Плита плавно оторвалась от пола и поползла к потолку. Тут же замигали фонари, когда она задела силовой кабель. Что тут сделалось с журналистами! Пара идиотов бросились под плиту, или свалились в яму — мы сейчас же отвели ее в сторону, и все погрузилось во мрак: кабель был оборван. Конец от него волочился по земле, кто-то споткнулся в темноте — и раздался истошный вопль. В воздухе тошнотворно запахло паленым мясом.
Главное — немедленно прекратить панику. Одному из наших пришлось выйти из связки и загнать корреспондентов в угол, чтобы беспрепятственно положить плиту на место. Это было непросто: мы же удерживали ее своей единой волей и образовывали, так сказать, параллельную цепь а не последовательную, так что держали ее поочередно.
В этот самый момент паразиты решили атаковать нас скопом — ведь именно сейчас мы были беспомощны. Все это было бы смешно, когда бы не было слишком опасно: одному человеку такая потеха уже стоила жизни.
И тут Райх спросил:
— А можем мы ее измельчить?
Мы даже не сообразили, что он имел в виду — в тот момент словно полчища теней нас обступили паразиты. Потом смысл сказанного дошел до нас; он прав — это был единственный выход. Если наших сил хватит, чтобы поднять тысячу таких плит, то неужели не хватит, чтобы разрушить всего одну? И мы рискнули — мысленно сжали плиту, пытаясь ее раскрошить.
Мы быстро меняли друг друга, возбуждение росло, и мы почти не замечали давления со стороны паразитов. И вот послышался скрежет, плита начала крошиться словно кусок мела в тисках. Через несколько секунд в воздухе висело лишь облако мельчайшей пыли, еще напоминавшее по форме плиту. В таком виде ее можно было загнать в туннель — что мы и сделали, — произошло это с такой скоростью, что нас самих едва не всосало внутрь, а в воздухе еще долго стояла пыль.
Как только плита исчезла, мы хлестнули всей накопленной силой по паразитам, будто избавляясь от докучливой блохи. И снова ошеломляющий результат: они не успели опомниться — наша энергия выжгла их словно огнемет сухие листья. Только после этого Райх отключился от нас и, подобрав оторванный конец, срастил кабель. Вспыхнувшие прожекторы высветили картину полного хаоса. В результате катастрофы порвались «социальные связи» между людьми — каждый из них испытывал ужас и одиночество. В воздухе стояла черная пыль, от которой мы все задыхались. (Пришлось переждать, пока она не осядет). На силовом кабеле до сих пор лежал труп несчастного, который споткнулся в темноте — от тела шел тяжелый смрад. Лица у всех были черны как у шахтеров. Люди паниковали — им казалось, что они никогда теперь не увидят солнечного света.
Снова включившись в последовательную цепь, нам удалось потушить панику, мы велели журналистам построиться в два ряда и отправляться по вагончикам. Райх сосредоточился на трех телевизионщиках, чтобы те снова начали снимать (камеры у них на время вырубились). Остальные из нашей пятерки принялись очищать туннель от пыли — она медленно поднялась столбом до самого выхода и, свернувшись в жгут, вырвалась наружу, в небо — к счастью там наверху уже давно стояла ночь — и осела широко окрест.
Уже на поверхности мы поняли, что одержали значительную победу над паразитами лишь благодаря случаю. Конечно, они не собирались окончательно сдаваться и продолжали бомбардировать журналистов энергией, едва те вышли из туннеля. На месте мы могли бы нейтрализовать их воздействие. Но когда паразиты рассосредоточатся, то угомонить их будет не так просто. Да это уже и ни к чему.
Весь мир стал свидетелем того, как исчезла плита, а что напишут газетчики — уже не играло роли. Однако эти люди пережили искусственный разрыв социальных и эмоциональных связей, что непременно вызовет упадок сил, своего рода похмелье. Их не удастся слишком долго держать в полуотравленном состоянии. Пожалуй, энергетическая инъекция паразитов сослужит нам службу.
После полуночи мы ужинали впятером в специальной комнате, отведенной компанией для нас. С этого момента мы решили ни на минуту не расставаться. Да, мы сильны и поодиночке, но вместе наши силы приумножались в тысячи раз — сегодняшний вечер доказал это.
Мы не обольщались мыслью о собственной неуязвимости. Возможно, мы застрахованы от прямых атак, но всех окружающих паразиты могли использовать — вот что было реальной опасностью.
Утром мы просмотрели газеты и с трудом удержались, чтобы не поздравить самих себя с огромной победой. Поскольку, телетрансляцию смотрели почти все, весь земной шар стал свидетелем исчезновения плиты Абхота. Мы предполагали, что несколько газет все же заподозрят обман — в конце концов, сделанное нами было не более, чем хорошо поставленным трюком, — однако никто не усомнился. Было много истерических выпадов, но нас обвиняли лишь в тупости — за то, что мы не доглядели и выпустили на свободу «страшные силы». Все решили, что «Цатоггуаны» — этот термин тут же прижился благодаря тому американскому специалисту по книгам Лавкрафта — разрушили плиту, чтобы не дать нам проникнуть в их тайны.
