Вывод П. Палиевского категоричен, но время внесло и в него свои поправки. Новые приёмы новоявленных гениев явили себя в условиях тотальной свободы, или, лучше сказать, безнаказанности. Правда, сами гении без гения измельчали и несоизмеримы с талантами первой половины прошлого века. Но они вернулись вместе с властью денег, вседозволенностью, диким капитализмом в России. Об этом говорил П. Палиевский в интервью «Понятие дороги» газете «Кубанские новости» от 26 сентября 1998 года. Это интервью завершает книгу. Здесь масштабно говорится о судьбе нашей страны, заставляя ещё и ещё раз подумать, что же с нами произошло и что нас ждёт завтра.
«— Попробуем так: произошёл слом, обвал на исторической дороге, которой шёл народ: со своими, конечно, причинами, но не без мощной помощи извне. Это и выглядит, как будто история побежала назад, как кино в обратной съёмке, люди бегут, перебирая ногами: открылись банки, „товарищества“, „благотворительность“ и т. п…Растерянность людей от такого лобового удара понятна: говорят, например, что это то, чего добивался Гитлер. Если судить по внешним признакам, то можно было бы пойти и дальше, скажем, „префектов“ и „супрефектов“, которые сейчас управляют районами в Москве, у нас насаждал ещё Наполеон».
Однако всемогущая «власть денег» не просто возвращает нас к старому:
«В нашествии „этого дня“ главное, наверное, то, что под ноги налаженной, изощрённой в грабежах мировой денежной машине брошены миллионы давно отвыкших от её ухищрений и обманов совершенно беззащитных людей. Машина даёт займы и возвращает их кровью облагодетельствованных, да ещё получает право безнаказанно орудовать на всём этом пространстве, перерабатывая в своих интересах всё, что плохо лежит. А как оно лежит, вы знаете. Представляете масштабы преступления? Для одного гигантского паука люди обращены в тучи смешно звенящих крылышками мух. Правда, паук, как всегда, недооценивает, что перед ним все-таки люди».
Залогом духовного возрождения России служат, по мысли П. Палиевского, и творения великих отечественных любомудров (краткие очерки и доклады «К 90-летию А. Ф. Лосева», 1983; «Евразийцы», 1994; «Розанов и Флоренский», 1989; «В. В. Розанов», 1989, где просматривается центральная идея соединения коммунизма как царства Божия на земле и православия как пути к царствию Божию Небесному), и, конечно, наша классика, наша бессмертная изящная словесность.
Отвечая на последний вопрос интервью: «Картина, надо признаться, мрачноватая,» — П. Палиевский завершает ответ, возвращая нас к понятию «дороги» — того исторического пути, который пробивается через тернии вчерашнего и сегодняшнего зла.
«— Она (то есть картина) выглядит мрачной лишь тогда, когда не видят дороги, или забыли о ней, или дали себя обмануть „сочувствующим“ причитаниям, что её не было и нет. На деле нет ничего интереснее и важнее, чем понимание хитросплетений зла. Понимание это бесконечно более для него опасно, чем желание, развернувшись, „дать ему в ухо“ (это желание им прямо поощряется). Тяжесть обстоятельств, пока не явились новые, всегда выглядела крайней. И Пушкин говорил „в мой жестокий век“, и Тютчев полагал, что „такого ополченья мир не видал с первоначальных дней“, и, однако, тут же добавлял: „Велико, знать, о Русь, твоё значенье. Мужайся, стой, крепись и одолей“. А Шолохов, тот прямо предвидел, что времена придут потяжелее Отечественной, но, вы помните, глядел вперед: „Хотелось бы думать, что… этот русский человек, человек несгибаемой воли, выдюжит, и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет всё вытерпеть, преодолеть на своём пути, если к этому позовёт его Родина“. Так будет, конечно, но на восстановлении дороги. Без неё любые усилия, очень часто провокационно подсказанные, обречены».
Последняя страница книги «Из выводов XX века» перевёрнута. Удивительная книга, удивительный автор. Роль и значение этого человека — литературоведа, теоретика, философа — мы не вправе определить, ориентируясь на быстротекущую злободневность. Сколько блестящих витязей от литературы пролетело, прошумело в отошедшем веке! А где они? Их известность, их шумная слава растворились, словно дым. Приспосабливаясь к сиюминутности, эти одарённые люди колебались в согласии с временем, ибо не имели внутреннего вектора, определённого ещё Кантом: «Звёздное небо над головой и нравственный закон в душе».
Книга эта — словно спасительный островок в хляби мерзости и запустения. Итоги XX века зовут нас в завтра, «в предстоящие времена».
