Не говорю этого вслух, но мне кажется, что она просто ищет новый способ спрятаться от имеющихся проблем. — Если почувствуешь, что не справляешься, сразу бери билет и возвращайся.
— Так и сделаю, — мягко обещает Кира и, подняв голову, смазано целует меня в подбородок. — Я буду скучать, Максим, — ее взгляд с щепоткой грусти медленно проходится по моему лицу. — И доставать звонками. Попробуй хоть раз не ответить! Решу, что ты завел себе бабу на стороне.
— Ты, вообще-то, мне разрешила, — с усмешкой припоминаю недавний разговор.
— Эй. Я пошутила, — легко хлопнув меня по груди, она высвобождается из моих объятий и игриво грозит пальцем. — Только попробуй, Красавин. Отец тебя кастрирует.
— Это угроза? — насмешливо вскидываю бровь.
— Нет, это факт, — смеется в ответ Кира.
И это отнюдь не легкомысленный обмен шутливыми фразами. Как говорится, в каждой шутке есть доля правды. Тесть у меня мужик серьезный, суровый и не обделенный властью, но ко мне всегда относился лояльно, даже учитывая последнюю ситуацию.
Ни он, ни его жена не обвинили меня в лицо, но наши отношения после событий в Израиле заметно охладели. Пока Кира держится за меня, они не посмеют хоть слово сказать ей поперек. Однако я отлично понимаю, что их хорошее расположение ко мне может в одночасье рухнуть. Но на этот случай у нас с Кирой заключен брачный контракт, составленный Машкиным мужем. А ему в этой сфере нет равных.
— Доброй ночи, Макс, — клюнув меня в щеку, Кира ретируется с балкона, оставив меня наедине с невеселыми мыслями.
На душе тошно и тоскливо, но по ночам это привычное для меня состояние. Днем я максимально собран и полон сил и энергии. Вечерами извожу себя тренировками. Если, добравшись до кровати, сразу не вырубаюсь от усталости, то до утра пялюсь в темноту, думая не о жене, которая спит рядом или в соседней комнате, а о той, что с момента возвращения в Москву захватила все мои мысли. Но, откровенно говоря, она оттуда никуда и не исчезала. В моем сердце для нее всегда был припрятан особенный уголок, в который за без малого десять лет никто так и не смог пробиться. Моя строптивая Мальвина оказалась жуткой собственницей, но при этом без раздумий отдала свое сердце другому.
Без раздумий ли? Я был для нее горьким уроком и болезненным опытом, многое в ней изменившим. Повзрослевшая Варя не бросилась бы в новые отношения, как в омут с головой, а наверняка сто раз взвесила все за и против, чтобы принять судьбоносное решение. И в этом, несмотря на все различия, мы с ней поразительно похожи.
Может, я ошибаюсь, и во мне говорит конченый эгоист, уверивший себя, что Варя вышла замуж не по огромной любви, а из рассудочных побуждений.
Может, этот самый ублюдочный эгоист целенаправленно ищет брешь в идеальной картинке ее семьи?
Но я ведь чувствовал, как она дрожала в моих руках, как отчаянно страстно отвечала на мои поцелуи. Это невозможно сыграть и подделать. Ее так же мощно накрыло, как меня. Она бы сдалась и уступила моему напору, если бы не гребаные шрамы. Жестокий принц из прошлого, превратившийся в не менее безжалостное чудовище. Хуже отрезвления в тот момент была жалость в ее глазах. Она меня уничтожила, разнесла мое эго в хлам, и наверное, абсолютно заслуженно.
Ты же хотел, чтобы она была счастлива, Красавин. Так радуйся, у нее все сложилось, а ты облажался по всем фронтам, — глумливо жужжит внутренний голос, подозрительно похожий на кошачий.
«Блин, ты мне эти трусы никогда не забудешь», смеется в голове голос Мальвины.
Не забуду, Варь, но только не трусы, а тебя.
Варвара
Семейный пикник, обещанный Владом, все-таки состоялся. Не знаю, как ему удалось, но муж меня уломал. После долгих уговоров стена сопротивления рухнула, и я капитулировала. Он так искренне старался, что отказать было бы форменным свинством. С мамой и дядей Сережей договориться оказалось намного проще. Они люди простые, непривередливые и приглашениями от снобов Грудининых неизбалованные.
Если не сильно придираться и закрыть глаза на вытянутые рожи свекров с неестественными словно приклеенными улыбками, то, в принципе, все прошло не так уж плохо. Внушение Влада явно сработало и Грудинины очень старались показать себя гостеприимными и радушными хозяевами.
Мама не заметила никакой фальши, искренне расхваливала уютный интерьер и обстановку дома, поделилась своим фирменным рецептом солянки и с удовольствием налегала на окрошку на сметане, которую я на дух не переношу. А дядя Сережа со свекром даже умудрились договориться о совместной рыбалке в следующие выходные.
Я чуть со стула не свалилась, представив импозантного Виктора Степановича с удочкой в руках, в камышах и в рыбацких резиновых сапогах. Ей-богу, запечатлеть бы этот момент на пленке, так ведь не пойдет же блестящий хирург никуда, а договор — это так, формальность. Все что угодно наплетет, лишь бы единственного сынка не расстроить. Боятся они, что я вобью клин между ними и Владом. Хотя у меня и в мыслях такого никогда не было.
Я не злой человек и обиду в себе долго держать не умею. Если ко мне с добром, то и сама в долгу не останусь. На многое закрою глаза и мигом забуду все неприятные моменты. Особенного отношения я не прошу, не была королевишной, не стоит и начинать. Мне хватит и толики уважения и терпимости. Понимаю же, что людям в возрасте сложно подстраиваться под обстоятельства и находить общий язык с чужими людьми, но за пять лет они даже не попытались, и внук их буржуйский норов не смягчил. Вот, что задевало меня за живое.
Ладно я, но Грудинины же и в адрес Илюшки колкости себе позволяют. И невоспитанный он, и балованный, и с генетикой не повезло. Словно другие дети чем-то отличаются в Илюшкином возрасте. Муштровать и в рамки загонять — это все равно, что на корню убить характер и уникальность ребенка.
А, если вдуматься, чем мои гены хуже? Бабушка у меня тоже врачом была, отец и дед — трудяги, пахали, не покладая рук, чтобы семьи ни в чем не нуждались, а мама — оступилась, да, но и время тогда было тяжелое. Сначала отец умер, потом муж, через несколько лет бабулю схоронили. Она без крепкого плеча осталась и поддержки семьи, еще и с дочкой на руках. А я очень сложным ребенком была. Замечания, выговоры, характер взбалмошный, неуступчивый. Чудила так, что мама не горюй. Вот на нее со всех сторон посыпалось, а опереться не на кого. Отец Эдика Круглова то
