успела поменять окна и двери. А после взялась за трубы с сантехникой.
– Где ты нашла желающих поработать в праздник?
– За денюшки кого угодно можно найти.
– Кажется, ты поняла жизнь, – смеется Воинов.
– Переплатила – капец, Роб, – жалуюсь. – Так что решила сэкономить на обоях.
– Это каким же образом?
– Клею их сама. Уже два дня убила. И завтра пойду. Хочешь помочь? – невинно хлопаю глазами. – Ой, простите. Тебе же, наверное, это не по статусу.
– Поговори.
Воинов спускает рвущегося Мишку с поводка. Тот в наморднике, и ничто не мешает дать бедному псу немного свободы. Отпиваю горячее латте. Жмурюсь… Так хорошо. Так невыносимо хорошо, что хоть плачь.
– Слушай, так, а почему я думала, что ты возвращаешься завтра?
– Я планировал отдохнуть с дороги…
«Перед тем, как ехать к тебе», – слышится мне в несказанном. Сердце разгоняется, ведь тогда получается, что его желание меня увидеть было таким сильным, что Роб примчался сюда прямо с самолета.
– Так чего мы тогда круги наматываем? Пойдем домой. Мишка!
– Да пусть нагуляется. Я не спешу.
– А что так? – поскальзываюсь. Роб подхватывает меня под локоток.
– Переночую у тебя.
Гоню от себя ядовитые подначки вроде «А тебя жена не потеряет?». В конце концов, Роберт – взрослый мужик и наверняка лучше знает, что делает. К тому же я четко для себя решила, что эта сторона его жизни меня не касается. Решил остаться со мной? Отлично. В предвкушении дрожу. И отойдя дальше в тень, касаюсь его холодной щеки губами.
– Что?
– Ничего. Рада, что ты задержишься.
– Посмотрим, что ты запоешь, когда я до тебя доберусь.
– Запою, не сомневайся, – добавляю в голос провокации. Взгляд Воинова соскальзывает на мои губы.
– Домой идем.
– Пойдем.
Наверное, это какой-то рок – не добираться с ним до кровати. Одежда летит в стороны, штаны спущены к щиколоткам. Я лежу на обеденном столе задницей кверху и от нетерпения извиваюсь.
– Сейчас, чертовы гондоны… – возмущается Воинов. Я смеюсь, смеюсь и задыхаюсь… – Твою мать. Да. Вот так. Какая же ты охуенно узкая. Сейчас для меня, ладно?
– Скучал?
– А что, есть сомнения?
Да уж какие сомнения, когда стол ходуном ходит, угрожая развалиться? Я вся скользкая от испарины, скатерть собирается подо мной и натирает соски, звенит не убранная после завтрака посуда, но даже этот звон не в силах заглушить таких… по-мужски сдержанных стонов Воинова.
– Роб… Я скоро. Я не могу…
Только не кончи раньше.
– Давай сама, девочка…
Ну, сама и сама. Опускаю пальцы на клитор, слегка надавливаю и взрываюсь вместе с ним в ослепительном оргазме.
ГЛАВА 24
Телефон звонит, как всегда, в самый неподходящий момент.
– Да, Том? Что-то срочное?
– Ты только не волнуйся, ладно?
– До этого я и не волновался. Случилось что?
– Мне нехорошо. Давление подскочило. Голова закружилась прямо во время лекции, пришлось прерывать, представляешь? Можешь за мной приехать?
Гляжу на корзину цветов, стоящую рядом на диване. Пакет с подарком…
– Вообще-то это не очень удобно. Насколько все плохо?
– Давление под двести. Декан настаивает на том, чтобы вызвать скорую. Но если тебе работа важней жены…
Запрокидываю башку и тяжело выдыхаю, прижав телефон к груди. А то ведь услышит – заведется по новой. Плешь мне проест, обвиняя в чёрствости.
– Вызывай скорую, я все равно быстро не доберусь. Примерно через час подъеду, если пробок не будет.
Ловлю в зеркале заднего вида взгляд водилы.
– К универу? – отчетливо артикулирует тот. Качаю головой из стороны в сторону:
– Потом. Сначала все же на Гранатовую заедем.
Эмилии двадцать. Юбилей. Она наверняка ждет. Ведь мы собирались поужинать. Я даже ресторан закрыл на спецобслуживание. И вот…
Доезжаем быстро. С тяжелым сердцем поднимаюсь на нужный этаж.
– Привет, – улыбается Эмилия счастливо и как будто немного испуганно. – Это мне? – кивает на корзину с цветами.
– А кому же? Шикарно выглядишь.
Прохожусь жадным взглядом по глубокому вырезу на черном смокинге, который Эмилия надела на голое тело, бесконечным ногам… Я не знаю другой женщины с таким потрясающим чувством стиля. И не понимаю, откуда он у нее взялся, учитывая то, что привить его было некому.
– Ну, мало ли. Раньше ты мне цветов не дарил! Ни на день Валентина, ни на Восьмое марта, – делано-капризно дует губы.
– На Восьмое я заказывал доставку, – ворчу, оттягивая неизбежное.
– Это не считается! Ну, чего встал? Пойдем? Я пока цветы тут поставлю, чтобы не разуваться. Им же ничего в коридоре не будет, как думаешь? Или все же отнести в комнату?
Забавно балансируя на одной ноге, Эмилия наклоняется, чтобы поправить завернувшуюся штанину.
– Малышка, прости, планы изменились.
– А? – выпрямляется, растерянно хлопая ресницами.
– Мне уехать надо. Мы в другой раз отметим, ладно?
Больно. Физически больно наблюдать за сменой эмоций у нее на лице. В конце концов, она выдает единственно правильную.
– Д-да, конечно. Что-то случилось?
– Кое-что. Да.
Эмилия кивает, прячась за упавшими на лицо волосами. Переводит взгляд на выглядывающую из-за угла кошку. Я уже даже привык, что к ней, как не приди – всегда новый питомец. Однажды спросил, почему она кого-нибудь не заведет, если настолько любит животных. Девчонка ответила, что не может взвалить на себя такую ответственность, пока у нее нет своего угла. Тогда я поинтересовался, чем ее не устраивает наша квартирка. На что Эмилия пожала плечами:
– Так я и сама здесь на птичьих правах.
Собственно, эти ее слова и натолкнули меня на идею подарка. Я сделал предложение собственнику апартаментов их выкупить, но только зря потерял время. Сначала тот вроде бы согласился, потом пошел в отказ, потом стал задирать цену… В общем, приурочить покупку недвиги ко дню рождения рыжей я тупо не успел.
– Надеюсь, ничего серьезного.
– Пожалуйста, не грусти. Я обязательно реабилитируюсь. Слышишь?
– Опять купишь что-нибудь возмутительно дорогое?
Сощуриваюсь. Рядом со мной Эмилия так
