узоры, как у мандалы, но не такие симметричные.
Вдали снова послышались неистовые крики, и Дан раскрыл глаза. Их вновь атаковали неугомонные аборигены. Они лезли из потайных ходов один за другим, без масок, но с бешено искаженными физиономиями. Они довели себя до исступления и готовы были на все, даже мучительную смерть.
Эмиссары без промедления вступили в бой, вокруг затопали, заорали, замельтешили. Дана сильно толкнули, коляска перевернулась, и Дан вывалился из нее, упав у нижней ступени на твердый и прохладный пол. У него внезапно заболела спина — он почти позабыл это отвратительное чувство! Но боль отличалась от прежней: болел позвоночник, и не то чтобы сильно. Боль была почти приятной, томительно-сладкой. Она волнами поднималась от крестца к лопаткам и выше, захватывая ребра и достигая шеи.
Дан ожидал страшной боли, заранее зажмурился и скорчился, лежа на животе. Но сладкая боль постепенно затихла, оставив после себя электрическое покалывание вдоль многострадального хребта.
Пол содрогнулся от тяжкого удара — то прыгнул Ракеш, снова придав телу металлическую твердость и тяжесть. Он молотил кулаками направо и налево, раскидывая аборигенов, чуть дальше наносил вибрационные удары Киран. Еще дальше трещали электрические разряды Ирис.
Дан пополз по-пластунски в уголок между лестницей и фундаментом возвышения, чтобы укрыться. Понятно, что этот уголок — неважная защита от случайного или намеренного дротика, но это лучше, чем ничего. Он не сразу сообразил, что ползет как-то непривычно быстро и что помогает себе ногами, чего раньше не бывало. Не веря происходящему, он вцепился в тонкие лианы, приросшие к фундаменту, на котором стояли парасаттвы, подтянулся — и встал во весь рост.
Его охватило сильнейшее чувство эйфории — без мыслей, прочих эмоций, без ничего. В голове воцарилась звенящая пустота.
Он стоял. Сам. На своих ногах. Без боли и страданий. Впервые за такое долгое время.
Он и позабыл, каково это — смотреть на мир с высоты собственного немалого роста. Пыльный полутемный зал, заполненный неистовыми берсерками, предстал перед ним целиком, от края до края. Дан увидел, как Киран прыгнул вперед и перехватил копье, летящее в Ирис; амазонка обернулась и удивленно воззрилась на Кирана.
Дан слышал шум схватки, но не вслушивался в него, видел пламя факелов, тускло отблескивающие золотые истуканы, потную кожу дикарей — но не всматривался. Он переступал с ноги на ногу, наслаждался прокатывающимся по мускулам жаром, биением жизни, гибкостью и силой.
Совсем позабыв, где он, Дан запрыгал на месте и оглушительно расхохотался. Потом схватил собственную инвалидную коляску, без малейшего труда поднял ее и, размахнувшись, швырнул в дикарей, щедро добавив Потока. Коляска пролетела как пушечное ядро и снесла троих аборигенов в дальний угол зала, где они затихли. А Дан повернулся к стене и, продолжая безумно хохотать, отодрал еще одну лиану. Он наполнил ее Потоком под завязку, до такой степени, что лиана запела, зазвенела, как натянутая до предела струна, и принялся наносить удары, вычищая пространство вокруг себя в радиусе нескольких метров.
Киран нырнул на пол, Ирис последовала его примеру, чтобы не попасть под лиану. Ракеш зазевался, и лиана попала по нему; раздался глубокий звон, точно ударили по огромному колоколу, и Ракеш отлетел к стене, впечатавшись в нее со страшным грохотом, от которого содрогнулся весь храм, посыпалась штукатурка, а кое-где треснули гранитные глыбы.
Лиана от удара ничуть не пострадала. Сейчас в ней циркулировало столько Потока, что ей не повредил бы даже ядерный взрыв. Аборигены завизжали, отбегая к потайным ходам, но Дан шел следом, вращая лианой, воображая, что это очень большая велосипедная цепь, и вырубая дикарей, выкашивая их, сбивая с ног, как кегли. И так продолжалось, пока в зале не осталось ни одного дикаря, который был бы в состоянии сопротивляться.
Некоторые и вовсе были мертвы, их кости были переломаны.
Только тогда Дан перестал накачивать лиану Потоком и выпустил оружие из рук. Он остановился в центре зала, его грудь вздымалась, в ушах шумело. Он жадно хватал пыльный воздух ртом, будто раньше никогда не дышал. Взгляд упал на кусок стены под наклонным потолком — там отвалилась часть барельефа и открылась старая кладка с изображением чего-то круглого, похожего на глаз в окружении иероглифов или пиктограмм. Дан перевел взор на Кирана и Ирис — они таращились на него почти что со страхом.
Из дыры в стене с хрустом выдрался никогда не унывающий Ракеш. От чудовищного удара он ничуть не пострадал, чего нельзя было сказать о его штанах. Они превратились в лохмотья, держащиеся на честном слове. Еще одна схватка, и Ракешу придется разгуливать голым. Он улыбался во весь рот, демонстрируя белые зубы.
— Ты выздоровел! — сказал он. — Парасаттва помогла? Отлично, возвращаемся!
До Дана лишь сейчас дошло, что он все еще глупо хихикает, и тотчас перестал. Сказал:
— Извини… за удар, Ракеш. Я перевозбудился.
Упомянув о перевозбуждении, он осознал еще один факт, куда более деликатный. Парасаттва на спине сняла блок с двух прежде заблокированных чакр, а ведь одна из них — чакра размножения. Дан испытывал прямо здесь, в пирамиде среди раненых и убитых религиозных фанатиков, страшненное сексуальное возбуждение. Не конкретно к Ирис, чьи обнаженные длинные ноги и контуры крепкой груди под футболкой теперь вызывали дикое желание, а ко всему и всем сразу. Его возбуждал даже запах крови и пота.
Дан поспешно шагнул назад, за поваленного истукана, чтобы он прикрыл его как минимум от Ирис до пояса.
Тем временем Ракеш невозмутимо подобрал с пола, где в разных позах валялись аборигены, помятый тубус с напрочь оторванным ремнем и в очередной раз извлек свиток.
Киран и Ирис, бросая на Дана взгляды, подошли к Ракешу. Поколебавшись, Дан присоединился к ним, надеясь, что в зале достаточно темно, чтобы разглядеть его не к месту игриво-воинственное состояние.
— Впустите мандалу в ум и сердце! — провозгласил Ракеш.
Сверкание мандалы ослепило Дана, его закружило в энергетическом потоке, приподняла невесомость. Их понесло в Антарапур, город городов. В состоянии этого полета между мирами Дан заметил, как Ракеш, вскрикнув, выронил тубус, но не придал этому значения.
Плевать на тубус — так же как и на ненужную теперь инвалидную коляску.
Когда свечение геометрических узоров мандалы угас, их накрыл полумрак, рассеиваемый тускловатым фонарем возле бассейна с рыбками. В тишине лениво журчал фонтан и вскрикивали тропические птицы. Далекий звон цикад был настолько привычен, что практически сливался с тишиной.
Дан покачнулся, приземляясь на пол, но удержался на ногах. По мускулам ног по-прежнему пульсировала
