чей? Лейтенанта? Вот это убожество???
Да, это мое убожество, и я — лейтенант, как это ни странно. Где расписаться-то?
Перед окончательным отъездом пришлось решить ещё одну проблему — умаслить соглядатая старика Дамблдора. Зайдя в гости, Коломбо включил свое обаяние на полную катушку и заморочил бабку Фигг бесконечными расспросами типа:
— Так мистер Лапка — это Мистер или мистер? А Дамблдор лично вас проведывает или заочно посылает приказы-просьбы? А за мальчиком когда придут? Ах, не сейчас, а только через десять лет? Это хорошо… А мистер Лапка — это кот или кошка? А почему Лапка, если он мистер? А кто за Гарри придет? И зачем? М-м-м, дорогая, какой вкусный кекс, не поделитесь рецептом? Моя жена так любит знакомиться с новыми блюдами, уверен, она будет просто в восторге!
И добился того, что бабулька Фигг согласилась врать Дамблдору в течение всех десяти лет. А что вы хотите, это ж Коломбо…
А с Петуньей они договорились о том, что Гарри будет приезжать к ним в Англию перед отъездом в Хогвартс. Потому что магический контракт со школой оказалось невозможно расторгнуть. Гарри могли усыновить хоть десять семей, на мир магии печать в документе никак не повлияет. Его хоть королева усынови, в книге учета Хогвартса он по-прежнему будет значиться Гарри Поттером. А значит, мальчика придется возить в шотландскую школу каждый год. Ну, не так уж сложно для американцев, проживающих в Нью-Йорке и самолетами ежедневно катающихся в офис, расположенный в Сан-Франциско. Дважды в сутки через всю Америку от побережья Атлантики к побережью Тихого океана и наоборот — ерунда, ей-богу. У них самолеты в буквальном смысле выполняют функцию рейсовых автобусов. Они ещё так и называются — аэробусы.
Что ж, всё было готово к отъезду, Гарри полностью укомплектован и экипирован: на нем зимний теплый комбинезончик на меху и симпатичная синяя шапочка с забавным помпончиком, который смешно подпрыгивает от малейшего движения малыша. Зеленоглазый карапуз, сияя любопытными глазенками, сидел в кресличке-переноске, специальном таком, с ручкой за спинкой, сидел и вертел головкой по сторонам, удивленно разглядывая столько многого вокруг интересного: толпы людей с багажом, бесконечным потоком бегущих в одну сторону, и поток не иссякает, беспрерывно тянется и тянется; толстые колонны аэровокзала, панорамные окна, за которыми виднеются длинные, узкие серебряные сигары крылатых машин.
Гарри всего годик и три месяца, но он, кажется, понимает, что они сейчас полетят на той крылатой машинке с чудным названием — самолет. Ему становится немножко страшно, и он морщится, кривит рожицу и начинает тихонечко похныкивать. Но чу!.. Сильные руки невысокого доброго дяди поднимают его из креслица и бережно прижимают к груди, к дешевому драповому пальто:
— Ты что это такое задумал, Гарри? Ну-ка не вздумай рыдать, малыш, ты ж тако-о-ой хорошенький, тако-о-ой у-у-умничка, не надо плакать, Гарри, пожалуйста. Ты мой дорогой!
Теплые губы ласково прижимаются к пухлой щечке, такое же теплое дыхание обвевает детское личико, и Гарри успокаивается. Всё хорошо, ведь папа рядом. И в этом самолетике они полетят домой.
Драповое пальто было не таким изношенным, как пресловутый плащ, наверное, по той лишь простой причине, что лейтенант не так часто его надевал. И внимание к себе он не так сильно привлекал. Большей частью пассажиры любовались его маленьким спутником — годовалым и крайне симпатичным малышом. Зеленые широко распахнутые глазища, удивленно улыбающийся ротик с четырьмя зубками и звонкое лопотание целиком и полностью отвлекли на себя внимание всего персонала воздушного борта и части пассажиров второго класса, в котором и летел маленький герой. И это было на руку бедному Коломбо: отдав ребёнка в полное распоряжение стюардесс, он погрузился в собственные страдания. Потому что ему было, мягко говоря, плохо. Нет, не так, ему было ОЧЕНЬ плохо. Ведь его, бедолагу, обыкновенно укачивало даже в лифте, поднимающемся на второй этаж, а тут он — вот ужас-то! — вообще на самолете и на хрен какой высоте. Не помереть бы…
В Англию он летел, накачавшись под завязку снотворным, благодаря чему счастливо и беззаботно продрых весь полет. Ну так и летел он один! А теперь… Покажите мне того папашу, который будет накачиваться феназепамом, везя с собой ребёнка!
Через час полета Фрэнка начало тошнить, и вокруг него засуетились встревоженные люди: взволнованно переговаривались пассажиры, предлагая разные средства от тошноты, забегали стюардессы с ведерками со льдом и блевальными пакетиками, в последние Фрэнку предлагали дышать, а льдом охлаждали грудь и щеки, черт его знает, почему решили именно такую экстренную помощь оказать…
Фрэнк охал и потел, вяло отмахивался руками, хватался за рот и пугал всех тем, что «вот-вот»… Поддавшись общему настрою, заревел Гарри, его плач подхватили ещё пятеро разновозрастных детишек от года до трех лет. Малышовый рефлекс такой рефлекс. Детский вой услышали из салона первого класса и тут же отреагировали на него — горько зарыдали наследники в дорогих креслицах со стразами, на их фоне, переглянувшись, тоненько завыли-заплакали две голосистые пуделихи, выкрашенные в дорогой розовый цвет. В общем, следующий час полета превратился в кошмар, авиалайнер неожиданно стал перевозчиком оркестровой ямы, члены которой внезапно решили заняться внеплановой репетицией. Вдохновенно ревели дети, орали взрослые, силясь перекричать общий шум-гам, и солировали две розовые собачки, зажмурившись и старательно выводя самые верхние ноты.
Когда воздушная машина наконец приземлилась в Международном Лос-Анджелесском аэропорту, пассажиры покинули борт с таким облегчением… ей-богу, легче было пережить угон с террористами, чем акустическую детскую атаку. Тут ведь не только уши с нервами пострадали, но и психически это было тяжело — не всякий человек выдержит, когда в ограниченном пространстве рядом с ним голосят десятка два малышей. Да ещё и десять часов кряду!
Фрэнк же, ступив на твердую неколебимую землю терминала, враз ожил. Куда только дискомфорт делся?! Счастливый и свежий, что твой огурчик, он радостно оглянулся, вдохнул полной грудью родной калифорнийский воздух, перехватил поудобнее кресло-переноску с притихшим Гарри и бродячий чемодан и бодрым шагом двинулся на стоянку, где его дожидался верный Пежо-403.
А те триста с лишним пассажиров злосчастного рейса долго ещё будут поминать Коломбо и его сына «ласковым» словом, не в силах забыть и простить кошмарный полет.
Пежо восторженно мигнул фарами, отзываясь на поворот ключа и искренне радуясь возвращению любимого хозяина. Его невесть сколько молчавший мотор мощно взревел, заводясь на радостях с пол-оборота. Гарри, которого в последнее время слишком часто сажали в машину, чтобы отвезти на обследование-прививки-витамины, притих ещё больше, испуганно
