Нет, по-настоящему это может волновать лишь низовую массу, как было и в России, где, однако, попытка народного бунта была кроваво подавлена — притом с ведома и согласия Запада1. А как могут развернуться события на Украине?
Как ни странно, первостепенный этот вопрос нисколько не заинтересовал российских политиков, когда Юлия Тимошенко озвучила свой экстраординарный замысел пересмотра 3000 приватизационных дел.
Нет, взволновало их совсем другое. Например, Михаил Маргелов, председатель Комитета по международным делам Совета Федерации, мрачно возвестил с телевизионного экрана, что «оранжевая революция на Украине становится красной» и что «под вопрос поставлены главные принципы Евросоюза… в том числе и святое (!) право собственности». Стало быть, стремился напугать прежде всего даже не Россию (вернее, российскую «элиту»), а тех, от кого в случае чего могла бы изойти санкция. Кто-то принялся вопить о «Великой Февральской Социалистической революции», будто бы совершающейся на Украине. И хотя Ющенко почти тотчас откорректировал речь своего эксцентричного премьера, минимизировав количество возможных пересмотров, в Киев из Москвы тотчас же поспешил десант «отечественных предпринимателей» — ещё бы, запахло экономическим переделом. Мне же вопрос о том, достанется ли российской элите что-либо осязаемое при переделе украинского пирога, либо же придётся подбирать крошки со стола, а то и с пола, представляется совершенно второстепенным. Элита эта уже достаточно показала, насколько она способна защищать реальные национальные интересы России где бы то ни было; а хватит ли им денег на Куршевель или на покупку особняков в Лондоне и Ницце — какое нам до этого дело?
Гораздо интереснее другое — реакция Запада и, конкретнее, Евросоюза, о принципах которого вдруг захлопотал российский сенатор.
В Братиславе, где российские журналисты атаковали своих зарубежных коллег будто бы острыми вопросами типа «а что вы скажете по поводу трёх тысяч дел ЮКОСа?»2, те отвечали сдержанными улыбками и уклончивым «посмотрим». На атмосферу, в которой проходил визит Ющенко в Страсбург и Брюссель, радикальные декларации Тимошенко тоже никак не повлияли. Его приветствовал германский бундестаг и французская пресса, и вместе с Саакашвили его уже выдвигают на Нобелевскую премию мира.
Так что же — и впрямь готовы разрешить слегка почиститься? Думаю, что коль скоро перспектива вступления Украины в ЕС начнёт обретать черты реальности, разрешат непременно и даже потребуют — хотя бы элементарной санобработки. Да и для того, чтобы выполнять роль «стража» между Европой и Россией, Украина должна приблизиться хотя бы к ситуации Восточной Европы, где после «бархатных революций» отнюдь не была попущена такая вакханалия воровства, беззакония и социального распада, как была попущена она в России. И даже в качестве пусть не члена ЕС, но «новой соседки» Украине надлежит стать почище. Что ж, и в этом случае я пожелаю ей удачи и в любом случае буду рада знать, что, по крайней мере, кровавый октябрь-93 ей не угрожает.
России же следует усвоить главный урок: ей очиститься никогда не разрешат, и если она действительно захочет выбираться из клоаки, в которую оказалась низвергнута, делать это придётся в жёстком противостоянии и собственной, уже доказавшей свою асоциальность и безнациональность элите, и властным структурам Запада. Я вовсе не хочу сказать (необходимый fool-proof!), что во всей этой истории Россия была лишь невинной «Красной Шапочкой», загубленной растлителем-маньяком, то бишь всё тем же Западом. Нет, во всём, что с нами произошло, виноваты, прежде всего и больше всего, мы сами. Запад же жёстко действовал в своих интересах. Но его интересы требуют распада и разложения России, поэтому он попускает их. И либерально-патриотический «оранжевый симбиоз» может стать поистине гибельным для России именно потому, что основывается он разом и на сознательном скрывании этой правды (со стороны либералов), и на примитивном доморощенном манипуляторстве (со стороны патриотов). Первые прекрасно знают, что Запад никогда не позволит России ни встать, ни очиститься — вместе ведь запускали механизм «криминальной демократии» и на протестной волне хотели бы привести своего кандидата, как привели когда-то Ельцина. Вторые тешат себя иллюзией, что мы, мол, их используем, а потом… Но кто кого использует — это мы уже видели и в 1989-м, и в 1991 году, когда «белые» патриоты блокировались с либералами.
