— он красноречиво взглянул на Ирину, — и вообще не преступник. Даже несмотря на топор. И фамилию Раскольников.
— Не смешно, — фыркнула Ирина.
— Согласен. Особенно в сочетании с именем Родион. Но так случается, когда родители помешаны на Достоевском.
Женщинам волей-неволей тоже пришлось представиться.
— Ис-клю-чительно приятно познакомиться, — Родион оказался довольно ехиден. — Итак, все на поиски пропавшего вахтера!
В вестибюле было по-прежнему темно и безлюдно. Мощный луч фонаря скользнул по черным окнам, обшарил стены, зачем-то прошелся по потолку и остановился на запертой двери.
— Николаича похитили инопланетяне, — предположил Раскольников. — Разложили на атомы и утянули через замочную скважину.
— Какая чушь, — бросила Ирина. После сцены в офисе она даже не пыталась скрывать неприязни к новому знакомому. — Пьет, наверное, где-нибудь.
— То есть вы предпочитаете сюжету фантастического боевика унылый постсоцреализм. А какова ваша версия, Наташа?
— Шапка-невидимка, — Наташе неожиданно стало весело, впервые за сегодняшний вечер.
— Скорее, кепка, учитывая гардероб Николаича, но как версия принимается.
— О, Господи, — простонала Ирина, — сплошные разговоры вместо дела!
— Николаич, очевидно, в своей подсобке, — Родион заговорил серьезно и, как показалось Наташе, немного обиженно. — Она в подвале. Подвал под лестницей. Сейчас спустимся и найдем.
Новый звук, донесшийся с улицы, заставил их остановиться. Низкий нарастающий гул, в котором слышались то вой киношных монстров, то рев двигателей падающего самолета, заполнил все здание и длился, длился, точно запущенный на бесконечный повтор.
— Что это?! — Испуганно закричала Наташа. Тут гул оборвался так же неожиданно, как и начался, и потому ее вопль прозвучал особенно громко.
Раскольников ответил замогильным голосом:
— Говорят, так воет собака Баскервилей, когда ищет свою жертву.
— Прекратите идиотничать! — Взорвалась Ирина. — Это ТЭЦ пар спускает!
— Кажется, у кого-то проблемы с чувством юмора, — он опустил луч под ноги и пошел ко входу в подвал, бросив на ходу, что все желающие могут присоединиться.
— Постойте, — внезапно потребовала Ирина. Родион остановился и обернулся. — Может быть, у меня и проблемы с чувством юмора, но вот у вас точно не все в порядке с пониманием реальности. Вам нравится происходящее, да? Ну а мне — ни капли. А еще у меня нет никакого желания бродить по подвалу в вашем веселом обществе. Поэтому дайте фонарь — пожалуйста, — и ждите здесь. Наташка, идем.
— Знаешь, я лучше останусь, — Наташа и сама удивилась своей строптивости, но общество старшей коллеги вдруг стало раздражать ее.
— Быстро же ты принцев меняешь… Ладно. Господин Раскольников, так вы дадите фонарь?
Но Родион молча выключил фонарь и спрятал в карман.
— И это называется «мужчина», — процедила Ирина.
— Ира, там есть свет, — Наташа заметила светящуюся замочную скважину в низкой подвальной двери.
Сердито процокали каблуки, грохнула дверь и все стихло.
— Бедный Николаич, — хмыкнул Раскольников. Лохматый и здоровенный, в полумраке он походил на снежного человека, каким того обычно изображают на картинках. Но Наташа уже ни капли не боялась, и ее все сильнее разбирало любопытство.
— Родион, тогда в коридоре… почему вы сказали «опять»?
— Потому что надоела обывательская тупость. Увидели ножи, топор — а-а-а, все, маньяк! Стандартная реакция. А я просто коллекционер, собираю холодное оружие, — голос Родиона потеплел, как у человека, рассказывающего о любимом предмете. — Топорик вот сегодня получил, авторская работа… Человека, Наташа, можно убить обычным карандашом, не обязательно для этого вооружаться до зубов.
Она плохо различала в темноте его лицо, но была уверена, что он все это время смотрел на нее. И почему-то это было приятно…
— Странно, что вы так задержались в пятницу. Я-то часто засиживаюсь, но вас раньше вечерами не видел.
— Ира в отпуске в понедельника, ей доработать надо было, а я… — тут Наташа, которую уже не покидало бесшабашное настроение, решилась на эксперимент: — Родион, вы стихи любите?
— Неужели вы хотите мне что-нибудь прочитать?
— Нет, наоборот…
— А, понял! Сколько угодно. Вот, например, — он отставил ногу, приложил ладонь ко лбу, закинул голову и продекламировал:
Если птице отрезать руки,
Если ноги отрезать тоже,
Эта птица умрет от скуки,
потому что сидеть не сможет!
Наташа поначалу опешила от надрыва и позы, потом прыснула и расхохоталась. Декламатор тоже рассмеялся, поэтому не удивительно, что они не услышали, как открылась подвальная дверь. Опомнились они, лишь когда на них упала полоса света.
— Да у них тут весело! — Прокомментировал Николаич. Он появился в дверном проеме первым, за ним, едва не подталкивая в спину, следовала Ирина.
— Но весело только им, уверяю вас, — она демонстративно обошла их и остановилась перед турникетом: — Александр Николаевич, откройте, наконец, дверь. Пожалуйста.
Вахтер прошаркал к двери. Зазвенели ключи, лязгнул замок. Ирина, не прощаясь, вышла, ее каблуки отчетливо простучали по бетону крыльца и смолкли. По вестибюлю прогулялся морозный зимний ветер. Снова сделалось тихо.
— Эй, смешливые, чаю хотите?
Николаич стоял у двери, позвякивая связкой.
— Спасибо, мне домой надо, до свидания… — Наташа поняла, что ей очень хочется продлить этот вечер, и чтобы в нем оставался занятный парень с литературной фамилией и странным хобби, и ворчливый добродушный дед, и декабрь за окном.
— Хотите, провожу? — Предложил Родион. Это прозвучало спокойно и естественно, и потому Наташа ответила так же просто:
— Да, пожалуйста, до остановки. — И поспешно, внутренне сжавшись, спросила: — Вы сейчас свои стихи читали?
— К сожалению, нет, — Родион пропустил ее в двери, попрощался со стариком и вышел следом.
Николаич вновь закрыл замок и уже с совершенно чистой совестью поспешил в подсобку, где ждали чай, Ванька и его рассказ о том, как они с дружками однажды подшутили над одним знакомым: прислали ему похоронный венок. Причем с надписью! Ванька до сих пор помнил ее дословно: «Незабвенному безвременно сгоревшему на работе Зилову Виктору Александровичу от безутешных друзей». Ирина прервала повествование на самом интересном