Ирина Стрелкова
ПРАВДА О ВОЙНЕ
В год 30-летия Победы Евгений Носов вспоминал, что в ряду условий, с которыми приходилось считаться всем писавшим про войну, была не только советская цензура. Очень многое значило то, что твоим читателем становился солдат, прошедший войну. И уж такие читатели-современники не пропускали ни единой малой неточности. Чуть что, писателю пишут или звонят по телефону: «Да не было в сорок первом на „ТБ“ никаких раций! Я сам обслуживал полеты, знаю…». Евгений Носов писал в 1985-м: «Такая ревностная опека, воистину народный контроль дисциплинирует писателя». И дальше у Носова: «Обвес и обмер в обращении с правдой безнравственны. Тем более безнравственно обмеривать будущие поколения. Правда — это важнейший компонент человеческой среды обитания, как, скажем, земля или воздух».
Во всем своем объеме все, что было написано о Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., занимает особое место в русской литературе второй половины XX века. В литературе о войне были и высочайшие достижения, было и все остальное, что помнится и что давно позабыто — и без чего никогда не обходится литературный процесс. Здесь в статье я буду приводить примеры главным образом из военной прозы.
Для начала полезно будет вспомнить, что свою правду о войне писатели-фронтовики принялись выкладывать не сразу же после ее завершения. Исключение составляет повесть Виктора Некрасова «В окопах Сталинграда» — 1946 год. Юрий Бондарев опубликовал «Юность командиров» в 1956-м, «Батальоны просят огня» — в 1958-м. Григорий Бакланов — «Девять дней» в 1958-м, «Пядь земли» — в 1960-м. Константин Воробьев «Убиты под Москвой» — в 1961-м. У Евгения Носова «Красное вино победы» — 1969 год, «Усвятские шлемоносцы» — 1977-й. У Виктора Астафьева «Пастух и пастушка» — 1967-й. У Вячеслава Кондратьева «Сашка» — 1979-й.
Могло ли затормозить появление самой значительной литературы о Великой Отечественной войне известное постановление 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград»? Конечно, не исключено, что инициаторы постановления вставили в него одни имена, а припугивали других. О настороженном отношении агитпропа ЦК к писателям фронтового поколения свидетельствует старательно навязываемое мнение, что хватит уже писать о войне, пришла пора отразить в литературе мирный труд советского народа. Ответом на такой «социальный заказ» стали произведения о послевоенной деревне: «Кавалер Золотой Звезды» Бабаевского — 1948 год, «Жатва» Галины Николаевой — 1950-й.
Ну а если вернуться даже не к первым годам после войны, а, скажем, в 1954 год, когда в Военном издательстве Министерства обороны СССР вышел подводящий итоги том «Советский военный рассказ» объемом в 40 печатных листов, включающий рассказы 66 авторов. Для точности — это был 2-й том, в 1-й, вдвое меньший по объему, вошли рассказы о гражданской войне.
Даты, проставленные под рассказами — 1941, 1942, 1943, 1944,1945… и до 1951. Тогда было принято говорить о литературе военных лет: «В Отечественную войну советская литература уподобилась грозному наступательному оружию». Писатели приезжали на фронт в качестве военных корреспондентов — от «Красной звезды», от «Правды», от Совинформбюро, одной из обязанностей которого было распространение материалов для западной прессы…
Так вот, в вышедшем в 1954 году сборнике рассказов о войне нет ни Бондарева, ни Бакланова. Совсем другие имена: Алексей Толстой, Илья Эренбург, Константин Симонов, Леонид Соболев, Борис Полевой, Василий Гроссман, Андрей Платонов, Валентин Катаев, Константин Паустовский… Весь цвет тогдашней советской литературы. Однако Михаила Шолохова в этом сборнике нет. Для того времени, и тем более для Воениздата, был очевидно неприемлем написанный в 1942 году и тогда же опубликованный рассказ Шолохова «Наука ненависти» — исповедь человека, побывавшего в немецком плену и сумевшего бежать. Тема тогда запретная. Шолохов потом вернулся к ней в «Судьбе человека» — 1956 год. Даты работы над романом «Они сражались за родину» — 1943–1944, 1969.
В сборнике рассказов, вышедшем в 1954 году, лишь немногие из авторов могли выразить свой собственный военный опыт. Сергей Антонов — «Два автомата», 1951 год. Самым молодым из воевавших был Юрий Нагибин.
Конечно, можно поиронизировать сегодня над описанием прифронтовой деревеньки у Нагибина в рассказе «Радиосолдат»: «Единственным развлечением служили немецкие самолеты, изредка навещавшие деревеньку. Они сбрасывали в огороды парочку стокилограммовок, иной раз для разнообразия проводили несколько очередей. Пули пробивали толстые стены домов. Но от скуки никто не прятался». И ведь о «развлечениях», «парочке стокилограммовок» и т. п. написал в 1943 году не военный корреспондент, а действительный «радиосолдат», который с передовой через рупор агитировал немцев.
