шел покупать фуфайку. Шел он по тихому району. Низкие кирпичные дома граничили с притаившимся частным сектором. Сумерки. С неба срываться начал первый снежок, теплый и мягкий. Сразу стало тихо.
Иван Сергеевич остановился, достал из кармана обертку от конфеты. Там адрес. Сверился, поискал взглядом табличку на ближайшем доме, заслоненном ветками яблонь. На повороте завернул. Вглубь уходила улица. Латанные-перелатанные домики с деревянными верандами. Стихийная архитектура в один этаж и чердак.
Вот Яблочный переулок, дом пятый. Здесь узко сходятся два забора, калитка между ними, и черный звонок справа, черный и блестящий, от старости и пальцев. Палец, нажимая на кнопку, выделяет некоторое количество пота.
Сергей Иванович стал нюхать звонок. Делал он это почти минуту. Никак не мог оторваться. Потом позвонил. Долго ждал. Отперла ему старушка, худая, в черном, как с похорон. По-мышиному невнятно шамкая, провела тропкой через темный двор ко крыльцу, пустила в дом.
Старорежимная комната. Камин, скрипучие рыжие половицы. Старый телевизор в углу подле окна. Фарфоровые слоны на серванте. Батарея лекарств. И в нос и в рот. Тепло. Пахнет: чаем, сыростью, спиртом. В дверном проеме видно другую комнату. Там кровать с пирамидой подушек. Одна другой меньше.
Сергей Иванович сел на продавленный стул. Скраешку. Кадетова сказала:
— Так вы насчет фуфайки, я правильно понимаю?
— Именно. У вас есть мой размер?
— Будет впору, — уверила его старушка. Она вышла в коридор и вернулась оттуда с фуфайкой. Фуфайка была добротная, почти чистая.
— Смотрите, какая легкая, — Кадетова перекинула фуфайку с руки на руку, — Пух-перо!
— Можно я примерю? — спросил Сергей Иванович.
— Гарантий не вижу.
— Каких гарантий, бабушка?
— У меня такого внука не было. Где гарантия, что вы не уйдете в этой фуфайке?
— А если я вам свой пиджак дам подержать?
Кадетова задумалась. Сергей Иванович:
— Давайте чайку попьем и что-нибудь решим. Поверьте, я действительно хочу приобрести у вас эту фуфайку. Но мне нужно посмотреть ее. Пощупать.
Тем же вечером, после работы, Вячеслав Щербаков пошел в Новый Аристократический салон. Переоделся в туалете и пошел. Нарядился в костюм и рубашку с запонками. Запонки куплены на блошином рынке, по три рубля пара. Конечно, можно было купить на эти деньги несколько батареек, но…
Салон был нынче у Барсукова. Барсуков, вальяжный, из новых дворян. Седеющей щеголь. Живет один в трехкомнатной квартире, принимает по вторникам и четвергам. А сегодня именно четверг. Подъезжают на машинах и в такси. А Щербаков на троллейбусе. Но выходит за две остановки раньше. И прогуливается в парке. Как будто он так устал на автомобиле ездить, что вот решил пройтись. Воздух свеж, влияет на бодрость мышц и духа. Лицо оживает. Щербаков говорит в салоне, что работает с цифрами. Они думают, он брокер. Некоторые же высказывают сомнения.
— Нет, он математик. Молодой гений, — это Лерочка говорит. Лерочка Нулина. Многозначительно поднимает пальчик.
— Работает на правительство, — выдвигает гипотезу Афродит Матвеевич Чечевица. Чечевица. Граф, пишет алкоголическую прозу. Представляется так:
— Граф Чечевица. Еще и литератор. Работаю в жанре, мерси-простите, алкоголической прозы. Экспериментальное, экспериментальное!
Им зачитываются.
Сегодня Щербаков столкнулся у подъезда дома Барсукова с супружеской четой Хроновых. Хроновы увлекались спиритизмом. Они были молоды и бледны. Он не то князь, не то потомок княжеского лакея. Она — тоже голубых кровей. Рассказывает, как однажды сдавала кровь на анализ. Медсестра была удивлена необычным цветом крови. Это не просто так. Это доказательство.
— А как же! — подтверждает муж авторитетно.
И вот Щербаков столкнулся с ними. Не могли решить, кому войти первым. Лору Хронову пропустили, а Щербаков и Игорь Хронов стали у двери и ну реверансы разводить.
— Вы проходите!
— Нет, вы проходите!
— Пррррошу!
— Нет, Я вас прошу!
Наконец сыграли в камень-ножницы-бумага. Щербаков победил и прошел. Лифт, все ароматы в одном. Квартира, изысканное общество равных. В воздухе дым повис призрачной медузой.
В кресле сидел новый человек. Барсуков шепнул Щербакову:
— Храмов.
И этим было все сказано. Большой писатель. Щербаков, сам не чуждый литературы (он писал рассказы) — почтительно приблизился к Храмову. Уже старик, но мощный, с выдающейся челюстью и надбровными дугами, Храмов даже сидя похож был на громадный каменный памятник. Щербаков улыбнулся и представился. Храмов подался вперед:
— Молодой человек, вы знаете, что означает слово «жупел»?
Щербаков оторопел. Он не знал, что это слово значит. Решил сострить:
— Жупел, это когда уже, но не еще!
— Браво, браво! — похвалил вставший рядом Барсуков.
— А давайте играть в фанты! — предложила Лерочка. Она держала в одной руке рюмку водки, а в другой кильку.
— Давайте, давайте играть в фанты! — поддержала ее Лора.
Начали в фанты, пока Храмов не сказал:
— Мне не нравится эта игра. Давайте во что-нибудь еще.
И нахмурился. Барсуков заметил это и подскочил к нему с рюмочкой.
— Откушайте!
— Благодарю!
Опрокинул.
— Я умею джаз на батарее играть, — заявил Щербаков. Но Храмов обратился к хозяину квартиры:
— Вы обещали мне гомерический хохот.
В наступившей тишине Барсуков возвестил: «Сюрприз!» и направился к глубокому шкафу со стеклянными полками. Там, на фоне книг в дорогих обложках, стояли сервизы и наборы бокалов. Барсуков достал оттуда видеокассету. Подошел к телевизору подле окна, вставил кассету в магнитофон, жестом пригласил всех сесть.
Сели — кто на диван, а кто на стулья. Щербаков оказался между Лерочкой и Лорой. Лерочка была ближе и теплее. От нее пахло вишневой жвачкой.
— Интеллектуальное кино, — предположила Лерочка. Она шепнула это Щербакову в ухо. Она любила
