уже после пятого просмотра я искренне прониклась к главному актеру. Один вид Киану Ривза поднимал мне настроение, так что сейчас я не против как следует отдохнуть от повседневной жизни.
Творилось что-то странное. Преображенский довольно развалился на моей кровати, обнял большую мягкую подушку и молча уставился в экран большого телевизора и при этом я не чувствовала раздражения или злости из-за нарушения собственных границ. Мне было комфортно с ним… И не просто комфортно, а уютно. Этот человек согревал одним своим видом и сейчас, глядя на то, как на его уставшем лице проступает улыбка, я пугалась своих собственных чувств.
Боже… Сердце колотится безумно, дрожь в ногах… Взгляд невозможно отвести — так было с Димой, когда мы впервые познакомились с ним. Теплое чувство постепенно согревало все тело, проникая в каждую клеточку и даже мысли о бывшем муже впервые за долгое время не вызвали внутри негативного отклика. При взгляде на Александра, я не хотела вспоминать о Диме.
Рука невольно оказалась на животе, я чувствовала, как внутри происходит шевеление и от одного этого осознания внутри, где-то в горле, застрял комок. На глазах появились слезы, которые я постаралась смахнуть как можно быстрее, чтобы Преображенский не заметил подобных эмоций.
— Эй, ты чего плачешь? Все же живы еще… — он был полностью уверен, что я реву над фильмом. Ну-ну… конечно же именно над ним.
— Это гормоны! — я соврала, найдя прекрасную отмазку, и Преображенский тут же распаковал еще одну конфетку.
— Последняя! — пригрозил он и убрал от меня коробку, — а фильм действительно необычный, особенно для того времени, когда только вышел…
Мы оба лежали на моей кровати. Вначале по краю друг от друга, затем как-то так получилось, что придвинулись ближе и уже сейчас я клевала носом, понимая, что моя голова лежит на плече Преображенского, который уставился на экран, несколько раз зевнул и…
И я уснула… То тепло, что ощущалось где-то внутри, мягко обволакивало все тело, заставляя чувствовать себя защищенной, оберегаемой, как за каменной стеной. Никакого беспокойства, ни дурных мыслей и переживаний — только тишина внутри и покой. Осознание, что все будет хорошо — вот те чувства, что я испытывала рядом с Сашей. Те чувства, от которых стало не по себе, та ситуация, которая возникла в прошлом и малыш, что плавал в животе…
Мне нравился его запах все больше и больше — словно дурман и не выдержав, я просто провалилась в сон.
***
Александр
Красивая… Интересно, она знает, что у нее на лице краска? Даша о чем-то мило рассуждала, постоянно при этом жестикулируя. Ее тонкие руки то взмывали вверх, то вновь опускались — как она умудрилась не пролить при этом кипяток — не понимаю. Она сидела за столом в своей форме, почти полностью измазанной яркой краской, и мне это нравилось. Нравилась ее улыбка — она милая и нежная. Я давно не видел такой улыбки у девушек — искренних, добрых. Улыбок, за которыми не скрыта корысть и жажда наживы.
— Эм… Даша, а ты сейчас что делаешь? — зачем она отгрызает кокосовую стружку с конфеты? Зачем она вообще раскусывает ее пополам и… и проводит своим тонким язычком по самому контуру… твою ж мать… Даша…
Тело среагировало как надо, учитывая степень воздержания и явное желание физической близости, но почему сейчас?
За все три месяца командировки, наполненных постоянной работой и общением с педантичными до одури людьми, я думал лишь о том, как вернуться в номер и поскорее уснуть. Рука при этом сама тянулась к телефону и набирала ее номер. Странно — голос успокаивал, в какой-то степени придавал сил и после простого пятиминутного разговора у меня вновь появлялись силы.
Я решил ее послушать — выходной выдался просто отличным. Больше скажу — в тот день я вспомнил, что уже давно не был с женщиной, вот только… Ни голос новой подруги, ни ее внешний вид, ни запах… ничего не возбуждало. Разговор выводил из себя, нервировал до лютой одури. Хотелось все бросить и вернуться в Питер. Прикосновения блондинки с пышной грудью и нежной кожей раздражали и наконец осознав, что ничего не выйдет, я вновь остался один. Надоело… Хватит с меня женщин с их постоянным зацикливанием на деньгах, желанием лучшей жизни, готовностью раздвинуть ноги перед любым мужиком, лишь бы тот был при деньгах и власти. Я устал. И хочу тишины.
Впервые за долгое время стены номера не давили со всех сторон. В тот день я уткнулся в подушку носом и уснул, словно младенец… Кстати о младенцах… Интересно, как она? Совсем не рассказывает про беременность, но тут понятно, на кой черт вообще мне все это знать? Да и с чего мне вообще все это интересно?
В ту ночь мне впервые приснилась Дарья. С младенцем на руках. Растрепанная, заспанная, но с улыбкой на губах. Она нежно держала маленький пищащий комок и смотрела на него так, словно этот человек стал для нее всем. Абсолютно всем — воздухом, жизнью, смыслом. Не понимаю, почему все так хотят иметь детей? Что в них такого особенного? Орет без конца, все в слюнях, подгузниках. Невозможно выспаться и… и что там еще бывает? Интересно, а бывшая моя как Игоря воспитывала? Когда он был совсем маленький и ни на что не способный? Сама ему попу мыла или няньке сбросила? Думаю, что второй вариант…
Я все не мог перестать думать о Даше даже сейчас, находясь рядом с ней, но когда мы легли в кровать…
Старая кассета, старый интересный фильм, ее милое заспанное лицо. Она медленно начала клевать носом, ее глаза закрывались и в скором времени я почувствовал, как она уснула на моем плече. Такая маленькая и хрупкая, она продолжала держать руку на животе и по ее щеке скатилась слеза.
Черт. Почему? Дело во мне? Хотя… Ситуация странная — я в ее кровати, чувствую это странное тепло и уют. Наверное, она всего этого хотела с ее бывшим. Конечно, хотела — любовь без следа не проходит. Особенно в ее положении.
Убавив громкость телевизора, я слегка развернулся к ней и сам не понимаю, почему, но начал медленно проводить кончиками пальцев по ее лицу, стараясь тихо убрать выбившиеся пряди волос… Которые тоже были испачканы в краске… Все в краске… везде краски! Весь ее мир — это краски, как способ самовыражения и разговора с окружающим миром. Она мило сопела, поджимала губы, что-то бормотала себе под нос и…
