ошибиться в своих предположениях. Только почему-то был уверен, что… Прав. На этот раз — сто процентно прав. Наблюдал за ней в то воскресное утро, во время импровизированной фотосессии с её знакомой…
То, что привыкла держать себя под жестким самоконтролем, сомнений не было. Все его «откровенные» выходки восприняла спокойно. Сам, потом, просматривая оставшиеся в телефоне фотографии с девицей, удивлялся, как Рита просто не развернулась и не ушла. А, будучи знакомым с женским характером, такое вполне могло произойти… Она же просто досмотрела «спектакль» до конца и до сих пор о том не вспомнила…
2
Самый запад России. Это не ревность… Однако вопрос с его гендерной принадлежностью и спецификой работы всё же возник. С трудом сдержал небезопасную для настоящего времени усмешку, которая вполне может оказаться неверно истолкованной. А усугублять и без того, мягко говоря, сложноватые, отношения, желания не имел. Им бы, да-да, именно — им, для начала справиться с одним «букетом».
— Правда? — по тону стало ясно, что её уверениям не поверил совершенно, затем поинтересовавшись, — Не подскажете тогда — что? — и отступать был не намерен. — Рита, помните, о чем мы говорили летом? — продолжал он свое мягкое наступление. — Для меня ничего не изменилось. И ваше решение…
— Мое решение… — а она считала, что самые ответственные решения в отношениях должны приниматься мужчиной. — Именно мое… — повторила с какой-то непонятной обреченностью в голосе.
— Так, стоп, — его вдруг осенило. — Рита, я умею принимать решения и нести за них ответственность. С девятнадцати лет их принимаю. Но не хочу давить на вас. Два моих решения завершились крахом. Летом я сказал, что вы мне нравитесь. Так вот, вы мне… — лишь на какое-то мгновение засомневавшись, уверенно закончил, — Не просто — нравитесь. Я бы хотел попробовать перевести наши отношения из дружеских в более серьезные. Но… — а вот невольно оттолкнуть её, обидеть даже случайно хотел в последнюю очередь, а учитывая ощущаемое напряжение… — Вы не подпускаете к себе на пушечный выстрел. Я не знаю, с какой стороны подступиться, Рита. Не могу понять, кто и, главное — что сделал, превратив вас в один большой сгусток нервов, неуверенности, сомнений, страха.
— В одну большую глыбу льда… — проговорила она как-то уж совсем обреченно. А ему показалось, что и не заметила, как проговорилась о собственном состоянии. При этом охарактеризовала то, должен был признать, максимально верно!
— Если позволите, я вас отогрею, — предложил он, при этом, действительно, расстегивая собственную куртку. Нет, конечно было не жарко, но и сказать, что сильно замерзла…
— Да вроде не холодно… — перехватив взгляд Константинова, медленно выдохнув, призналась, — Да поняла я, о чем вы, — добавив, — Попробуйте. Боюсь только, это очень сложно сделать.
— Ну, я сложностей не боюсь, — на его губах вновь задержалась теплая улыбка. — Вся жизнь — это одна сплошная проблема, которую приходится решать. Ладно, — тон его вернулся в прежнее иронично-снисходительное состояние. — Обнять-то вас хоть можно сегодня?
— Обнять можно, — сделав всего шаг, оказалась в его… успокаивающих объятиях. Именно — успокаивающих. Стремясь передать ей больше тепла, прижав к груди, максимально «завернул» в собственную куртку, а она негромко закончила, — Да и, спасибо за тот разговор по телефону, когда гроза была. Вы мне помогли.
— Ну, хотя бы что-то сделал так, — удерживая её около себя, с беззлобной усмешкой обронил Константинов, доставая из кармана «запевший» телефон. — Рит, постойте спокойно, — попросил он, «снимая» трубку со словами, — Слушаю, Константинов… — а в следующее мгновение почувствовала его напряжение. — Подождите, разговор шел о сроке минимум в месяц… — и в этой связи определенно что-то беспокоило. — Нет, обязательно буду, — заверил он, внимательно выслушав звонившего. И, определенно, уже приняв единственно верное для себя решение. — Давайте так, сегодня до вечера, я решаю свои проблемы здесь, а вы окончательно уточняете с заседанием…
А у него были другие планы. Только прошлое никак не желало отпускать. Но если сам еще как-то старался принять данный факт адекватно, то что касалось спутницы… Имелись серьезные опасения на появление проблем, учитывая и без того царившее между ними напряжение.
— Рита, я вынужден изменить планы, — вот сейчас решил ничего не придумывать. Перехватив взгляд и давая возможность увеличить между ними расстояние, закончил, — Мне необходимо срочно вернуться в Питер.
— Меня это не удивляет, — сохраняя внешнее равнодушие, обронила Коташова. И вы не обязаны…
А сейчас, по всей видимости, собиралась сказать какую-то глупость, которую уже обоим придется разруливать. А он со своими очередными проблемами, может как-то не так среагировать и…
— Рита, я хочу, чтобы вы знали, — заговорил Константинов с непривычной ей жесткостью в тоне. — Я очень хочу задержаться. Очень. Скажем так, у меня были определенные планы на этот прилет. И что касается вас… Честно, боюсь этого признания, но мне нашего с вами общения, вашего присутствия. Только ситуация пока складывается не в мою пользу. Я не могу отсутствовать на суде, где будет решаться вопрос права нашего с сыном общения. Заседание планировалось только через месяц, но по каким-то причинам перенесено на следующую неделю. Моё отсутствие сыграет на руку жене, а я не могу этого допустить.
— Сын, это святое… — обронила она, направляясь вдоль променада, в сторону, откуда они около часа назад пришли.
— Рит, я не могу понять, что вас держит в таком напряжении при слове «сын», — остановил Константинов молодую женщину. — У меня их двое. Поверьте, отличные ребята. Старший уже вполне самостоятельный парень. Мы не вмешиваемся (ну, или стараемся не вмешиваться) в жизни друг друга. Второй еще совсем ребенок. Только — шесть.
— Я пока не готова к настолько откровенному разговору, — призналась Коташова, тяжело вздохнув. Вот эту часть его жизни ещё только предстояло принять. Сделать то будет непросто, что понимала уже сейчас.
— Я тоже, — и снова не лгал. — Поверьте, как и вам, мне страшно ошибиться. У меня за спиной два брака. Два предательства. Знаю, что чувствует человек, когда его предают те, кого любит, кем дорожит, на кого надеется в трудную минуту. Я даю время не только вам, но и себе, Рита. Хотя… — секундная пауза… И признание, от которого она, в какой-то степени, оказалась в растерянности. — Мое решение принято. На вас давить не хочу, не могу и не имею права. Никого не интересует причина нашего с женой разъезда. Все видят только штамп в паспорте. Это — как метка: неприкасаемый, принадлежит другой. Мне бы хотелось, чтобы мы с вами принадлежали друг другу. Но это — мое желание, Рита. Без обоюдного — у нас ничего не выйдет.
Они стояли непозволительно близко друг к другу. Не в
