Первая установка Эйде—Биркеланда давала по 500 килограммов азотной кислоты на каждый киловатт.
Так человеческий разум сумел превратить бесплодную каменистую землю, ревущие потоки, сметающие все на своем пути, самый воздух в источник благосостояния и обилия, в норвежский Клондайк.
Наука снова разбила доводы мальтузианцев. Но не в одной дешевой энергии водопадов тайна успеха норвежской техники — та же водная сила в распоряжении швейцарцев и американцев.
«Главная причина, — писал Тимирязев в «Русских ведомостях», — конечно, в знаниях и таланте Биркеланда, сумевшего своим чисто теоретическим исследованиям найти практическое приложение».
Не только удобрения стали предметом вывоза из Норвегии, но и электроэнергия, трансформированная в электрометаллургию. Из-за границы, из Гренландии, Канады, везут сюда сырье — бокситы, чтобы на алюминиевых заводах, работающих на гидроэнергии, превратить их в алюминий, в предмет экспорта. По вывозу алюминия Норвегия занимает первое место не мировом рынке.
Строятся все новые и новые гидростанции, и все же в некоторых областях электрическая энергия нормирована, ее не хватает. В 1958 году использовалось уже немногим меньше четверти всей потенциальной мощности рек и водопадов...
Одну пятую всей вырабатываемой гидроэнергии потребляет концерн «Норшкгидро», имеющий мировое значение.
Десять тысяч рабочих трудятся на заводах, фабриках, электростанциях этого концерна, сорок тысяч людей занято на так называемых подсобных работах. Рыболовством же во всей стране занято тысяч шестьдесят людей.
А ведь «Норшкгидро» — самый большой, но не единственный концерн в Норвегии. Сколько тысяч рабочих занято на электростанциях, на стройках гидростанций, в электрометаллургии!
Так изменилось лицо Норвегии, занятия ее людей, источник их существования со времен Бьернсона, Ли, Бойера и других классиков норвежской литературы, по произведениям которых мы и познавали эту страну.
Воздух и вода стали некоронованными царями страны, оттеснив на второй план треску и селедку...
Развитие гидроэнергетики и электрохимии привело к тому, что на Рьюканском заводе как побочный продукт электролиза появилась тяжелая вода — триста граммов в день. И эта тяжелая вода, которая до второй мировой войны, казалось, не имела никакого практического значения, оказалась насущно необходимой. Это обстоятельство предопределило и вызвало к жизни подвиг Кнута Хаугланда и его товарищей.
Битва за тяжелую воду
Тяжелая вода необходима для атомного котла... Ни Кнут Хаугланд, ни его друзья, сброшенные промозглой осенней ночью на Хардангер-видда, ничего не знали ни о свойствах этой тяжелой воды, ни о том, что такое атомное оружие. Это было сверхтайной сверхсекретных лабораторий. Но именно группа Хаугланда должна была помешать нацистам создать атомную бомбу.
Люди из группы, в которую входил Кнут Хаугланд, не знали и того, что девятого марта сорокового года, перед вторжением германской армии в Норвегию, на аэродроме Форнебю близ Осло стояли рядом два готовые к взлету аэроплана. Один должен был лететь на Амстердам, другой — в Шотландию. Перед самым стартом к ним подъехало такси, и пассажир погрузил в самолет, идущий в Амстердам, два тяжелых чемодана. За минуту до отлета пассажир незаметно перенес оба чемодана в соседний самолет.
Пассажир этот был капитаном французской разведки, а в чемоданах — баллоны со 165 килограммами тяжелой воды, тайком привезенные из Рьюкана.
За французом следили немецкие разведчики, но в последние мгновения ему удалось их провести.
Обе машины одновременно поднялись в воздух. Вызванные по рации немецкими разведчиками гитлеровские самолеты заставили машину, летевшую на Амстердам, приземлиться в Гамбурге. И там они обнаружили, что самолет пуст. А французский разведчик в это время был уже в Шотландии, и на следующий день бесценный груз доставили в Колледж-де-Франс в Париже в распоряжение Фредерика Жолио-Кюри, который и настоял перед французским правительством на проведении этой операции.
Но немцы уже рвались к Парижу, и в тот день, когда Петэн подписывал в Компьене капитуляцию Франции, тяжелая вода благодаря предусмотрительности Жолио-Кюри находилась на пути в Англию...
