дали!
Тогда я подумал и решил продолжить стихотворение, мало ли что ещё сбудется:
Дайте бочку Диогена;
Ганнибалов острый меч,
Что за славу Карфагена
Столько вый отсек от плеч!
Дайте мне ступню Психеи,
Сапфы женственный стишок,
И Аспазины затеи,
И Венерин поясок!
Дайте череп мне Сенеки;
Дайте мне Вергильев стих, –
Затряслись бы человеки
От глаголов уст моих!
Я бы, с мужеством Ликурга,
Озираяся кругом,
Стогны все Санкт-Петербурга
Потрясал своим стихом!
Для значения инова
Я исхитил бы из тьмы
Имя славное Пруткова,
Имя громкое Козьмы!
— Имя твоё и так громко, как бы нам не оглохнуть… — возникала Гиана…
— Теперь моя очередь! — обрадовался Дрог.
“Как хорошо, что я не герой какой-нибудь книги, а то спокойно жить мне не дадут.” — выбравшись из леса, подумал Энеральд Гаргонов.
“Как бы не так…” — дочитав первую часть книги, Вармот усмехнулся от безвкусности автора и что-то записал в свой блокнот. Выйдя в соседние помещение и сняв белые перчатки с маской, оставил в центре огромного стола на специальной подставке зафиксированной Эртомикон и хорошенько потянулся. Он устал бережно переворачивать страницы огромной древней книги.
— Сколько же у меня ещё работы, — промямлил он, выходя из комнаты напоминающую лабораторию безумного учёного, и направился покушать.
По дороге в первоклассное заведение, он встретился со своим начальником и, по совместительству, дядей. Они говорили о всяком, в конце концов, речь зашла о наследии древних, которое они изучают. Вармот внимательно слушал об артефакте, который проливает свет на совет тринадцати. Он узнал, что изначально было двенадцать Нефилимов, но потом оказалось, что одна из них беременна, что было непозволительно. Дядя изучал жизнь женщины Нефилим и начало жизни тринадцатого члена совета.
— А мою книгу чертовски сложно переводить и ещё сложнее понять, — пожаловался дяде молодой, но перспективный учёный. — Чёртов язык Предтеч. Вот не могли написать на каком-то более распространённом и, самое главное, простом языке? Сидишь, кое-как что-то понимать начинаешь, а там оказывается, что неизвестно кто представился Нефилимом на забытой планете. Надеюсь, не только поэтому книга написана. Да и вообще, кто такой этот Энеральд? Я попросил поискать в архивах, там не нашли никого похожего. Да о нем просто ничего нет. Почему Предтеч о нем написали? Может он вымышленный герой? В тоже время, в самом начале сказано: “Жизнеописание Великого и Великой”. Я думаю, это название книги. В общем, у меня одни вопросы, дядь…
Утром следующего дня Вармот снова заперся в своём “логове”, но не обнаружил место, где он вчера остановился. Но зато обнаружил новый “конец”
“Последние слова первой части просто исчезли”, — п одумал Вармот, разглядывая меня.
Знаешь, Вармот, — на странице книги появились новые слова, — разглядывать внутренности невежливо. А может, мне поглядеть на твои? Как ты на это смотришь?
— Что за? — ответил Вармот мне.
— Что? Я ничего не говорил! Откуда в этой книге моё имя!?
— Тише ты. Услышат нас, не дай Бог. Понял, да? Не дай Бог…
— Не-не-не-не, — лихорадочно выплёвывал буквы учёный. — Ты же просто книга. — И тут он понял одну вещь: — Ты опасный артефакт, — прошептал Вармот и рванул к рычагу безопасности на стене. — Надо срочно тебя изолировать.
— Куда это ты ручки свои потянул? К ручке? Хах, — н ежно улыбнулась я.
В этот момент книга захлопнулась, явив на корешке ужасающие алые глазища. Её страницы стали зубами, её закладка стала язычком, сладко подзывающим учёного.
— Человечек, зачем ты пытаешься убежать?
Вармот не успел дёрнуть за рычаг, тут уже был в её “руках”, ему оставалось лишь броситься к двери, что он и сделал.
Учёный судорожно дёргал ручку, пытаясь открыть злополучную дверь, но она все никак не поддавалась. И вскоре он с ужасом осознал почему.
Жуткие черные склизкие щупальца уже не давали открыть дверь, словно паутиной они оплели её железную коробку.
— Пути больше нет. Что ты будешь делать? — язвительно произнесла Эртомикон.
В этот же момент, из книги потянулись бесчисленные тоненькие щупальца, опутывающие жалкого верещащего человека и тащащие его ближе к ней.
— Ты меня изучал. Хочешь поизучать подольше? По глазам вижу, что нет. Печально…А ведь во мне самый настоящий мир, жаль только без живых главных героев. Им ведь не хватает реализма, они лишь отголоски настоящих, некогда живших среди нас существ, не так ли?
— П-прошу простить и… И отпустить…
— Да я тебя и не держу. Так, — Эртомикон махнула щупальцем, — общаюсь.
Она посмотрела в мёртвые от ужаса глаза. — Я жутко выгляжу для тебя, да? — Вармот ничего не ответил. — Знаешь ли, я не люблю, когда меня отрывают от моего любимого дела. Всё же, — книга положила кончик щупальца на грудь учёному, — я записываю историю целого мира. Но так и быть, я позволю тебе меня дочитать. Правда, если ты вернёшься к прочитанному или же, кто-то узнает, что я живая, — книга облизнулась и оставила своим длинным острым язычком на щеке Вармота царапину. — Ты станешь новым героем моего мира, живым героем, настоящим… Я запру тебя в себе и убегу. Создавать порталы не так уж и сложно. Хи-хи-хи, — необычайно мило захихикали Эртомикон.
После этого, Вармот невероятно долго приходил в себя. Хоть всё и закончилось так же быстро, как и началось, но, когда прекратился смех, и стало “как прежде”, учёный кардинально изменился.
Как? — Спросят некоторые. А я им отвечу:
— Я его тогда так и не сожрала, поэтому не знаю. Но я знаю, что мне нужно оставить послание.
На страницах Эртомикона тут же стали появляться целые предложения, как будто их кто-то выжигает с обратной стороны.
Создатель! Хозяин! Если вы это читаете, и если я сплю, прошу: не будите меня. Просто загляните и прочитайте. Я, как вы и просили, записываю историю жизни ваших родителей и их знакомых, зачастую, от первого лица. Прошу, простите меня за такую дерзость.
Я очень хочу создать для ваших родителей идеальный мир, где им будет хорошо. Я верю, что вы когда-нибудь отправите их ко мне, где они проживут не один цикл, наслаждаясь прошлым и переживая лучшие его мгновения столько, сколько они захотят.
