26. Инга
За эти дни от беготни по камням, чуни из птичьих шкур на деревянной подошве основательно истрепались. Пора было подумать о настоящей обуви. Хорошие непромокаемые сапоги получаются из шкуры нерпы. Оседлав свое плавсредство — неуклюжий плотик — Сашка убил нерпу из карабина и достал ее со дна моря деревянным багром с железным гвоздем-крючком на конце. Чтобы багор тонул, пришлось привязать к нему камень. Нерпа оказалась крупным самцом весом, наверное, килограммов восемьдесят.
Черныш едва дождался, когда Гарт снимет шкуру с добычи и принялся тут же пировать, вгрызаясь в бок тюленьей туши.
— Погоди, не спеши! — Сашка отрезал ему кусок мяса с жиром и положил на камень. И тут же увидел вторую нерпу. Она подплыла так близко к берегу, что, казалось, хотела вылезть на песок. «Вторая шкура не помешает», — решил Сашка, свистнул нерпе, и тихонько, без резких движений, поднял к плечу винтовку. Но выстрелить не успел: нерпа ушла на глубину. Ладно. Сашка положил карабин рядом и стал разделывать добычу, время от времени бросая взгляд на море. Но появление нерпы все же проморгал. Она внезапно вынырнула у самого берега, и, неловкими рывками, как и все тюлени, стала выползать на песок. Сашка опять поднял карабин к плечу, но стрелять не спешил. Насторожило необычное поведение тюленя, да и что за радость убить животное, которое само под выстрел подставляется? Он опять тихо свистнул сквозь зубы: нерпы чрезвычайно любопытные создания и очень любят тихий музыкальный свист. Нерпа подползла шагов на пять и уставилась на человека черными, не отражающими свет глазами.
Стараясь не делать резких движений. Сашка уселся на песок и опустил карабин.
— Тебе что, жить надоело? А ну, двигай назад, пока я добрый!
Но небольшая нерпа эта подползла еще ближе. Теперь Сашка, если бы захотел, мог бы притронуться к ее носу палочкой или дулом винтовки.
«Ненормальная, что ли?» — и тут Сашка заметил, что нерпа ползет по следу, оставленному в песке тушей первой нерпы, когда охотник выволакивал ее на берег.
«Самочка! — догадался Гарт. — Самца своего ищет по запаху».
— Не ищи, — сказал Сашка, негромко. — Убил я его. Не знал, что вы пара. Но вообще-то мне нужна шкура на сапоги.
Нерпа была уже на расстоянии вытянутой руки и, тщательно принюхиваясь, пододвигалась все ближе. Гарт взял два камешка в руки и постучал ими один о другой. Нерпа, совсем как собака, покрутила головой так-сяк, прислушиваясь, затем принюхалась к испачканной жиром Сашкиной руке и, наконец, осторожно, самым кончиком носа, притронулась к пальцу.
Сашка подушечками пальцев прикоснулся к ее усатой мордочке.
Нерпа отпрянула. Но потом опять подползла ближе и опять стала принюхиваться. На этот раз она позволила Сашке погладить себя по «щеке» и притронуться к передним ластам. Но тут налетел Черныш и куснул нерпу в бок. Нерпа бросилась в воду и нырнула.
— Ну и дурень же ты, Черныш! Всю малину испортил. Щас как дам леща!
— Вау! (А это вкусно?)
— Вкусно-вкусно… Рыба такая. Вот это что!
— Вау! (Рыбу я люблю. Но нерпа жирнее.)
— Тебе что, целой туши мало? Ведь за месяц не съешь! Я ж эту самочку приручить собрался, а ты — кусаться! А вдруг она теперь больше не подплывет? Если еще хотя бы раз тявкнешь на нее, будешь иметь дело со мной! — И Гарт потряс перед носом песца толстой суковатой палкой.
Черныш обиделся, отбежал в сторону, завалился на бок и стал кататься по мху. Он так нажрался, что стал похож на бочонок на ножках. Даже хвост и уши у него стали короче и лоснились от жира.
Гарт освежевал нерпу и уложил тушу в яму, а шкуру тщательно постирал в морской воде, как учили старые охотники.
Перед выделкой шкуру надо тщательнейшим образом обезжирить. Для этого ее набивают на деревянный каркас и вывешивают на мороз. С мерзлой шкуры жир легко соскабливается стальной ложкой. Летом шкуру так же набивают на каркас, привязывают к нему камни и опускают в море. Жир с поверхности мездры выедают морские рачки капшаки или мормыши, по-ученому — эвфаузиды. Начисто выедают, только за процессом этим надо следить, а то и шкуру сожрут.
Сашка быстренько сколотил из подручного материала четырехугольную раму, натянул на нее нерпичью шкуру, привязал к раме камни, отплыл немножко от берега и опустил каркас на глубину примерно трех метров. И тут увидел в воде тень.
Нерпа медленно поднималась из глубины к поверхности. Усы и «брови» ее распушились, пятнистое тело легонько изгибалось, огромные зеленые глаза были раскрыты. Сашка застыл с веслом в руке.
