Митя, видя как безжизненный остров исчезает в утренней дымке.
После он бесцельно дрейфовал на «корыте», заглушив мотор. Впервые царил штиль не только на море, но и в душе Мити. Он лежал на дне лодки обнимая Ленкин рюкзачок.
Внутри он почувствовал вибрацию. Распухшие пальцы расстегнули молнию, и Митя вытащил дедушкин проигрыватель. Радио, получив второе дыхание, с удовольствием затрещало знакомую песню:
«Kill this love
Yeah, it's sad but true
Gotta kill this love
Let's kill this love!»
Лицо Мити озарила улыбка. Он словно вновь услышал детский голосок сестры. Вот только этот голос исходил от поверхности воды. Митя оторопел и посмотрел за борт. Из моря на него смотрело синюшное лицо Лены. Солнечные лучи придавали ей жизни, но остекленевшие глаза продолжали с укором смотреть в пустоту.
Послушно, словно он готовился к этому моменту все эти годы, Митя протянул любимой сестре ладонь. Лена схватилась за нее и притянула к себе мальчика с длинными золотыми волосами. Всплеск – и они вместе исчезли в водной стихии. В ржавом «корыте» осталась дрейфовать лишь бездушная оболочка. И о былой любви напоминали только перерезанное горло и кровавое пятно, растекшееся на адамантовой глади моря.
– Тебе очень больно? Сынок, давай еще обезболивающего попрошу?
– Тошнит уже от этих обезболивающих.
Семен поджал посиневшие губы и отвернулся от матери, притворился, что трещины на стене интереснее. Холодная волна пробежала по позвоночнику Ларисы. Она поежилась и решила закрыть окно.
Кроны цветущих яблонь белоснежной пеной накатывали на подоконник, а по стеклопакету лениво ползла муха. Наверное, рак выглядит так: мухи ползают внутри, на фоне пока цветущего организма. Семен только отметил двадцатилетие таким же, как эти яблони, а потом оказался тут: в стерильной палате, с жирными черными мухами под кожей.
***
– Аркадий Петрович, ну что-то же можно сделать? – хрипло говорила Лариса, наклонившись к онкологу. ― Если не здесь, то где-то еще? В Москве? В Германии?
– К сожалению, на этой стадии рак неизлечим. Могу предложить хоспис.
Лариса отпрянула от врача, вцепилась в край стола и прошипела:
– Никакого хосписа! Я для него все сделаю. Семочка будет жить.
Как она добралась до палаты сына – помнила смутно. Брела, как в тумане, натыкаясь на персонал и посетителей. Мелкоклеточный рак легких третьей стадии. Пятилетняя выживаемость три процента. Три. Три шанса из ста, что ее Семочка проживет хотя бы пять лет. Мысль набатом била в мозгу в ритме похоронного марша. У двери Ларису вырвало.
– Я же только протерла… – с упреком заметила подошедшая санитарка и кивнула Ларисе отойти.
Та покачнулась и бесцветно ответила:
– У меня сын умирает…
– Милочка, тут каждый день умирают, не ты первая близких теряешь. Иди уже, дай вытру.
Побледневшая Лариса ввалилась в проем.
Она не могла смотреть на сына, пока пересказывала ему прогноз врача. Лариса прижала ладони к своим пылающим щекам и сгорбилась.
– Мам, ты же ни в чем не виновата.
– Я что-нибудь придумаю, Семочка. Продам дачу, машину, отправлю тебя в Москву в Блохина, там лучшие специалисты.
– Да, специалисты. Когда я начал кашлять кровью и ты забеспокоилась, это была какая стадия? Что уж теперь. Сдай меня в хоспис, как Аркадий Петрович советует, и дело с концом.
– Сыночек, любименький, ну, куда я тебя сдам? Можно же химиотерапию, есть же шанс.
– Три процента? – Семен подскочил на койке и на мгновение стал похож на все того же решительного старосту потока, каким был полгода назад. – Это не шанс, а издевательство. Не хочешь сдавать – не сдавай. Все равно сдохну.
Лариса спрятала руки в карманы кофты и зажмурилась. Слезы почти высохли на ее лице, дыхание выровнялось. Лариса придвинулась к сыну, схватила его иссушенные руки и почти крикнула:
– Ты не умрешь! Я все для тебя сделаю!
***
Чего только не предлагает народная медицина для лечения рака. Вот уже месяц Лариса мучила сына подсолнечным маслом и содой, а до этого Семен пил и чагу, и ряску, и подмаренник. Становилось только хуже. Семен почти не вставал с кровати и все чаще уходил от реальности и головных болей в сны.
Лариса же почти не спала. Она уволилась с работы, быстро продала дачу, чтобы были деньги на жизнь. Машина пока была нужна для поездок к бабкам-знахаркам. Отец Семена один раз прислал ей двадцать пять тысяч рублей с припиской «ему уже давно за восемнадцать, я не обязан помогать». Мысли удавиться теперь скакали по кругу вместе с мыслями о пяти годах и трех процентах.
– …Многие граждане древнего Рима верили, что живучесть и мужество гладиаторов – у них в крови. Поэтому было модно пить кровь убиенного или смертельно раненного гладиатора пока она теплая, чтобы самому стать смелым и выносливым. Римские патриции считали такую кровь «живой». Едва сраженный боец падал на арену, его могла окружить толпа желающих прильнуть к кровоточащим ранам. А римский врач Скрибоний Ларг далеко зашел в теориях, что против эпилепсии помогает печень человека, убитого оружием, которым…
Лариса проснулась на диване с журналом «Народный лекарь» в руках. Семен смотрел у себя в комнате какую-то передачу и слишком прибавил громкости.
Разминая затекшее тело, она поднялась с четким намерением в первый раз за все время болезни отругать сына. Однако, как только Лариса открыла дверь, Семен тут же поставил ролик на паузу и повернулся к ней с выражением триумфа на лице:
– Ты же хочешь меня спасти?
– К-конечно. – Лариса не до конца отошла ото сна и не могла понять, к чему клонит сын. – Очень хочу.
– Я тут изучаю альтернативную медицину, как и ты, – он кивнул на журнал в ее руке, – и узнал, что в древности люди считали кровь источником жизненной силы. В Риме пили кровь и ели печень гладиаторов, а в Средние века на продажах частей тел казненных алхимики построили целый бизнес.
– Я не понимаю, причем тут история?
– Просто принеси мне кровь, мама. Свежую теплую кровь. Источник жизни.
Ларису качнуло, перед глазами все поплыло, журнал полетел на пол, а вслед за ним грохнулась Лариса.
– Мама!
– Я… Я в порядке, сынок. Мне просто нужно поесть.
С усилием встав на ноги, она призраком побрела на кухню.
Взяв нож для хлеба, Лариса глубоко вдохнула и медленно выдохнула, стараясь привести мысли в порядок. Голова гудела, а тело отказывалось слушаться. Она уже порезала два пальца и отхватила отросший ноготь, нарезая колбасу.
«Кровь. Кровь людей. Семочка хочет, чтобы я приносила кровь людей. Может быть, договориться с
