незаконно всё…
– Каким ментам? – испуганно встал с кровати Бобиков, – которые его же и посадили? И вообще, я Димону всегда говорил – н е хрен с бандитами тереться. Как в воду глядел…
Артемий аккуратно переступил через лехин кроссовок и уперся в дверной косяк, всем видом показывая скорый уход со сцены.
– Погоди! – Леха встал вслед за ним, – так нельзя, надо что‑то делать!
– Ничего уже не сделать, – Бобиков взялся за ручку, – я с девками с юринститута в КВН играю, они говорят, что такие облавы санкционированы прокуратурой и жаловаться бесполезно, а за патроны больше двушечки и не дадут. Харлам, герой, афганец… Вообще на условно соскочит. Полгода посидит в СИЗО и домой, на своих иномарках кататься. Чего ты тут распереживался? Мой тебе совет, как старшего, не лезь в это дело, всё само собой разрулится, без нашего участия. Бандитские темы – они всегда гнилые, непонятно, где хер вылезет. Пока… Мне ещё в деканат, Зощенко перед преподами читать.
Дверь захлопнулась, Леха сморгнул. Ещё минуту простояв задумчивым столбиком, он вернулся в прежнее положение. За это время отношение к Артемию от «ах, ты чмо», до «в принципе, он прав» дважды, а то и трижды прошло путь туда‑обратно. Но основная мысль не давала ему покоя: почему Димона выбрали на роль жертвы? И что связывает оперативника Койнова с макаровской группировкой? Обе стороны коллаборационистского заговора выражали диаметрально противоположные мнения. Койнов, судя по замашкам, позиционировал себя этаким Чак Норрисом – «Одиноким волком Маккуэйдом», а лозунгом Макара декламировалось «Жизнь ворам – смерть мусорам». Одной из основных предъяв в адрес травниковских или фаридовских от Макара как раз и было обвинение в «замусоренности». Мол, «обложились погонами и в общее мало уделяете». Травников же, в свою очередь, никогда не скрывал позиций в силовых ведомствах, но и откровенно не демонстрировал. Леха вспомнил пьяного начальника УВД на загородной базе отдыха, за досуг которого платили «подкрышные» Траве коммерсанты. Фарид же вообще не вылезал из «Динамо», где тренировал омоновцев и курсантов школы ФСИН. Получается, удар нанесли как раз по тем, кто был максимально лоялен к милицейской системе. Или убийство Косаря действительно заказал Травников. А исполнил Харламов… Леха мотнул головой, отгоняя дурные мысли. Действительно, прав Бобиков, со своей философией пожившего зайца… Что же делать теперь с этой информацией?
Ещё две недели прошли в мученических рефлексиях. Все выходные Травников в клубе не появлялся; Ольга Фуштейн стала птицей высокого полета и, с момента исторического назначения Лехи на должность начальника охраны, в клубе тоже не появлялась. Других людей, кого интересовала бы судьба Харламова и кто мог бы на что‑то повлиять, Леха не знал.
На одной из смен в ночной клуб пожаловали Гриф с Бучей, те двое судимых ублюдков, с которыми в первый же день учебы у Малыгина случился конфликт. Оба антагониста с небольшими препирательствами прошли охрану, покружили по залу и, зацепив пару пэтэушниц, свалили. На выходе, бросив парням, что‑то типа, «изменится скоро всё». Леха не придал этому особого значения – подобного рода фразочками отмечался каждый второй обладатель татуировок, кожаных курток и бритых затылков мира. Будь то только что освободившийся зэк, пьяный дембель или житель кавказских предгорий.
Пару выходных подряд в ночнике висела компания ермаковских друзей. Из всех боксёров, участвовавших в новогодней драке, Леха опознал только двухметрового Ромыча. И то, потому что тот сам, находясь в легком подпитии, подрулил к начальнику охраны.
– Здорово, боец! – перекрывая грохот музыки, навис над Малыгиным обидчик.
– Здорово, – Леха чуть отступил, на всякий случай.
Он стоял у стойки бара, на входе в кухню. Из‑за служебного столика поднялся Саша Бульдог.
– Не бойся, – миролюбиво улыбнулся Рома, – я замирить хотел ситуацию…
– Я не боюсь, – Леха действительно был гораздо увереннее в себе с момента их последней встречи, – мы с тобой‑то вроде и не ссорились.
– Да, понимаешь, у нас в коллективе за своего впрягаться надо всегда. Прав он или не прав, по херу. А ты парень нормальный, не ссыкливый оказался. Я много слышал о тебе…
К ним уже подтягивались охранники, но Леха успокаивающе махнул рукой.
– А Юру ты по‑честному рубанул, – Рома похлопал по плечу собеседника, – давно в зале не видел тебя, приходи, поработаем… Извини, что тогда криво всё получилось… Я – Ромыч, пацаны «Веслом» зовут. В «Севере» найдешь меня всегда. Бывай, панчер…
Он сунул свою широкую ладонь для рукопожатия, Леха пожал. В пьяных, чуть затуманенных, глазах бандита читалась искренность.
Прошел почти месяц, со дня разговора с Бобиковым. Леха окончательно втянулся в режим работы‑учебы. Таня на одном из сеансов связи сообщила, что в конце декабря въезжает в свою квартиру, где, наконец‑то, закончился ремонт. Естественно, ждет в гости. Со всеми вытекающими из этого приятными последствиями. Что не могло не радовать.
Таксисты по‑прежнему отчисляли за платный паркинг, но огрызались при этом всё агрессивнее. Их поведенческие повадки позволяли предполагать, что в ближайшее время возможны проблемы. Через раз бомбилы поминали Макара и какую‑то его постанову, касающуюся частного извоза. Ругали оборзевших коммерсантов. Потому как таксисты не только своевременно уделяют в общее, но и бесплатно возят близких на длительные свидания к порядочным арестантам. А владельцы ночной жральни лишь стригут бабки и путаются с мусорами. Неправильно, мол, так. Не по понятиям.
Всё это вызывало тревогу молодого начальника охраны и могло послужить поводом для разговора с Травниковым. Вторым вопросом можно было обсудить и тему с подброшенными патронами.
За истекший месяц Леха несколько десятков раз вспоминал рассказ Бобикова, силился сопоставить с тем, что видел лично в тот вечер. Анализировал разговоры ментов. Сопоставлял предшествующие события и откровения Харламова. Без стороннего собеседника никаких стоящих выводов он сделать не мог. Бессилие перед государственной машиной, в лице милиции, в общем, и перед опером Койновым, в частности, лишало неглупого парня способности сформулировать мысли, способные помочь близкому другу.
Леха даже несколько раз заглядывал на рынок, бесцельно блуждая по лабиринтам прилавков и павильонов, в надежде найти тех, двоих, причастных к подбросу, но ни одной похожей рожи нигде не зафиксировал. Лишь однажды, сквозь мутное стекло шашлычной увидел развязно‑блатную компанию явных сидельцев во главе с самим Макаром. Однако почти все в её составе были помечены тавром «отбывавших», поэтому идентифицировать нужных никак не получилось. Да и залипать напротив загаженной витринной рамы зэчьей штаб‑квартиры было опасно. «Молодого» из травниковского коллектива могли покалечить и за простой