Боже, какое красивое животное! Какое оно неуклюжее на берегу и какое совершенное в воде! А глаза! На воздухе глаза нерпы — просто черные пуговицы, а если смотреть на них через слой воды, видно всю прихотливо окрашенную радужку, все жилки-прожилочки, все пятнышки на ней. Засмотришься!
Беззвучно вынырнув у самого плотика, нерпа, чьи глаза опять стали невыразительными черными провалами в голове, с любопытством уставилась на человека.
— Иди сюда, русалочка зеленоглазая, иди, познакомимся! — Гарт тихо свистнул и протянул к нерпе руку.
Нерпа подплыла и легонько притронулась к руке охотника носом. Сашка почесал ей мокрую щеку и пригладил усы.
— Как же назвать тебя, чудо морское, каким именем окрестить? Кольчатая нерпа называется по-немецки Ringelrobbe. Но это слишком длинно. Назову тебя просто Inge. Будь у тебя уши, Инга, почесал бы за ушком, а пока только мордочку поглажу, лады?
Инга уцепилась передними когтистыми ластами за край плота и внимательно слушала. А Сашка и дышать забыл. Нет, она все же ненормальная, эта маленькая самочка. Неужели она не поняла, что от человека исходит смертельная опасность?
Но какая же радость сердцу человеческому от общения с вольным животным! Вот мы говорим: «дикое животное». А какое ж оно дикое, если стремится ближе к человеку? Обнюхивает его руки и смотрит ему в глаза. Наверное, вот так, накоротке, общались с животными Адам и Ева, когда давали каждому имя и разговаривали с каждым на его языке.
Легонько пошевеливая двухлопастным веслом, Гарт отогнал плот к берегу и привязал его к большому бревну. Улыбаясь, пожал Инге когтистый ласт и пошел по своим делам.
А работы было выше головы. Для начала Гарт выдолбил в базальтовой глыбе на берегу довольно большую выемку и стал собирать в нее мочу. Для выделки тюленьей шкуры жеванина из печени — слишком слабый «химикат». Да и где взять столько печени на трех-четырехразовую обработку шкуры? Моча же действует как дубитель, выделанные таким способом шкуры не пропускают воду.
Затем Гарт привел в порядок ближние кочки-тумбы для капканов и отремонтировал сами капканы.
Делается ловушка на песца просто: выбирают место повыше и на него насыпают еще гальки, камней или песка, что есть под рукой, и прихлопывают лопатой так, чтобы получилась ровная площадка высотой сантиметров до сорока и площадью примерно в 0,4 кв. м. В эту площадку втыкают девять высоких колышков в виде римской цифры V — один колышек в острие «цифры пять» и по четыре — по бокам. Колья вгоняют в грунт с интервалом восемь-десять сантиметров, с расчетом, чтобы песец не мог просунуть голову сквозь этот заборчик. Внутри огороженного кольями пространства, вблизи острия «цифры», кладут небольшой плоский камень, а на него камень потяжелее. Зимой, с началом сезона охоты, когда все замерзнет и колышки выдернуть нельзя, между рогами «цифры» устанавливают капкан, на плоский камень кладут кусочек пахучего нерпичьего жира или свежей рыбы, и прижимают эту приваду тяжелым камнем. Уголок привады оставляют непридавленным «на виду, на запаху». Вокруг тумбы-кочки разбрасывают «накроху» — кусочки рыбы, мяса или жира.
Как правило, пурги-метели не задувают высокую кочку полностью и ее видно издалека. Песцы — народ любопытный. Обязательно прибегут проверить, что это чернеет на снегу. А там та-а-кой запах! И вкусные кусочки мяса кругом накиданы. Песец их выкопает, съест и полезет за большим, жирным, зажатым между камнями куском. И наступит лапкой в настороженный капкан.
Есть и другие способы ловли песца. Некоторые охотники ставят «пасти», где эту белую лисичку придавливает и убивает падающее бревно.
Но все эти хитрости охотничьи хороши только раз в три, а то и в четыре года, когда есть в тундре песец. Один «урожайный» год чередуется с тремя-четырьмя «неурожайными», когда песца или очень мало, или нет совсем.
А почему такая странная цикличность численности у этих белых лисичек? А потому что лемминга бывает много только один раз в три-четыре года! А почему такая странная цикличность численности у лемминга? А потому что болеют эти подвижные красноватые мышки и во множестве умирают. Или так их много становится, что выедают все корма и массами бегут искать новое место, по дороге попадаются им реки и озера, при форсировании которых лемминги тысячами гибнут в воде, замерзают от переохлаждения на берегу или становятся добычей тех же песцов, чаек, хищных рыб и птиц. И остается мало мышей в тундре. И песцы уходят в другие места. Если нет лемминга в таймырской тундре, значит, есть в приленской, нету в приленской, зато появился в чукотской и малоземельской. Никогда не бывает Великая Тундра без лемминга и без песца.
