порцию с собой в зоопарк?
— Нет, зайчонок. Боюсь, нас не пустят туда со своей едой, — заливисто смеюсь я. Подхватив сына на руки, шлепаю босиком на кухню, где меня ждет горячий кофе, дымящийся омлет и самый лучший в мире муж.
Максим
— Ух ты, и сколько же здесь квадратов? Не меньше двух сот?
— Сто семьдесят.
— Один хрен до фига. Слушай, и дизайн мне нравится. Люблю минимализм. Светло, просторно. А мебель, когда успели купить?
— Квартира продавалась полностью укомплектованной.
— Если не секрет, сколько стоит?
— Секрет.
— Да не жопничай, Макс. Я же никому. Дай порадоваться за брата.
— Открой «Циан» и посмотри цены.
— Пф-ф, думаешь, я не погуглила? Это же Остоженка, Макс. От количества нулей глаза разбежались. Ценник конский. Однушка от ста лямов. Боюсь, даже представить, сколько с вас за укомплектованную трешку содрали. Миллионов двести?
— Ты знаешь какую-нибудь еще сумму, кроме этой? — смеюсь я, снисходительно наблюдая за Викиной пробежкой по комнатам. Из кухни открывается отличный вид на длинный коридор, в котором она периодически мелькает.
— Ой, а тут что? Гардеробная? — открыв очередную дверь, она сует туда свой любопытный нос. — Точно. Так я и знала. Мой братец и без гардероба. Да быть такого не может. Здесь только твое шмотье?
— У Киры встроенный шкаф в ее спальне.
— Эх ты, зажал жене пару полочек. Стой, что, значит в ее спальне? У вас не общая, что ли? — хлопнув дверью, сестра оборачивается ко мне.
Сложив руки на груди, я приваливаюсь ягодицами к подоконнику и спокойно выдерживаю обескураженный взгляд зеленых глаз.
— Мы предпочитаем разделять личное пространство. Нам так удобно, Вик.
— Ты всегда был с ебанцой, братишка, — закатывает глаза сестра. — И баб себе подбирал тоже с придурью. Ну, кроме Варьки. Она, кстати, оказалась самая нормальная и адекватная из всех. Кто бы мог подумать? Да?
— Если ты снова заведёшь песню о Прекрасной Варваре, я отправлю тебя домой, — сухо предупреждаю я, чувствуя, что именно на эту тему Вика настроена хорошенько присесть.
— Не бесись, Макс. Сам проебал свое счастье, — ехидничает рыжая язва. — Это я не в обиду Кирюхе. С ней тебе охеренно повезло. Где она, кстати?
— К предкам поехала. Скоро вернется, — взглянув на циферблат наручных часов, отвечаю я.
Вика врывается на кухню и начинает бесцеремонно изучать содержимое шкафчиков кухонного гарнитура.
— Ясно-понятно, но я ее уже, наверное, не застану. Привет передавай.
— Передам. Мы приедем в следующие выходные. Постарайся толпу народа в дом не притащить.
— С ночевкой?
— До понедельника останемся.
— Ага, шашлык надо замутить, — бормочет сестра. — Бар какой богатый. И кто из вас налегает? Уж точно не ты.
— Никто, это так, для коллекции, — сухо отвечаю я.
— Ну да, ну да. — хмыкает Вика. — Ты, может, не в курсе, но Кира любит звонить мне пьяная в хлам. Много интересного рассказывает, но на тебя мудака никогда не жалуется. За это уважаю. Хотя уверена, что косячишь по-черному. Кстати, как ей удалось уломать тебя на квартиру? Ты же терпеть не можешь бетонные коробки.
— С годами вкусы меняются, Вик. За эти годы мы где только не жили. И в шалашах, и в палатках, и в окопах. Все, как ты напредсказывала. К тому же в нашем доме — ты, постоянные тусовки и твои меняющиеся мужики.
— Как видишь, я своим вкусам не изменяю, — тряхнув рыжей гривой, легкомысленно хохочет сестра.
— Выбери любую бутылку на свой вкус и присядь, — серьёзным тоном прошу я, дождавшись, когда приступ ее веселья сойдет на нет. — Надо поговорить.
— Что, опять воспитывать начнешь?
— Нет, дело не в тебе.
— Ладно…, — настороженно поглядывая в мою сторону, Вика достает Джек Дэниелс, два бокала, ставит на столешницу барной стойки, а сама забирается на высокий стул.
Я располагаюсь напротив, откупориваю бутылку, разливаю алкоголь и двигаю один бокал сестре. Свой осушаю залпом, даже не поморщившись и не почувствовав вкуса. В последнее время — это стало для меня обыденностью — ничего не чувствовать. Жить, дышат, говорить и двигаться по инерции.
Ядреный виски, прокатившись по пищеводу, обжигающей тяжестью оседает в желудке. Но в голове, как ни странно, проясняется. Мне не легко было решится на этот разговор. Я наивно полагал, что смогу держать свои проблемы в секрете, но Вика со своим безумным весельем, вездесущим языком без костей и неуемной энергией может добавить мне новых, если ее не заткнуть.
— Не молчи. Ты меня пугаешь, Макс, — начинает паниковать сестра.
— Не торопись пугаться, Вик, — мрачно бросаю я, подливая себе еще. — Ты должна кое-что узнать о том, почему мы на самом деле вернулись.
— Ты сказал, что Кира устала мотаться с тобой по пустыням… — перебивает Вика и осекается под моим тяжелым взглядом. — Ты соврал?
— Не сказал всей правды, — уклончиво отвечаю я. — Помнишь, прошлогодний музыкальный фестиваль [11] в Израиле?
Вика смертельно бледнеет, прижимая ладонь к губам.
— Боже, только не говори…
— Наша съёмочная группа была там, — через силу выговариваю я, заливая в себя вторую порцию виски.
Я ни с кем не обсуждал те события больше полугода. Даже с Кирой. Особенно с ней. Одно случайно сорвавшееся слово, и она закрывается, уходит в себя, устраивая мне полный игнор на несколько суток.
— Мы ехали без особого восторга. Слишком простое задание для таких зажравшихся профи, как мы, но вышло…, — продолжаю я.
Тупая боль расползается по грудной клетке сдавливает легкие, вынуждая дышать, как олимпийского марафонца.
— В общем, если ты следила за новостями, то в целом представляешь в какой ад мы попали. Стрельба, паника, крики, люди бежали во все стороны, прятались, впадали в ступор. Мы даже из машины выйти не успели. Люка и нашего оператора расстреляли на месте, мне прострелили почку, Кира получила ранение в живот.
— Какой ужас! Почему ты ничего не сказал? Снова! Я же просила! Ты мне поклялся после Йемена! — со слезами на глазах восклицает Вика.
Про заварушку в Йемене мне все-таки пришлось признаться. Гребаный шрам на лице требовал объяснений. Когда я приехал в Москву на пару дней, Вика буквально приперла меня к стенке, но первым проболтался Люк. Они с Раулем тогда прилетели со мной. Не считая разборок с сестрой, классные были дни…
Вскочив со стула, Вика огибает барную стойку и трясущимися руками задирает мою футболку, словно не верит, что я говорю правду.
— Сукин сын, я же чувствовала… Мне в тот день аппендицит вырезали, — убедившись, рыдает она. — И что? Ты теперь с одной почкой?
— Это херня, живут люди и с одной…
— Никакая это не херня, — ревет сестра, исступлённо колотя меня кулаками по плечам. — Почему ты такой? В кого? Я не понимаю. Зачем