Журналистов больше всего ужаснуло следующее предположение: если Цатоггуаны смогли раскрошить плиту весом в несколько тысяч тонн, то им под силу разрушить современный город. Паника особенно усилилась, когда ученые исследовали базальтовую пыль, выпавшую вокруг раскопок и установили, что плита была каким-то образом разложена на составные части. Это поразило их: подобного эффекта можно добиться лишь при помощи атомного бластера, но в этом случае пострадали бы все, кто находился вокруг камня; им было невдомек, как такое могло произойти даже без повышения температуры в подземелье.
Президент ООН Гуннар Фанген прислал нам письмо и просил рассказать, какие шаги необходимо предпринять против паразитов, а также интересовался, не поможет ли уничтожение Кадата при помощи ядерных снарядов? И вообще спрашивал, какое оружие наиболее эффективно против них. В ответ мы попросили приехать к нам, что он и сделал через два дня.
У Англо-Индийской Урановой Компании возникли в то время проблемы: популярность ее, безусловно, резко возросла, но пока сотни репортеров разгуливали по ее территории, работы не продвигались, и бизнес находился в застое. Нам нужна была новая штаб-квартира.
Я обратился прямо к президенту США Ллойду С. Мелвиллу: не мог бы он выделить нам хорошо охраняемый объект, где гарантируется полная изоляция?
Он тут же распорядился, и через час нам сообщили, что мы можем отправляться на американскую ракетную базу № 91 в Саратога-Спрингс, штат Нью-Йорк.
На следующий день, 17 октября, мы перебрались туда.
У нашей новой базы был целый ряд преимуществ. В руках у нас был список нескольких человек из Америки — кандидатов в «посвященные» — этих людей в свое время подобрали Реймизов и Спенсфилд из Йельского университета. Пятеро из этого списка жили в штате Нью-Йорк. Мы попросили президента Мелвилла, чтобы эти люди встретили нас на базе № 91. Так мы встретились с Оливером Флемингом и Меррилом Филипсом из Колумбийской психологической лаборатории, Расселом Холкрофтом из Сиракузского университета, Эдвардом Лифом и Виктором Эбнером из Исследовательского института в Олбани.
Вечером, накануне отлета из АИУК, Флейшман записал на видеопленку свое выступление, где он еще раз подчеркнул, что причин для паники у планеты нет. «Я не считаю, — сказал он, — что паразиты способны нанести серьезный вред человечеству, все остальное доверьте нам, мы постараемся ограничить силу и власть паразитов».
Рутинная работа «на публику» занимала нас меньше всего. Куда интересней было углубиться в настоящую — исследовать нашу мощь, а заодно и возможности паразитов.
Компания выделила самую быструю ракету, которая уже через час доставила нас на базу № 91. В полдень телевидение возвестило о нашем прибытии. Президент сделал специальное заявление и объяснил, почему он позволил нам остановиться на девяносто первой базе, самом охраняемом объекте в США (Американцы шутят: скорее верблюд пройдет сквозь игольное ушко, чем посторонний проникнет на базу № 91). Он заявил также, что наша безопасность является делом всемирной важности, и любая попытка репортеров пробраться к нам будет расценена как нарушение правил безопасности со всеми вытекающими последствиями. Этим была решена одна из главных наших проблем — теперь мы могли спокойно передвигаться, не опасаясь слежки со стороны дюжины вертолетов.
Девяносто первую базу, конечно, не сравнить по комфортабельности с директорскими квартирами в АИУК. Нас поселили в сборные металлические палатки, построенные за сутки до нашего приезда — обычные казармы, разве что хорошо меблированные.
Всем пятерым ученым, которые встретили нас по просьбе президента, не было еще сорока. Высокий, под два метра, голубоглазый и розовощекий здоровяк Холкрофт вообще мало походил на исследователя — у меня даже возникли опасения насчет него. Остальные четверо — ребята что надо: сообразительные, уравновешенные и не без чувства юмора. Мы сели выпить чаю вместе с дежурным офицером и начальником службы безопасности. Оба они показались мне типичными служаками: в меру образованные, но уж больно прямолинейные — шеф безопасности тут же пожелал узнать, какие меры он должен принять против цатоггуановских шпионов. Я понял, что им надо абсолютно четко разъяснить, против кого мы сражаемся: враг не перед нами и не сзади нас — враг засел непосредственно в нас самих. Они долго не могли взять в толк, пока генерал Уинслоу, дежурный офицер, не сказал: «Ага, вы хотите сказать, что эти существа похожи на микробов, попавших в кровь?» Я ответил, что именно так их и можно описать, после этого я почувствовал облегчение, хотя офицер безопасности тогда принялся про себя надеяться отыскать эффективный дезинфектант.
