продолжит вести себя вызывающе, кто-нибудь обязательно сорвется. Увы, но среди присутствующих только министр знал, кто так называемая Джина Саргас на самом деле.
– Дорогуша, вы не могли подобрать для этого вечера наряд поприличнее? – высказалась первая дама с оскорбленным достоинством.
Ришари опустила взгляд на свою рубашку с пятнами красного вина (министр хотел верить, что это именно вино), заляпанные грязью брюки и босые ноги, сохранившие следы прогулки по улице под дождем.
– Дорогая, – в тон нахалке ответила ей самая могущественная женщина в мире, – этот, как ты выразилась, наряд, стоит больше, чем все это здание.
В этот момент министр понял, что Ришари пьяна. Все сходилось: развязное поведение, расфокусированный взгляд, а если присмотреться, то и походка пошатывающаяся. И потом, кто на трезвую голову станет таскать по городу меч? Длинный, изогнутый, в черных ножнах, она держала его в правой руке, и было просто удивительно, что Акклес заметил меч только сейчас. Все прочие вообще на него внимания не обращали.
– Это работа самого Бьяконо Делевьена? – с некоторым благоговением спросила Франсуаза Бьескон, спутница одного из крупнейших местных банкиров. Не первая, но все-таки красавица, министр и сам подумывал приударить за ней.
– А черт его знает, – пожала плечами Ришари.
– Тогда как вы можете быть уверены в ее цене?
Богиня Юга посмотрела на Франсуазу так, словно та обладала интеллектуальными способностями курицы.
– Потому что эти тряпки ношу я.
Смешки, посыпавшиеся со всех сторон, должны были выразить всеобщее мнение окружающих и указать женщине, что ее место определенно не здесь, но Ришари было все равно, она отправилась дальше. Министр обреченно посеменил за ней.
Гости расступались и активно комментировали происходящее, Акклес был готов сгореть от стыда.
Следующей, кто остановил Богиню Юга, была Ванилла, и вот здесь министр испугался по-настоящему.
– Вы же Джина Саргас! – воскликнула девушка, а потом сразу смутилась. – Ой, извините, этого ведь не может быть...
– Почему же? – искренне удивилась Ришари. – На людях я и есть Джина Саргас, бывшая актриса и звезда большого кино, – здесь женщина мрачно рассмеялась.
– Но это невозможно... Джине Саргас сейчас должно быть около девяноста...
– Это ее правнучка, Ванилла, – министр поспешил вмешаться. – В честь нее ее и назвали. И госпожа Джина раньше тоже снималась в кино.
Акклес выкрутился не то, чтобы изящно, но лишние вопросы – он так надеялся – это сняло. Фильмы с участием Ришари уже стали историей, на улицах ее узнавали все реже. Даже странно, что именно юная Ванилла узнала бывшую актрису, а не представители поколения постарше.
– Как интересно! А в каких фильмах вы играли? Вы так похожи на свою прабабушку! У вас только нос немного другой, и этот шрам... Святые Небеса, откуда у вас этот шрам?
Ванилла коснулась пальцами нитеобразной полоски шрама на левой щеке Ришари, а потом испуганно отдернула руку и прижала ладонью к своим губам.
– Это... – из фиолетовых глаз Ришари исчезли веселые искры, а вот линия губ, наоборот, стала подозрительно мягкой. – Подарок от брата.
– Ужасный человек! Как он мог?! – к разговору подключилась еще одна девушка, одна из подруг Ваниллы. Она подошла к ним немногим ранее и все слышала.
Ришари растерялась, и не сразу нашла, что ответить. А когда нашла, речь ее была сбивчивой и бессвязной:
– Он хотел убить меня... Не смог. Ужасный человек? Да, ужасный. Очень ужасный. Вам не понять, насколько... Поднял на меня руку. Из-за кого? Туда ей и дорога, повторю с удовольствием!
Акклес взял Ваниллу за руку и начал осторожно отводить в сторону.
– Господин Акклес?
– Ванилла, ты разве не видишь, госпожа Саргас не в себе? Лучше оставь ее в покое.
Девушка попыталась возразить, но министр был непреклонен.
– Ужасный, ужасный, ужасный... – Ришари спрятала лицо в ладонях, так, что ножны меча оказались прижаты к ее щеке. – Исчез на сотню лет, ушел, не сказал куда. А теперь вернулся, – Богиня Юга резко убрала руки и посмотрела на свою собеседницу уже совершенно безумным взглядом. – Знаешь, что это значит?
Подруга Ваниллы испуганно попятилась.
– Это значит, что вы все умрете. От полюса до полюса, от самой глубокой ямы на дне океана до самой дальней железки на орбите, все живое. Думаешь, я преувеличиваю? Ха-ха. Хотя есть немного... Да, я преувеличиваю. Немножко пьяна, ты уж прости. Но знаешь, ему, чтобы убить человека, достаточно сделать вот так, – и Ришари неожиданно щелкнула девушку безымянным пальцем по лбу.
Содержимое черепной коробки несчастной в то же мгновение оказалось на лицах и одежде тех гостей, кто стоял у нее за спиной. И прошло несколько секунд, насыщенных недоумением, непониманием, удивлением, даже неверием, прежде чем раздался первый потрясенный крик.
Вопль Ваниллы потерялся во всеобщем хоре паники и ужаса, когда она увидела тело практически обезглавленной девушки, и министр, уже не церемонясь, потащил ее к выходу. По пути он захватил старушку Зиггери и взглядом попрощался с мэром и его гостями, радуясь, что до сих пор не завел семью. А друзья... Разве он может кого-то из здесь присутствующих назвать друзьями? Нет, мэра ему действительно жаль, но тут уже ничего не поделать, он просто не успевает вывести его.
– Дьявол... – громкий растерянный возглас Ришари остановил его, когда отполированная тысячами прикосновений бронзовая круглая ручка двери уже была в прямой досягаемости. – Я же не собиралась...
Мимолетное искушение вернуться и посмотреть, что будет дальше, едва не подчинило Акклеса своей воле, но он пересилил себя и решительно выскочил из бального зала вместе с девушкой и старухой.
***
Ришари с изумлением и растерянностью смотрела на неподвижный труп совсем юной девушки со снесенной верхней частью черепа.
Это она.
Это сделала она.
Своими собственными руками.
«Своими собственными руками? Нет... Нет! Я не хотела! Почему эта дура оказалась такой хрупкой?! Я не собиралась убивать!»
Граница человеческой толпы отодвигалась от нее все дальше и дальше. К стенам, стискивая и сдавливая ничего не понимающих, до смерти напуганных нуворишей. Даже те, кто не видел всего своими собственными глазами, ощущали сейчас ее собственный бесконечный ужас, который исходил от Ришари мощной неудержимой волной. Ее ужас перед самой собой. Неважно, насколько велика чувствительно человека к эмоциям других