Нет, я за наращивание протеста, меня приводят в недоумение и даже негодование всё ещё тлеющие в униженных, обобранных и обманутых людях инфантильные надежды на Путина. Но ведь если против Путина выступает Березовский, это не значит, что нужно объединяться с Березовским — за такой союз можно поплатиться страшно. И потому главное для «постмайданной» теперь уже не Украины, а России — это, пройдя между Сциллой дальнейшего пассивного погружения в грязную топь и Харибдой объединения, во имя протеста, с силами, уже доказавшими свою злотворность для России, избежать губительной ловушки. Непросто? Да, непросто, но ведь история и вообще не баловала нас лёгким выбором. А сегодня и для него остается, как никогда, ничтожно мало времени.
Станислав Золотцев
ЗАСТУПНИЦА НАРОДНЫХ МСТИТЕЛЕЙ
…Эту икону я увидел впервые (так мне тогда подумалось, что именно впервые) два года назад, когда привел своих московских друзей, приехавших в мой родной Псков, к храму святого благоверного князя Александра Невского. Храм сей — воинский, поставлен он был в 1908 году как полковая церковь, а в 1992 году, после полувека забвения и запустения, в нем вновь начались службы — и на каждой молитве можно увидеть либо псковских десантников из знаменитой дивизии, дислоцированной рядом, либо военных летчиков, либо пограничников, как в зеленых фуражках, так и в бескозырках: край наш вновь, как века назад и как в нашем веке после гражданской войны, стал порубежным. Зашли мы и в музей этого храма…
Множество различных редкостей, относящихся к истории нашей Русской церкви, собраны в маленьком тесном помещении музея, собраны радением и стараниями настоятеля воинского Дома молитвы протоиерея отца Олега Тэора и его добровольных помощников. Сам отец Олег и показывал московским гостям поистине драгоценные раритеты, свидетельства глубоко укорененной в народе и не вытравленной в нем православной духовности. Он направлял наши взоры то на уникальные кресты с финифтью, сбереженные в лихолетьях пожилыми прихожанками, то на ризу Иоанна Кронштадтского, то на мундир командира полка имени Александра Невского (этот доблестный офицер-«афганец», Герой Советского Союза, передал свои «доспехи» музею перед отъездом в югославский «русбат»), то на дорожную Библию последнего русского императора…
Мне, бывавшему здесь не раз, бросилась в глаза икона, которой тут прежде не было: небольшая, сугубо домашняя, «список»-копия Казанской Божией Матери. Что именно канон Казанской чудотворной иконы воссоздал (не ранее конца XIX века) безвестный богомаз — о том приходилось лишь догадываться, доверяя твердому мнению пастыря: лишь лики Богородицы и младенца Христа не были скрыты на доске окладом и цатами, тоже домодельными, хоть и красивыми.
«Это — партизанская!» — с гордостью изрек о. Олег, заметив мое внимание к новинке церковного музея. И поведал, что эту Казанскую незадолго до того передал ему один немолодой пскович, не назвавший своего имени. Даритель рассказал, что она досталась ему от односельчан из Порховского района, где во время войны существовала целая «партизанская республика», и в одном из отрядов народных мстителей хранился этот лик Пречистой…
В моем сознании слова «партизанская», «Казанская» и «Порховский район» сразу же слились воедино, и размышления над святым ликом стали неотступно волновать сознание и душу. Еще несколько раз навестив музей, пристально вглядываясь в черты Заступницы, я убедился: когда-то, давным-давно, они, эти скорбно-нежные очи, это мудрое чело уже представали передо мной. И наконец вспыхнуло в глубинах памяти то, что запечатлелось в ней в самом раннем детстве…
Начало 1950-х, село Боровичи, верстах в двадцати от городка Порхова, кстати, тем же Александром Невским и основанного. Мои родители, учительствующие здесь, снимают в крестьянской семье половину избы (только что поставленной, псковская сельщина выбирается из послевоенных землянок). Каждый вечер перед сном хозяйка дома, пожилая, но еще крепкая баба Надя, становится в «красном углу» и зажигает лампадку перед иконой. Потом тяжело (ноги-то во время войны в болотах застужены и от многолетних крестьянских трудов распухли) опускается на колени и, глядя на лик женщины с младенцем, озаренный огоньком лампадки, начинает произносить слова молитвы. Они почти все совершенно непонятны для меня, малыша, но детский слух жадно впитывает их, и они навсегда входят в мою память:
