спали, подложив под щечки кулачки. Я поправила одеяльца, выключила телевизор, уселась прямо на пол и попыталась понять, что я все еще делаю в этом доме. У меня ведь была сегодня шикарная возможность остаться в своей старой жизни. Плюнуть на девочек, нуждающихся в моей помощи. Наплевать на Метельского, которого стало слишком много в моей жизни. И я бы так и поступила, даже совсем недавно, всего неделю назад. Но сегодня… Сегодня я вдруг поняла, что просто не могу поступить так. Дура я? Да. Остолопина? Бесспорно.
– Люся, а давай ты нашей мамой будешь. – сквозь сон прошептала Анютка, даже не открыв глазок. – И мы сбежим с тобой. Ты же наш не отдашь в институт благородных девиц?
– Я вас никому не отдам, – прошептала я, поцеловав во вспотевший лобик девочку. И мне вот совсем не понравился огненный жар, исходящий от малышки. Я бросилась к кроватке Януси. Тот же самый жар. Черт, они заболели. Заболели. И если честно сейчас у меня было желание заорать как та тетенька из «Добро пожаловать, или посторонним вход воспрещен». Взвыть сиреной. Остановил только страх напугать больных близняшек. Ну и здравый рассудок. который все таки взял верх над ужасом. Так, как я там лечила братьев и сестру?
Я выскочила в залитый светом холл, наверное похожая на убегающую от армии Годзиллу. Взгляд то точно был как у несчастной рептилии, и глаза кровью налитые.
– Люся. Вы похитили моих дочерей из ресторана? – ударил мне в спину разъяренный бас Метельского. – Вы переходите…
– Да, я чуть с ума не сошла. Девочки, конечно, не виноваты. Это все влияние этой мерзавки. И они ее будут выгораживать. Боже, я в полицию ехать собиралась. Слава богу Мише позвонила, он сказал, что девочки дома.
Я сжала кулаки, едва сдерживаясь, чтобы не подлететь к наглой врушке и не врезать ей по идеальному носу. И ей повезло, что вот сейчас мне было некогда.
– Точно, вам было очень нервно, от того, что две маленькие девочки черте где, напуганные и одни. Настолько, что вы спокойно пошли продолжать скупать тряпки. Судя по количеству пакетов, у вас был нервный срыв. Господин Метельский, может вы мне не поверите. И дочкам своим, которые слегли с температурой, наверное от стресса от того, что я их похитила. Но ваша невеста дрянь, и мать из нее фуфловая. И плевать мне на то, что вы сейчас мне скажете. Потому что я должна сбить температуру Ане и Яне. И только попробуйте меня задержать сейчас, хоть на минуту.
– Люся. Подождите. Что вы хотите сказать? – Лев растерян? Да ладно. Надо же. – Что Ольга оставила моих дочек где-то? Вы понимаете, ы чем обвиняете мою будущую жену?
– Ты не видишь? Она все врет. Объединилась с девочками, чтобы меня выгнать из дома, сама на тебя нацелилась. Только милочка, вам со свиным рылом в калашный ряд не соваться, – капризный голос выдры бесит нещадно. Но зато в глазах Льва Александровича я вижу ярость, бушующую адским пламенем. И наверняка он на меня сейчас злиться. И верит он точно этой злобной выдре.
– Люся… Подождите. Я с вами. Что нужно делать? Черт, что делают когда дети болеют?
– Лев, я сама справлюсь, – подает голос Лелечка. Да вот фиг ей. На пушечный выстрел не подпущу к малышкам. Загрызу если потребуется. – Я же мать, в конце концов. И нянька нам будет не нужна после свадьбы. Так что будем справляться сами.
– Только шаг сделайте, и я вас… – предупреждаю я. – Пока я тут, вы к девочкам не подойдете.
– Люся…
– Да пошли вы все. Там две маленькие девочки больные. А вы меня задерживаете. Уволите? Хрен вам. У меня есть срок две недели, который я доработаю тут, даже если вы меня будете палкой гнать. Что вы за отец такой? Они вас любят, вы им нужны. А вы ведете себя как носорог толстокожий. Это раздутое. А на деле пшик.
– Ты ей спустишь это с рук? – шипит Ольга. Плевать. Я стою прямо напротив хозяина дома и черт, мне до жути страшно.
– Люся, да подождите же. Я пойду с вами. Ольга, иди в свою комнату. Поговорим, когда я освобожусь. Пошла…
Глава 18
Лев Метельский
Это только трус боится, на прием идти к врачу…
Она сидит прямо на полу, поджав к подбородку острые коленки. Упрямая конопатая ведьма, непослушная и абсолютно неуправляемая. Смотрит в одну точку, и совсем не обращает внимания на меня, и это страшно бесит.
– Люся, идите отдыхать, я побуду с дочками. Температуру мы им сбили. Если я замечу, что им становится хуже, я вас позову.
– Ага, как же. Доверь вам, – бубнит себе под нос эта несносная нянька. Самая лучшая на свете нянька. С ней не страшно отпустить моих малышек даже в стадо диких зверей. Она порвет любого, кто посмеет покуситься на ее воспитанниц. И меня готова даже сейчас растерзать, судя по пылающему взгляду медовых глаз. – Одной вон доверила уже. И что? Теперь ворота вам чинить придется и психику охранникам, – хмыкнула Люся, теперь уже зловредно.
– Если вы свалитесь от усталости девочкам будет только хуже, – выдыхаю я.
– Вот и валите под бочок своей Лелечки-кукушки. Это же надо, забыть девочек в ресторане. Хорошо, что я уже остыла, когда ваша невеста домой вернулась, иначе… Короче, сама справлюсь, тут и посплю, прямо на полу. А если что. Меня Ба подменит. Давайте, шуруйте. Ублажайте свою красавицу. Она поди уже шубу новую нацепила исидит ждет своего идальго.
– Языком вашим бриться можно. Вы вообзще понимаете, в чем обвиняете мою будущую жену? – я злюсь. Точнее это даже не злость, а странный, необъяснимый, вихрящийся в душе страх. Предчувствие, которое я гоню всеми силами. Она, эта рыжая-бесстыжая, от чего-то заняла все пространство этого чертова дома. Дома, в котором сто лет не ощущалось жизни. А тут бах, и… Она заменила то, что мы с девочками потеряли. Вкус к жизни вернулся свежим ветром, в тот самый миг, когда Люся повисла на заборе, как Буратино. И теперь я вдруг осознал, что боюсь… Боюсь, что это все закончится в один миг. И злюсь на то, что я не смогу на это повлиять.
– Что вы делаете? – шипит адская нянька, когда я падаю рядом с ней на пол.
– Подвиньтесь. В конце концов тут я хозяин. И могу делать, что пожелаю. А я желаю спать сегодня на полу в комнате моих больных дочек. И никакая нянька мне не указ. Да подвиньтесь же.
– Тут места полно, роту солдат уложить можно. С чего бы я должна вам уступать насиженное тепленькое местечко? Деловой, – ворчит Люся. Я чувствую ее дыхание и мне кажется, что горю
