ж мне… Нет, я знаю, что характер у меня не сахар, Шаповалов. Что я перегибаю иногда. — Угу, почти всегда. — Но ни за что я людей не обижаю. — Да-да, я был свидетелем. — А если когда и зацеплю, ну так компенсирую всегда. Жадностью отродясь не страдал.
— И все же, если хорошо подумать.
Ольшанский отхлебнул остывший чай, скривился и нахмурился. Задумался на пару минут, но потом решительно мотнул седой головой.
— Нет, Коля. Ну не любить меня может кто, злиться там, но чтобы вот так… Дочь воровать мою… Ну это же совсем надо башки и страха не иметь. Я же многое прощу, не спущу, накажу — да, но прощу. Но не когда семью тронут. И сам никогда, ни в жизнь… Бабки, бизнес, конкуренция, терки всякие — это одно. Это мужицкие дела между собой. Детей и баб в такое вовлекать… что за мразью быть надо?
К сожалению, мир меняется не в лучшую сторону. И то, что для тебя, Иван Палыч, дичь и мерзость недопустимая, для нового поколения беспредельщиков в порядке вещей.
— Я закончил! — негромко сказал медбрат из коридора, и задумавшийся Стальной король вдруг оживился.
— Так, схожу я тут… — поднялся он, но тут в дверях появилась Сашка.
— Ты чего не спишь? — удивился я, потому как выглядела она не особенно бодрой.
— Потому что знаю своего папу, — улыбнулась она слабо. — Ты же бедного парня пытать уже собрался, да? Да и Колю тут затиранил, небось.
Это она меня, что ли, от папани спасать подорвалась?
— Да твоего Шаповалова затиранишь, как же. Его и асфальтоукладчиком, похоже, не проймешь.
— Па, если что-то хочешь знать обо мне, то у меня и спроси, — пристально глядя на родителя, Александра уселась на табурет рядом со мной.
— Да ничего я не хо…
— Пап, — укоризненно покачала она головой, — научись спрашивать, а не так, как всегда.
— Да толку тебя спрашивать вечно было! Ты ж ничего не говорила.
— Я говорила. Просто ты никогда не хотел услышать то, что, по-твоему, мне не подходит, не нужно.
— Я отец твой. Кому еще лучше знать.
— И решать за меня?
— А, то есть вот этому, — он ткнул в меня, — решать можно, а мне нельзя?
— С Колей мы будем решать все вместе. А не он за меня.
Ла-а-а-адно, я намек понял и даже буду над собой работать. Но не раньше, чем весь этот гемор закончится.
— Вместе, — надувшись, проворчал Ольшанский и потребовал: — Ну коли так, то говори, что с тобой!
— У меня возникли проблемы с употреблением некоторых средств, — вздохнув, сказала Сашка и протянула ко мне ладонь под столом явно в поиске поддержки.
— Чего? Веществ? Каких та… — соображая, о чем речь, Иван Палыч хмурился все больше, а потом у него лицо перекосило в гневе. — Наркота? Моя дочь наркоманка?! Да я!.. Кто?!! Убью нах!!
От его рева дребезжала посуда, и соседи наверняка собрались вызвать наряд. И кстати, вопрос «кто» был актуален и для меня.
— Пап, пожалуйста, успокойся. Все уже в прошлом и не так страш…
— Ты Александра Ольшанская! — заорал он, вскочив и нависнув над моей девочкой, на что мои инстинкты сработали моментально и зеркально. — Моя дочь не может быть какой-то наркоманкой! Не может! Не моя дочь!
— А ну потише на поворотах! — рявкнул я в ответ.
— Не лезь! — огрызнулся Ольшанский. — А ну вставай, Алька, поехали со мной!
— Ольшанский, я предупреждал! — Подняв Сашку с табурета, я прижал ее к себе, стараясь отвернуть от отца, но она уперлась.
— Что, откажешься теперь от меня? — с неожиданной яростью выкрикнула она в ответ. — Потому что это правда. Я по глупости связалась с этим. Прости.
Ольшанский дышал, как паровоз, когда опускался на стул обратно, и прикрыл глаза ладонью. Я потянул Сашку опять на себя, и на этот раз она поддалась. Уткнулась мне в грудь, и плечи ее вздрогнули.
— Не тебе тут… простикать, — глухо проворчал Стальной король, выпрямляясь. — Вот, Шаповалов, смотри на меня. Смотри, запоминай и на ус мотай. И мать ее… как сквозь пальцы утекла. И Алька вот…
— У Александры все будет нормально, — ответил я.
— Угу. Будет. Так, — будто отряхнувшись от эмоций, мужчина хлопнул широкими ладонями по моему столу, заставив подпрыгнуть посуду, — закончили с этим вот… Что делаем? Я предлагаю вам пока переехать в мой дом. Вместе оно надежнее. Побудешь чуть приживалкой при богатой жене, Шаповалов, не облезет твоя гордость, чай.
Вот же жук, он жук и есть. Только обратно на лапы перевернулся и давай опять свое скрипеть.
— При одном условии. Всю охрану твою там мы сменяем на парней моих из «Ориона». Оплачу все сам, — не дал я ему и рта открыть. — Весь остальной персонал тоже я проверю.
— Ишь ты… еще и не породнился, а уже распоряжается моим, как своим, — фыркнул Ольшанский. — Да ладно-ладно, делай как знаешь.
Ну вот и славно. Как раз и с остальной родней познакомлюсь и посмотрю, кто они есть по жизни. Но сначала…
— Ты не против? — спросил я Сашку. Потому что я смотрю и учусь. В разумных пределах, конечно.
— Так вот тут ты и росла? — Коля огляделся в моей старой комнате в отцовском доме.
Я нарочно не захотела приводить его в ту спальню, где мы жили поначалу с Гошкой пару месяцев, пока не перебрались на съемную квартиру.
Николай несколько часов отсутствовал, я только периодически слышала его голос то в одной, то в другой стороне, отдающий кому-то четкие распоряжения. Парни в черной чоповской форме обходили все вокруг, какие-то незнакомцы возились, устанавливая что-то на стенах и под потолком. Чтобы не мешать никому, я и спряталась здесь.
— Ну не совсем уж росла, — обвела я все глазами. Все как раньше. Даже плакаты мои на стенах никто не тронул. Выцвели они за несколько лет, как и мои подростковые влюбленности в голливудских звезд. А как вздыхала ночами когда-то! — Дом достроили, когда мне пятнадцать было. И как-то жизнь в нем сразу не заладилась.
Я поежилась, вспоминая, сколько раз заставала маму заплаканной, хоть она это и старательно скрывала. Отцу тогда дали какую-то крутую должность, денег внезапно стало много, зато он сам из наших жизней будто пропал. Выстроил этот дворец-клетку нам и, очевидно, решил, что это компенсирует маме его загулы.
— Хм… а я смотрю, тебе так-то не хлюпенькие мужики всегда нравились. Да, Сашка? — Коля изучил брутальных героев боевиков, грозно уставившихся со стен, и подмигнул мне. Стянул свитер и поиграл мускулами, подначивающе улыбаясь
