— Ну-ка, подними ногу. Вот так, давай, давай...
Махмуд почувствовал, как что-то острое содрало кожу со лба. Сзади неожиданно толкнули, и он с размаху ударился головой о металлическую раскаленную стенку.
— Гады! Что вы делаете?! — что есть силы закричал он.
Откуда только силы взялись! Метнулся в сторону. И в то же мгновение в плечо вонзились острые иглы. Махмуд закричал от нестерпимой боли. Инстинктивно отпрянул в другую сторону — опять захлестнула волна боли. Придя в себя, попробовал потихоньку выпрямиться. Но не тут-то было. Макушкой задел обо что-то острое.
— Выпустите меня! — опять закричал Махмуд.— Вы не имеете права!
Сзади заскрипел и лязгнул замок. Шаги удалились.
Только сейчас до сознания Махмуда дошло, что он стоит на чем-то неустойчивом. Ощупал одной ногой пол. Он уходил куда-то вверх. Ботинок наткнулся на препятствие. Проверил пол чуть правее. То же самое. Решил наступить на него ботинком, но сразу отдернул ногу. В подошву вонзилось острие. Еще чуть-чуть — и оно пропороло бы ее.
«Похоже, меня загнали в бочку с шипами внутри»,— подумал Махмуд, корчась в полусогнутом положении. В первые минуты он не почувствовал, какая здесь духота. А теперь все тело покрылось липким потом. Непрерывными струйками он стекал по лицу, разъедал ссадины и раны. И ведь пот не смахнешь — руки связаны. Страшно ломило спину, болели ноги. Тут Махмуд вспомнил о неудачном соприкосновении со стенкой. Может быть, удастся на нее опереться? Там вроде бы шипов не было.
Кое-как Махмуд развернулся, стараясь не пораниться, и стал медленно пятиться назад. Уперся, но сразу же с криком отпрянул. Он словно сел на раскаленную сковороду.
Силы медленно покидали измученное тело. «Вот сейчас упаду. Вот сейчас...» — в отчаянии думал Махмуд. Он понимал, что упасть — значит истечь кровью. В тело сразу же вонзятся острые шипы. Страшная боль, а за ней провал и смерть... Ну, падай же!
— Нет. Я не сдамся,— Махмуд, сам не замечая этого, разговаривал вслух.— Даже если есть один шанс из тысячи, нужно выжить и отомстить!
От этого решения словно прибавилось сил. Махмуд попробовал осторожно усесться на корточки — так, чтобы не задеть шипы. Удалось. Ужасно донимала жара. Теперь-то он понял, почему израильтяне называли эту пытку «турецкой баней»! Раскаленный лучами солнца металл так и пышет жаром. Мучительно хочется пить.
Поистине неисчерпаемы запасы жизненных сил человека! Скажи Махмуду раньше, что ему предстоит такое испытание, он ответил бы, что это выше человеческих возможностей. А теперь — держался. Мучимый жаждой, одурманенный жарой, не в состоянии ни сесть, ни лечь... Держался...
Марьям была в отчаянье. Прошло уже больше месяца с тех пор, как она отправила Махмуду письмо, а ответа все не было. Теперь она бегала в Тир, в приемную Красного Креста, почти каждый день. Но всякий раз ей отвечали: «Ничего нет».
Сердце Марьям разрывалось. Родители в своих письмах все настойчивее звали к себе, в Бадауи. Там были дети. Марьям не видела их с 6 июня, а сейчас уже октябрь на дворе. Но разве можно покинуть Рашидию, не получив вестей от Махмуда?
Как-то раз в приемной Красного Креста ее попросили задержаться.
— Для вас есть важное сообщение,— сказала мадам Хури и вышла из комнаты.
Марьям вся подобралась. Какие могут быть важные сообщения из Ансара?
Мадам Хури протянула листочек с эмблемой Красного Креста. Марьям уставилась в него, еще не видя, что там написано, но уже понимая, что это — не от Махмуда. Наконец, совладав с волнением, стала читать. «Как сообщило израильское военное командование, ваш брат, Махмуд Абу Кифак, 22 лет, интернированный в лагере Ансар, № 0620, скончался 29 сентября 1982 года от сердечного приступа и похоронен на лагерном кладбище».
Марьям с недоумением посмотрела на мадам Хури.
— Но брат никогда не жаловался на сердце,— сказала она, еще до конца не понимая, что случилось непоправимое.
И вдруг Марьям как током ударило.
— Они убили его! — в исступлении закричала она.
Марьям даже не пыталась смахивать градом катившиеся по лицу слезы.
Мадам Хури протянула бумажную салфетку:
— Пожалуйста, успокойтесь! В Ливане сейчас кругом одно горе!
Всю дорогу до Рашидии Марьям крепилась, но, увидев лагерь, вновь не выдержала и разрыдалась.
Наутро она сложила в узелок кое-какие вещи, простилась с Садахом и его семьей. По дороге к шоссе не удержалась, зашла в свой дом. Все там было на месте, но пахло пылью и запустением. Марьям горько вздохнула. Опять изгнание!
