под присмотром врачей, я почувствовала себя в безопасности. Пока я все эти дни страдала и плакала, он и Рома озаботились важным вопросом, который уберег в том числе и меня от решетки. Я в очередной раз все пустила на самотек.
Возвращаюсь в комнату, а чемодана моего и сумки нет. Лиля и Алена сидят на подоконнике бледные и испуганные и круглыми глазами на меня смотрят. И моего рюкзака с документами, кошельком и телефоном тоже не вижу.
— Нас, что, ограбили?
— Твои бывшие, — Лиля слабо улыбается. — Ань, ты с двумя, что ли, мутишь?
— Мутила, — Алена фыркает, — они же бывшие.
— Но суть-то одна.
— Даже если и с двумя? — Алена хмурится на Лилю. — ты их видела? Я бы тоже с ними замутила.
— Мне чернявый больше понравился, — Лиля отводит смущенный взгляд. — мой типаж. Диковатый, а второй слишком серьезный.
— Тогда я второго беру, — смеется Алена. — Люблю серьезных мальчиков, — кидает на меня хитрый взгляд, — тебе же не жалко?
— Куда они мои вещи утащили? И как их впустили? — у меня пальцы покалывает паникой.
— Аня, а почему вы разбежались? — Алена игнорирует мой вопрос. — Они налево пошли, или ты погулять решила?
— Да не похожа она на ту, кто гуляет, — Лиля вздыхает, а потом тихо добавляет, — хотя и на ту, кто с двумя мутит тоже. Хм… Я совершенно не разбираюсь в людях.
— Почему вы их не остановили? — обескураженно хлопаю ресницами.
— Ну… — Алена пожимает плечами, — растерялись. Я вот таких мужиков в своей провинции никогда не видела. Я аж печеньем подавилась. Вошли, как к себе домой…
— Даже поздоровались, — кивает Лиля и взбудоражено шепчет, — черненький зырк-зырк по сторонам и говорит: ну и дыра.
— А второй не согласился. Сказал, что видал дыры и похуже.
Лиля и Алена замолкают с круглыми глазами, а нетерпеливо спрашивают:
— А дальше?
— А дальше, Одинцова, — раздается мрачный голос Тимура, — я хотел пошутить про дыру бывшей Ромы, но не стал, потому что бывшая у нас одна, а ее дырочки меня устраивают.
Лиля и Алена густо краснеют, и я сама стою пунцовая, как вишенка. Что делать? Что предпринять? Я чувствую, как от Тимура за моей спиной веет гневом и недоброй решительностью. У меня аж волосы на руках приподнялись.
— А второй тут, — тоненьким голоском интересуюсь я у молчаливых Лили и Алены, а они медленно качают головой.
— Второй в машине ждет, — горячий выдох обжигает ухо. — Одинцова, давай по-хорошему? Не вынуждай меня на опрометчивый шаг.
— Ты мне угрожаешь? — прерывисто шепчу я.
— Именно так, Одинцова.
Глаза Лили и Алены загораются страхом, любопытством и… восторгом?
— Девочки, вы бы не могли позвать кого-нибудь на помощь.
— Нет, они бы не могли, — сердито отвечает Тимур. — Я так понимаю, по-хорошему у нас не получится?
Слышу тихий звук, будто он чем-то пшикает. Машинально хочу отскочить, но Тимур перехватывает меня одной рукой под вскрик Алены, и моего носа и губ касается шелковый платок. Неконтролируемый в панике вдох. Сладкий, приторный запах забивает носоглотку, и у меня темнеет в глазах. Наваливается слабость, подкашиваются ноги.
— Прости, Анечка, — слышу ласковый голос Тимура и чувствую его губы на виске. — Я в последние дни сам не свой.
Я цепляюсь за реальность, что плавится и растекается. Звуки сплетаются в причудливые гулкие узоры в сознании.
— Так нельзя, — говорит Алена, которая расплывается в белое пятно.
— Мне можно, ведь я мерзавец, девочки, — меня покачивает на волнах. — Влюбленный мерзавец, а это чревато спорными поступками.
— Со мной явно что-то не то, если мне это кажется романтичным? — шепчет Лиля где-то на дне теплого океана.
— Отпусти… — бормочу я.
— Поздно, теперь не отпущу.
Проваливаюсь в темноту, которая обнимает множеством теплых рук, нежно целует в лоб и шепчет ласковые и неразборчивые слова.
— Какого хрена, Тимур? — вспыхивает во мраке возмущенный голос Ромы. — Ты совсем с катушек съехал?
Глава 57. Без похищения никак
— Тим, — я сжимаю руль и кидаю беглый взгляд в зеркало заднего вида, — ты…
— Я попытался с ней договорится, — невозмутимо отвечает Тимур. — Не вышло. Будто ты ее не знаешь.
Аня у него на коленях, голова покоится на груди. Тимур обнимает ее, поглаживает, целует. Маньяк, но и я сам недалеко ушел. Пусть я и возмутился, однако в глубине души я тоже был готов похитить упрямую Анюту. Этого не должно было произойти. Опять, как мальчишка, увяз в бурлящей влюбленности, но тогда я мог только за косичку дернуть, а сейчас… А сейчас я и Тимур увозим объект своего воздыхания против воли. Мальчики выросли и забавы изменились.
Аня что-то сонно бурчит. Недовольно и осуждающе. Тимур ласково посмеивается, возвращает ее голову к себе на грудь и чмокает в макушку. Ревности я не чувствую. Я негодую. Какие мы, оказывается, можем быть нежными. Аня продолжает ворчать, и я закусываю губы, сдерживая улыбку.
— Ром… Ромыч…
— Что?
— Спой колыбельную, а то она опять начинает.
— Колыбельную?
— Да.
— Ты в своем уме? Серьезно?
— У тебя голос хороший, а у меня и слуха нет. Кто мне предлагал однажды после школы банду сколотить и по барам выступать?
Еще одно разочарование в жизни. В девятом классе в переходах торчал и под старенькую гитару песни о любви горланил в надежде, что вот спустится сейчас Одинцова, увидит меня и все поймет. Тимур ошивался, кстати, рядом с жестяной банкой и деньги собирал. Он был моим уличным продюсером. Наглым, языкастым и разводил прохожих на хорошие бабки.
— Ромыч, — сердито шепчет Тимур, когда Аня предпринимает очередную вялую попытку выбраться из его объятий.
— Я давно…
— Ро-мммм-вааа…. — мычит Аня в грудь Тимура и поглаживает его по плечу,но, вероятно, пытается ударить.
— Да Анечка тебя просит.
— Я не знаю колыбельных, — растерянно отвечаю я.
Молчу, стискиваю руль, и с моих губ срываются те слова, которые были написаны однажды на уроке математики,
