похожа на нашу маму, – пояснила Эльвира. – Ну прям очень… Как сестра.
– Разве это плохо?
– Да. Это очень плохо.
Если бы моя мама выглядела совсем по-другому, они бы приняли то, что отец пережил горе и двинулся дальше. Но это сходство заставляло их думать, что Шатун просто заменил одну жену другой, сделал вид, что та, первая, никуда не исчезала. Не уверена, что они совсем уж не правы… Шатун редко называет маму по имени и не любит говорить с ней.
В любом случае, им была неприятна моя мама, а вместе с ней и я. В их размеренную жизнь вдруг вторглись два человека, хотя они об этом не просили. Выместить раздражение на моей матери они бы никогда не решились, на мне – другое дело. Я им вроде как ровня! Мне не простили то, чего я не делала.
– Вот такая история, – развела руками Эльвира. – Это первая причина, по которой ты нам не нравилась.
– А сколько таких причин всего?
– Главных? Две.
– Какая же вторая?
Второй как раз оказалась моя травма, но не в том ключе, в котором я думала. Я для них была не уродцем, а просто странным существом. Они не знали, как со мной обращаться! Жалеть меня? Но это унизительно – сама Эльвира не хотела бы, чтобы ее жалели. Дружить со мной из жалости? Та же ерунда. Я сбивала им все шаблоны, показывала, что они оба не так уж совершенны, как привыкли считать. Я справлялась с тем, с чем они боялись не справиться. Злиться на меня оказалось проще всего.
Я слушала Эльвиру и с удивлением обнаруживала, что она не такая уж плохая. Да, она говорила о том, как меня терпеть не могла… Это должно было обидеть меня, но почему-то не обижало. Она раскаивалась! То есть, даже этой идеальной снежной королеве были знакомы простые человеческие чувства.
А теперь мы с ней вдруг оказались в одной лодке: потерянные, напуганные судьбой близкого нам человека и лишенные жизни, к которой мы привыкли. Я вытерла последние слезы и обняла Эльвиру в ответ. Не только я сейчас нуждалась в поддержке.
– Не переживай из-за него, – посоветовала Эльвира. – Я его не знаю, но уверена, что он козел.
– Как ты можешь быть уверена в этом, если не знаешь его?
– Опыт! Те, кто вот так бросает, всегда козлы. Зуб даю.
Да, но он ведь меня не бросал… Для Сергея все будет выглядеть так, будто это я неожиданно оборвала все контакты с ним. А я ничего не смогу сделать, чтобы оправдаться! И в его памяти я навсегда останусь сумасшедшей истеричкой, для которой дружба с ним была не так уж важна.
От этого было обидней всего.
19
Мир был сломан. Мне хватило одного взгляда на него, чтобы понять это.
Внутренний мир – он в принципе искаженный и довольно корявый. Но в нем прослеживается хоть что-то знакомое и понятное, а здесь… Этот мир был похож на плоскую землю, которую кто-то вдруг взял и смял в комок. Так вот, внутри этого комка я и находилась.
Никакого единого горизонта, верха и низа здесь не было. Реальность превратилась в калейдоскоп плоскостей: вот плоскость, на ней – свой мир. У каждой такой плоскости низ – это то, на чем ты стоишь, даже если твоим небом при этом становится другая плоскость. И на каждой такой грани – своя реальность: город, лес, болота, пустыни. Одна из форм совершенного хаоса – иначе я это назвать не могла.
Сначала я брела по реальности, похожей на луг с засохшей травой. Потом решила поэкспериментировать, оттолкнулась ногами от земли, зацепилась за дерево, которое было у меня над головой. Все вдруг закружилось – и вот уже я стою на новой плоскости. Сбоку от меня – вершина горы. Надо мной – луг. Чуть дальше, под наклоном, – заброшенный черный город.
Вряд ли этот мир постоянно так выглядит. Я как будто попала в какую-то точку соприкосновения. Здесь никого живого, кроме меня, не было, да и не могло быть. Я не знала, что мне делать, но не боялась, в душе царил странный покой. Такое бывает, когда ты где-нибудь помотаешься, устанешь до дрожи, а потом возвращаешься домой.
Разница лишь в том, что я не была дома! Откуда вообще это чувство?
Не зная, что мне делать, я просто брела вперед, пока не оказалась на вершине безжизненной горы. Отсюда открывался отличный вид на искаженное пространство вокруг, и от одного взгляда на сумасшедшие горизонты у меня кружилась голова. Куда проще было смотреть на небо, благо оно отсюда тоже просматривалось (не каждой плоскости так везло!).
Небо надо мной было непривычно далеким и темно-рыжим. Похоже, солнце уже зашло, но я никак не могла понять, куда оно делось. Закат вроде как закончился, а ночь все никак не наступала. Мягкое рыжее сияние не позволяло появиться звездам, зато полная Луна все так же царственно возвышалась над искореженным миром.
Я уже не присматривалась к ней с подозрением, ожидая, когда она начнет уменьшаться. Она тут всегда такая! Вечное полнолуние. Кажется, этот диск даже днем видно… Точно сказать не могу: днем тут почти всегда облака.
Но теперь облаков не было, и Луна смотрела на меня так же, как я смотрела на нее. Она была не похожа на себя… На ту, которую я привыкла видеть. Чтобы убедиться в этом, я специально начала внимательнее разглядывать Луну из моего мира: и на небе, и на фото.
Эта была значительно больше. Белее. Со сложным узором – как будто на ней находилось нечто большее, чем горы и ямы от астероидов. Какой вывод напрашивался сам собой?
Это была не Луна.
Но так ведь не бывает! Потому что все, что я до этого наблюдала во внутреннем мире, было пусть и необычным, но не инопланетным. Да и вообще, если я не на Земле, то где тогда? На Марсе? Что-то сомневаюсь!
– Просто скажи мне, чего ты хочешь от меня, – прошептала я, и мой тихий голос был единственным звуком на много граней реальности.
Не может же быть такого, чтобы меня тут мотало случайно! Следовательно, у меня есть миссия, и пора бы уже рассказать мне о ней, пока я окончательно не свихнулась.
Отвечать мне никто не собирался, белому диску в небе вообще не было дела до того, что там пищит какая-то малявка. Но звук все же появился: я услышала мягкий шелест, похожий на игру ветра в густых ветвях.
Шелест звучал не в горах, на которых я находилась, а со стороны плоскости, на которой располагался черный город. Заинтригованная, я перепрыгнула туда. Что мне еще тут делать?
Эта реальность мне не нравилась, просто так я ее не выбрала бы. Она напоминала мне старый европейский город после пожара. Пламя
