она. — И всё ей было нужно самое-самое. Престижное, элитное, за бешеные деньги, которые он тогда зарабатывал. Он и машину ту чёртову взял, потому что она была самая дорогая. И уверена, это она кричала ему: «Давай! Жми на газ! Обгоняй его!» перед тем, как они разбились. Он чуть не погиб из-за неё. Ради неё он готов был на всё.
Она допила очередной бокал, вылила себе из бутылки остатки.
— И сейчас я скажу вопиющую вещь, — подняла она бокал за тонкую ножку, — но это бог его от неё избавил, иначе она никогда бы не слезла с его шеи, нарожала детей и всё тянула, тянула и тянула бы. Она не думала о нём. Она думала о себе. А я мать. Его мать. Я такие вещи чую, когда берут больше, чем дают. Ты не такая, — повернулась она к Крис. — Ты за него порвёшь…
Мир покачал головой: дальше пошли пьяные разговоры, а он и так уже услышал слишком много.
Слишком много для того, чтобы переварить это сейчас.
Мир осторожно спустился. Попросил мажордома позвать виновницу торжества вниз к гостям и помочь ей спуститься. А сам пошёл на кухню: знал, что отец заказал торт, хоть сам уехал. И Мирослав пошёл проверить, привезли заказ или нет.
Дождался, пока мать спустится, на торте зажгут свечи, в саду установят петарды…
Когда они отгремели, и гости разошлись с кусками бисквита на бумажных тарелках, Крис нашла его сама.
— Пора? — обернулся Мир.
— Пора, — сказала она, обречённо кивнув.
— Уже уезжаешь? — отрезав кусок торта на подставленную тарелку, Мир положил нож.
— Да, Ротман уже прислал машину с водителем. Но она подождёт. Пора поговорить, — взяла его Крис за руку.
— Так дело всё же в Ротмане? — кивнул он в сторону озера.
Чудесное место — тихое, красивое, волшебное — как раз для «поговорить».
— Нет, он тут ни при чём.
— Но он так о тебе печётся, — открыл Мир калитку, что вела из сада прямиком к пруду.
— Скорее, наоборот, — пошла Крис рядом, срывая по дороге травинки. — Я получила отставку. Раньше я его возила на занятия два раза в неделю. Теперь он нанял себе другую няньку, но пока его нянь будет возить и меня.
— Пока?
— Да. Неважно. К чёрту Ротмана. Поговорим о нас, — выкинула она раскрошившийся в руках колосок.
— С удовольствием, — развернулся Мир, готовый слушать.
Пахло летом: скошенной травой, земляникой, клевером. В траве стрекотали сверчки. По тёмной глади озера пролегла лунная дорога. От налетевшего ветерка сухо шелестел камыш. И стояла такая тишина, что было слышно, как в воде плещется рыба.
— Я рассказала тебе не всё, — вздохнула его мечта. — То есть не то, чтобы я намеренно скрывала. Просто не думала, что это важно, пока ты не сказал, что твой отец — владелец «Экос».
— И я теперь его генеральный директор?
— Да, это важно. Но не потому, что я не смогу устроиться к тебе на работу, а потому, что я работаю в «Органико».
Мир тряхнул головой:
— Не понимаю.
— «Органико» — вечный конкурент «Экос», тоже выпускает органическую косметику, имеет своё производство, магазины, филиалы.
— Это я знаю. Я не вижу никаких проблем в том, что ты там работаешь.
— Потому что ты не всё знаешь, — вздохнула она. — А я подписала договор о неразглашении с очень жёсткими условиями, поэтому не должна тебе ничего говорить, но у меня есть информация…
— Крис, если это тебе навредит, — пока она не сказала ничего лишнего, прижал он пальцы к её губам. — То не говори.
— Это важно, Миро, — убрала она его руку.
— Важнее твоей безопасности? Карьеры? Свободы? — покачал он головой. — Я знаю, что такое коммерческая тайна и чем чревато нарушение таких соглашений. Не хочу ничего знать.
— Это смешно, — усмехнулась она. — Я пытаюсь защитить тебя. Ты — меня.
— Это нормально, — улыбнулся Мир. — Просто нам не всё равно.
— Нет, ты обещал быть плохим мальчиком и думать о себе.
— Я соврал, — невинно пожал он плечами.
— Мир, я сама не понимала, насколько это важно, пока не узнала, что твой отец болен.
— Крис, мы не враги с «Органико». Мы никогда не воевали и ничего не делили.
— Это было давно. Сейчас всё изменилось.
— Господи, я не хочу говорить с тобой о чёртовой работе. Я согласился… — он выдохнул. — В общем, ты знаешь, почему я согласился. Потому что должен был что-то сделать для отца. Сейчас. Пока не стало слишком поздно. Не для «Экоса» — для него. Знал, что он будет рад, если я займу его место. Меня готовили его занять. Учили. Оплачивали моё образование. Рассказывали. Показывали. Посвящали. Кто, если не я? Но я не оправдал родительских надежд. Да, я умею, знаю, что нужно делать, меня хорошо учили. Но я не хочу. Это не моё. И это временно, потому что с компанией всё равно нужно что-то решать. И решать придётся мне.
— Ты взвалил «Экос» на себя, чтобы твой отец мог спокойно лечиться, и никто не знал?
— Он не хочет лечиться, он хочет оторваться на полную катушку. Сделать то, что давно собирался. И чёрт знает, что ещё у него на уме, какие планы на эти три месяца или полгода, но точно не управлять «Экосом».
— Но он ведь расстроится, правда, если ты его подведёшь? Если эти несколько месяцев не продержишься? Если компания не устоит?
— А есть такая опасность? — удивился Мир.
— Миро̀, — она покачала головой и до того, как он успел что-либо сделать, выпалила: — В «Органико» знают, что твой отец болен. И они…