Старенький «мерседес» притормозил возле Марьям.
— Далеко? — спросил немолодой водитель.
— На север.
— До Саиды довезу, а там как-нибудь доберешься.
— Ладно,— устало махнула рукой Марьям и опустилась на заднее сиденье.
Водитель тронул с места и, аккуратно объезжая воронки и выбоины, повез ее прочь от Рашидии.
7
Очнулся Махмуд в палатке. Вокруг никого. Он попытался приподняться. Все тело ломило. На шее, поверх одежды, висел ненавистный жетон с лагерным номером. Махмуд схватил его и уже хотел было заправить за воротник, но вдруг заметил: номер чужой — 5321. «Что за бред!» — подумал Махмуд. Он проковылял к выходу и выглянул наружу. Расположение соседних палаток на площадке было иным, чем прежде.
Махмуд побрел в угол и прилег. Палатка стала наполняться людьми. Последним вошел невысокий худощавый мужчина с проседью в волосах. Он опирался на палку.
— Абу Самир! Ты? — в радостном изумлении воскликнул Махмуд.
— Ну вот ты и пришел в себя! — дружелюбно ответил мужчина.— Как самочувствие?
— Да ничего. Вот уж не думал, что и ты здесь!
— К сожалению,— ответил Абу Самир.— И не я один. Тут немало наших, из Рашидии. Раскиданы по разным блокам.
— Как я попал в твою палатку? Да еще с чужим номером?
— Э, брат, считай, что сегодня ночью ты родился заново,— улыбнулся Абу Самир.— Когда позавчера вечером большую группу заключенных увели в барак для пыток, я заметил в толпе тебя. Ну, думаю, конец, больше не увижу парня в живых. Тем более кто-то разузнал, что тебя загнали в «турецкую баню». Но... Был у нас в палатке ливанец Саид Абдалла. Твоего возраста и комплекции, такой же чернявый. Во время восстания он был тяжело ранен, а вчера вечером скончался. И вот какой-то неизвестный нам израильский солдат оттащил ночью тело бедняги к бараку для пыток и положил в «баньку», а тебя приволок к нам в палатку. Почему он захотел спасти именно тебя, понятия не имею. Впрочем, что тут рассуждать — слава аллаху, хоть какой-то выход нашелся и ты жив. Запомни: теперь ты Саид Абдалла, № 5321. Кстати, знаешь, чем кончилось восстание?
— Нет! Откуда?
— Израильтяне согласились удовлетворить часть наших требований. Во-первых, разрешили днем свободно передвигаться по блоку. Во-вторых, в лагере теперь будет постоянный представитель Международного Красного Креста...
— Завтракать! — донеслось снаружи. Узники, достав миски и ложки, потянулись к выходу.
— Оставайся,—сказал Абу Самир.— Ребята принесут тебе еду. Береги силы.
Вскоре в палатку вернулся один из заключенных — судя по всему, ливанец.
— Держи свою порцию!
Махмуд набросился на похлебку из фасоли, в мгновение ока проглотил ломоть хлеба. Еще бы! Ведь он не ел с позавчерашнего дня.
Вошел, прихрамывая, Абу Самир. Опираясь на палку, сел на тюфяк рядом с Махмудом.
— Знаешь, а ведь это я подал сигнал к восстанию,— вдруг признался Махмуд.
— Ты?
— Ну да. Правда, идея не моя, а моего товарища, Фаделя.
— Слышишь, Юсеф? — обратился Абу Самир к парню, который принес Махмуду завтрак.— Вот тебе и Рашидия! Знай наших!
Махмуд подробно рассказал, как было дело. Про мерзавца Ауфира, про бунт старика, про камешек, на котором Фадель нацарапал призыв к восстанию.
— Молодцы! — похвалил Абу Самир.— Теперь я вижу, что и ты парень не промах! Честно говоря, когда ты пропал и мы остались без гранат, я не раз корил себя, что доверил такое дело необстрелянному мальчишке.
Махмуд смутился.
— Откуда мне было знать, что на ипподроме была засада? Там ведь всегда был наш дозор.
— Война, брат, дело не шуточное... Махмуд молчал.
— Ладно,— сказал Абу Самир.— Это тебе урок на будущее. Давай лучше о деле. В нашем блоке председателем комитета сопротивления избрали меня. Теперь задача — связаться со всеми остальными блоками. Так что с камешком вы это ловко придумали!
Махмуд воспрянул духом: услышать похвалу от Абу Самира — большая честь.
После обеда в палатку заглянули два охранника. Одного из них Махмуд узнал сразу: это был тот самый солдат, который напоил его водой после избиения.
— Эй, Саид, жив еще? — довольно грубо бросил солдат.
Махмуд непонимающе посмотрел на него.
— Я тебя, Саид, спрашиваю,— повторил охранник, глядя в упор на Махмуда.
