его данным, Безруковы как раз сейчас собираются на встречу, где будут представители других Родов. Кто знает, что они там задумали: может, союзников набирают для войны или про долги расскажут. Одно было ясно — этому надо помешать во что бы то ни стало.
На Радугиных Валерий пока решил не тратить драгоценные нервные клетки. Они далеко, и, по словам разведки, у них сейчас своих бед по горло. Кто-то этой ночью атаковал их главное имение. Пусть сами разбираются с этим, а он пока займется более насущными делами.
— Дорогой, — промолвила супруга, напоминая о своём присутствии, — кстати, звонил наш Добрыня. Сказал, что не прилетит, как обещал. Хочет остаться в столице и присмотреть за Машей.
При упоминании о сыне лицо Валерия сразу скривилось.
— Ох, ты всё ещё дуешься на него? — вздохнула Дарья.
— А ты всё ещё злишься из-за той старой вазы, которую я разбил? — огрызнулся он, напоминая, что обиды у них как снег зимой: никогда не заканчиваются.
— Ты сравниваешь несравнимое! — вспыхнула жена. — Это была китайская антикварная ваза династии Цин! Я никогда тебе этого не прощу! — взмахнула размашисто руками.
— Нравится тебе это или нет, но все наши проблемы из-за него, — буркнул Валерий.
— Из-за кого? — Дарья растерянно заморгала. — Из-за китайского мастера? Но он же умер триста лет назад!
— Мать, ты что, солнечный удар получила? При чём тут он? Я про Добрыню! Он ослушался меня, полез в дуэль, а Маша теперь в больнице. И, конечно, Радугины не остались в долгу! — граф гаркнул на лакея после, потребовав новый стакан, и снова повернулся к жене: — Или взять его подпись под наследством! Зачем он вообще сунулся в это дело?
— Но какой у него был выбор? — изумилась жена, пронзая его ледяным взглядом.
— Он должен был поставить меня в известность и ждать моего решения! — Валерий ударил кулаком по столу, который ответил жалобным скрипом. — А не играть в героя-одиночку!
Дарья покачала головой:
— Ты ведь знаешь нашего сына. Упрямый, как осел. Весь в тебя!
— Благодарю за комплимент, — процедил граф сквозь зубы.
Она подошла ближе и мягко положила руку ему на плечо:
— Может, всё же дашь ему шанс? Он старается, как-никак.
— О да, старается загнать нас в гроб пораньше, — усмехнулся Валерий. — Если он ещё раз сунется не в своё дело, я лично выпишу ему пинок под зад.
— Тогда готовь сапоги покрепче, дорогой, — усмехнулась Дарья. — Он уже взрослый мальчик и сам принимает решения.
Граф тяжело вздохнул и уставился в потолок, словно там могла появиться инструкция «Что делать, если твоя семья сводит тебя с ума».
— Прямо семейка Адамс, честное слово, — пробормотал он.
— Не бери в голову, дорогой, — мягко сказала Дарья. — Всё уладится. Главное, не потерять голову… в прямом смысле.
— Да, если только нам не укоротят её по самый подбородок, — мрачно согласился Валерий и залпом осушил стакан. — Он вечно всё портит! Вот зачем он подписал те бумаги о наследстве? Зачем?
— Вот как! — Дарье это надоело, и она еле сдерживала своё раздражение. — И что бы изменилось? Всё было бы по-другому, если бы он сначала сообщил тебе о наследстве?
— Не знаю! Чёрт побери, не знаю! — граф залпом опрокинул ещё один стакан. — Но решение должен был принимать я!
Валерий пылал от злости, и казалось, ещё немного и дым из ушей пойдёт. Он снова припомнил жене дурацкий поступок сына на дуэли и обвинил его в том, что Машу отравили из-за его беспечности.
— Если бы он не прикончил племянника Радугина, с Машей ничего бы не случилось! — рявкнул он, размахивая руками.
— Но он отстоял её честь на балу! — сердито парировала Дарья. — Или ты предпочёл бы, чтобы нашу фамилию полоскали во всех грязных слухах?
Граф саркастически ухмыльнулся.
— О да, великое отстаивание чести! Махать шпагой — это теперь у нас геройство? А Маше теперь придется расплачиваться за его выкрутасы! Хотел как лучше, а получилось как всегда…
Он продолжал кричать, что смерть Маши, в случае чего, будет на совести Добрыни.
— Опомнись, Валера! Что ты несёшь? Как бы тебе потом не пожалеть о своих словах, — Дарья пыталась достучаться до его разума.
Муж уже не слушал, бормоча о том, что их сын всегда был ленивым и действовал по своему усмотрению. По его словам, Добрыня в академии совсем отбился от рук и сейчас порочит семейную репутацию.
— Ещё чуть-чуть, и плевать я хотел, что он мой сын: выгоню его из Рода, к чёртовой матери! — Валерий с бешеными глазами вскочил из-за стола, схватил портсигар и с грохотом вышел в коридор.
* * *
Вот это бодренькое утро, ничего не скажешь. Трясло меня так, будто я решил испытать на себе все стадии лихорадки за раз.
Пришлось повозиться, чтобы наладить энергетический фон и потоки силы. Вчера, уничтожая тот яд, я изрядно вымотался и снял кучу ограничений с гравитации. Теперь обратно всё не поставишь… Поезд ушёл.
А ведь недавно был шанс вернуться к более долгой, но спокойной прокачке тела. Пусть это заняло бы на двадцать лет больше, чем планировал, но кто считает? Теперь же остались только полный расколбас и хардкор!
Если разберусь с врагами и останусь жив, можно будет спокойно податься в армию и бегать по самым горячим точкам, прокачивая тело и свой Дар в боях.
Приведя себя быстро в порядок, я навестил Машу в госпитале. Поболтал с её лечащими врачами: они хором уверяли, что ей стало лучше благодаря их «гениальным» методикам. Самое смешное, что эти доктора всю ночь, видите ли, провели у её постели, применяя новые целительские практики.
Ну-ну… По сути, ничего не делали, а теперь лавры себе приписывают. Люди — такие люди! Но ладно, пусть зазнаются, главное, что с сестрой всё хорошо.
После этого я побежал на занятия. Я, правда, и так часто опаздываю или вовсе не появляюсь в последние дни на некоторых парах. Как обычно, влетаю в аудиторию и, на автомате, выпаливаю извинение за опоздание.
Первая пара — артефакторика, ведёт её Семиминутина Анастасия Владимировна. Если бы она была мужчиной, студенты точно поржали бы над её фамилией, а так смеются тихо, чтобы не оказаться под её каблуком