Почему именно французской разведке удалось осуществить эту операцию? Не только потому, что на этом настаивал Жолио-Кюри. Контрольный пакет акций концерна «Норшкгидро» находился в руках французского капитала, принявшего деятельное участие в очень прибыльной для него эксплуатации норвежской воды, норвежского воздуха, норвежского гения и норвежских рабочих рук.
Даже сейчас, когда концерн национализирован и считается государственным, 39 процентов акций принадлежат французскому капиталу, тесно связанному с американскими монополиями.
Когда немцы оккупировали Норвегию, одним из первых экономических мероприятий стало срочное расширение химической промышленности, необходимой для большой войны.
В 1942 году Рьюканский завод должен был произвести почти в десять раз больше тяжелой воды, чем похитила французская разведка. Установка, производящая тяжелую воду, давала немцам гигантское потенциальное преимущество в работе над атомным оружием. Вот почему союзники решили любой ценой произвести диверсию на «Норшкгидро». В этом и состояла задача группы, участником которой был сержант Хаугланд и его товарищи.
И, слушая подробный рассказ Хаугланда об этой операции, я вспоминал звучащую с экрана взволнованную речь Жолио-Кюри: «Надо сделать все, чтобы тяжелая вода не досталась нацистам!»
После войны Жолио-Кюри консультировал фильм «Битва за тяжелую воду» и даже сам снимался в нем.
...Наступил день операции.
27 февраля, в восемь часов вечера, покинули хижину во Фьесбюдалене. Шли на лучших в мире горных лыжах марки «Телемарк» (Рьюканский завод находится в области Телемарк, известной всему миру горнолыжным спортом и рекордсменами-лыжниками). Спускаться в темноте с горы на лыжах даже на отлично разведанном пути не так-то легко и для опытного лыжника. А тут еще разыгралась пурга, облепила все вокруг мокрым снегом. Шли в воинском обмундировании, без маскировочных халатов. Пришлось снять лыжи.
Рьюкан разместился внизу, в ущелье, около железнодорожной линии. Местоположение домов в городе точно отражает социальную лестницу. Рабочие живут в низине, люди с достатком — повыше. На самом верху — дома местных воротил. Участки там намного дороже. Ведь наверху раньше, с утра, солнце, и ввечеру его лучи еще золотят верхние склоны, в то время как внизу сумрак давно заполонил ущелье и улицы.
Но темнота в февральскую метельную ночь была союзником людей, двигавшихся к заводу.
Спустившись к реке, группа прикрытия пошла вдоль железнодорожного пути, а за ней шагах в двухстах — подрывники.
По дороге все время шарили прожекторы, и приходилось пригибаться, чтобы не попасть в их лучи.
А около моста через реку и вовсе пришлось залечь в снегу и замаскироваться — по дороге, прорезая фарами метель, навстречу двигались из Рьюкана два автобуса с немецкой охраной...
Незадолго до полуночи норвежцы были уже в полукилометре от завода. Сильный западный ветер доносил шум непрерывно работающих заводских машин.
Метель улеглась, людям были хорошо видны дорога и завод.
После смены караула один из подрывников, проделав в ограде отверстие, прополз во двор и открыл железнодорожные ворота.
Наступило двадцать восьмое февраля. 0.30 минут.
Стояла глухая тишина.
Четверо подошли к двери электролизного цеха, которая должна была быть открыта. До сих пор все шло так, как намечал план. Но тут — осечка. Дверь оказалась запертой.
Вторая дверь на первом этаже тоже наглухо заперта. Вахтер, который, уйдя с поста, должен был оставить двери открытыми, то ли сдрейфил, то ли не понял чего-то.
Решили, разделившись по двое, обойти здание и найти тоннель для кабеля, чтобы через него проникнуть в здание.
Операция, которая была так прекрасно задумана и так тщательно подготовлена, каждую секунду могла провалиться...
Через окошко был виден зал с концентрационной установкой. Около нее стоял охранник-норвежец в очках.
Через минуту-другую — минуты эти то съеживались до мгновения, то казались часами — обходившие здание справа нашли место, где кабель, змеясь, вползал в тоннель, и проникли в этот лабиринт перепутанных труб и проводов. Сквозь отверстие вверху они видели «объект»... Прокрались из подвала в комнату. Рядом зал с концентрационной установкой... Дверь туда была открыта... Как скупо сообщалось потом в донесении, «обезвредили охранника»... На самом деле тот и не сопротивлялся. Он был настолько близорук, что обезоружить его было очень просто. Отняли очки — и делу конец.
