в тот момент этот маленький мальчик. Сердце бешено стучало. Тело трясло от возмущения и непонимания того, как подобное вообще могло произойти. Как мать может оставить своего ребенка по собственному желанию, имея столько возможностей и денег? Я ни когда не смогу этого понять. Это же твоя кровь… твой человечек, единственный, кто любит тебя всем своим сердцем…
— И что потом?
— В дверь постучали, и на пороге застыла женщина. Это была Антонина Семеновна — воспитательница. Как потом выяснилось, ее наняли за месяц до этого случая с целью познакомить ребенка с его родным языком. Затем отправили на все четыре стороны, на родину, вместе с моим сыном. Результат днк подтвердился, этот мальчик действительно был моим ребенком. И я понятия не имел, как воспитывать детей. У меня в голове была лишь работа… на тот момент в фирме возникли проблемы… Я отдал Игоря в самую лучшую школу-интернат, забирал домой только на выходные. Проводил с ним все возможное время. Боялся его сильно, не знал, как себя вести и что делать. Видел перед собой испуганного мальчика, который прекрасно понимал, что он никому не нужен. Даже мне. Я не ощущал себя отцом. Моя мать стала забирать сына к себе, заявив, что ребенок ни в чем не виноват и надо было думать, с кем спать. Она занялась им, помогала во многом и не позволяла нанять няньку или воспитателя.
— И сколько сейчас Игорю лет?
— Двенадцать. Он временно улетел в Германию с моим отцом. По сути дела — немецкий его родной язык. Они вернутся через месяц примерно, может чуть раньше …
Судя по всему, Игорь не особо хочет возвращаться. Несмотря на богатство семьи, мне показалось, что этот ребенок глубоко несчастен. Деньги не заменят родителей.
— Поэтому вы ненавидите женщин, — прошептала я, глядя на Преображенского.
— Я вас не ненавижу. Я просто больше не верю.
— Аналогично, — часы показывали пять утра. Я осознавала, что еще немного, и усну прямо тут, на диване, — надеюсь, я не стану так делать…
— Как делать?
— Тратить себя на пустых людей. Но теперь я не могу вас осуждать. Я понимаю, почему вы стали таким человеком. Точнее, в чем причина такого потребительского отношения.
— Почему вы расстались с мужем? — Преображенский задал этот вопрос несколько раз, но я настолько ушла в себя, что ответила лишь спустя долгое время.
— Потому что он плохой человек, но поняла я это слишком поздно…
Моя голова словно налилась свинцом. Так много событий и так много информации — все это очень трудно воспринимается среди ночи, особенно, когда организм требует отдыха.
Постепенно сползая в сторону, я почувствовала опору и мгновенно уснула. Просто провалилась в бездну…
Странно… Такой сильный запах мяты и… Кажется, это мед… Мед на губах…
— Черт!
Я рыкнула, понимая, что сырники пригорели.
Несмотря на то, что эта ночь оказалась для меня еще тем испытанием, я каким-то образом очнулась в своей постели, совершенно не помня, как дошла до комнаты. Часы показывали девять утра, сознание бурлило эмоциями, негодовало и переваривало информацию. Вчерашний гнев не прошел, живот резко заболел, и я просто не могла лежать в кровати.
Выпив обезболивающее, я обратила внимание на то, что мужская обувь до сих пор разбросана по коридору. Причем Преображенский сейчас в квартире. Видимо, спит рядом с братом…
С братом! Как я могла это забыть? Боже, они вообще не похожи… И фамилии разные… Да кто такой этот Волков? Даже телосложение разное! Еще и напился!
Мое отношение к выходкам подобного рода всегда было резко негативное. Я видела, как спиваются интересные, близкие мне люди, как гробят свою жизнь, как постепенно умирают, заглатывая все больше водки или текилы… Отвратительно…
Понимая, что мне уже не уснуть, я вышла на кухню, достала все необходимое и с непривычной для меня яростью стала замешивать тесто для сырников.
Мысли словно бились в припадке — скакали от одной к другой, мельтешили, ускользали… Из-за этого я постоянно отвлекалась, злилась и понимала, что кому-то с утра не поздоровится…
Первым вышел Волков. Весь помятый, бледный, с синяками под глазами он все больше напоминал мне изголодавшегося по человеческой крови вампира. Мужчина смотрел на меня своими огромными глазами, наполненными стыдом и страхом…
— Прости меня… и… опусти его, пожалуйста…
Нож в моей руке смотрелся весьма органично. Я отложила его в сторону, складывая перед собой руки в оборонительном жесте, намереваясь высказать все, что думаю.
— У меня маленький ребенок. Аня совсем кроха, я согласилась жить с тобой, думая, что ты адекватный нормальный мужик, который будет спокойно работать и не лезть в мою жизнь и при этом не причинит вреда Ане!
— Прости, Маш… — Он подошел совсем близко, — Преображенский ведь рассказал тебе?
— Рассказал что? — сама от себя не ожидала такого пренебрежения в голосе.
— Каким я был… Раньше…
— И каким же ты был? — Ого, а я, оказывается, не все знаю. Ну, раз так, то можно воспользоваться моментом.
— Я не спал с ней. Несмотря на бурную личную жизнь, ее я не трогал…
— Волков! — Отвратительное утро, — меня вообще не касается, что между вами произошло! Я даже знать не хочу, кто с кем спал, что делал и почему! Избавьте меня от подробностей своих похождений!
— Это все произошло больше десяти лет назад, — из комнаты вывалился Преображенский, — из похотливого пса ты превратился в трудоголика с разбитым сердцем. Никого не напоминает, а?
— Я тогда тебе услугу оказал, между прочим. Жаль, что ты до сих пор не понимаешь этого.
— Вот только разборок ваших мне здесь не хватает! — я не выдержала и вновь рыкнула, да так, что оба мужчины мгновенно замерли, понимая и чувствуя, что я очень злая, — а ну сели за стол! Оба! Еще продукты на вас перевожу! Чтоб все съели! И зачем вообще так много сделала… Что уставились? А…. голова болит? Пивка налить?
— А есть? — удивился Волков.
— НЕТ! — рявкнула я, поставив перед каждым и них тарелки с сырниками. — Что уставились?
— Они выглядят так, словно ты их расчленяла…
— А так и было. Вы даже не представляете, насколько я злая! Ешьте!
Волков с Преображенским подчинились и мгновенно замерли после первого укуса. Переглянулись, посмотрели на злую меня и, печально вздохнув, продолжили есть то, что я приготовила. Молча.
— Мама, — Анечка вышла и комнаты, — сырники!
Дочка мгновенно узнала любимое лакомство, тут же подбежала ко мне, раскрывая свой ротик, словно клювик. Под удивленные взгляды мужчин, я дала ей кусок, а потом…
