– Почему без тебя?
– Рита вообще со мной не считается. Звоню с работы, она сообщает: «Меня сегодня не будет. – А где Маринка? – Маме отдала. – И куда ты? – На девичник».
– Чего это она вдруг решила так неожиданно в Крым поехать?
– Какая-то Клара, ее подружка, уже там, в Коктебеле. Сняла комнату, позвонила, что ждет. Погода хорошая, вода теплая, не то, что у вас здесь – дожди, дожди, дожди… Грех, мол, пропускать. Давай, ноги в руки… В прошлом году тоже ездила без меня…
– Да-а-а… Коктебель, тепло, красота! Ну и что тебя так взволновало? Марта – женщина разумная, не беспокойся, все будет в порядке.
– А как она будет добираться, одна, с чемоданом?
– Проводи ее на вокзал.
– А там? Троллейбус, потом автобус.
– Мир не без добрых людей. Кто-нибудь поможет молодой женщине чемодан донести.
– То-то и оно. Здесь помогут, там помогут. Я весь издергался. Ее никогда нет, где Рита, что Рита? Она как мужик – встала и пошла. Одной подруге помочь, другой…
– Вот видишь, она хороший, отзывчивый человек.
– Как же, отзывчивый. У меня температура – 38 с лишним. В холодильнике пусто. Она – Маринку к маме. Сама – на пластику. Пластикой занимается. Даже не знаю, что это – то ли танцы, то ли лепка. «Марта, – говорю ей, – сготовила бы хоть что-то». – «Ты продукты принес? Нет!» И смотрит на меня: вот, мол, сам делай выводы. А я-то – дурак полный. Она потом звонит: «Вернусь поздно. На последнем метро». Думаю: бедная Риточка, – одна, ночью. С температурой тридцать восемь вскакиваю, бегу встречать, чтобы одна не возвращалась. А ей – хоть бы что, все – как должное, температура – не температура… Боюсь домой возвращаться днем. Вдруг кого застану… Как ты думаешь, может, у нее кто есть?
– Зря ты дергаешься. Марта – не из таких. Не производит впечатления легкомысленной женщины.
– Из таких, не из таких… Уже почти год у нас с ней ничего. Я – в одной комнате, она – в другой, с Маринкой. Все отговорки. То, видишь, ребенок болеет. «Ты знаешь, – говорит, – сегодня я так устала на пластике. Ну, не лезь с объятиями. Не сейчас, не сейчас. Не хочу я, ты понял? Не до тебя. У Светки, моей подружки, муж ушел. Пойду, навещу. Останусь у нее. Надо же подруге помочь»…
– Да не психуй ты, Макс, видишь – она друзьям помогает, что в этом плохого?
– Обо всех думает. Только не обо мне. У нее кто-то есть. Она сказала, что собирается разводиться со мной.
– Даже так? Это серьезно?
– Черт ее разберет… Вроде сказано между прочим. Может, и в шутку… А я так думаю – неспроста. Она меня ни в грош не ставит. От нее только и слышишь: «Поди сделай, поди принеси. Ухожу, Маринку покорми, поиграй с ней в развивающие игры, почитай, принеси продукты, дай денег, встретишь меня у метро».
– Современная женщина! У нее свои интересы. А ты хотел бы, чтоб она была домашней курицей? Чтобы была толстой, опустившейся, обрюзгшей? Ты этого хочешь? Она у тебя стройная, подтянутая, в тонусе. Просто «моделька». Женщина с Запада. И ножки, и шея, и глаза…
– Выглядит-то она неплохо, все, что надо, есть – да не про мою честь.
– Ты, наверное, ее часто попрекаешь.
– Нет, пожалуй. Иногда, правда, говорю: «Может быть, ты дома побудешь? Или – давай сходим куда-нибудь». А вот на это она всегда готова – в гости, потанцевать. И у нас принять, как сейчас. С удовольствием. И наготовит, и стол накроет. И все легко, как бы между прочим.
– Это так, Марта очень быстрая. И в доме порядок. Ты всегда накормлен, обстиран, отглажен…
– Да нет, какое там. Она считает, что мужчина должен сам и постирать, и погладить, и вещи себе купить.
– Макс, ты неправ. Все-таки у тебя теплый дом, в доме – обед, ребенок накормлен. Уют. Вон, новые стулья в кухню прикупила.
– Какие новые? Это бабушкины венские стулья. Марта… она их ошкурила и покрыла темно-синим блестящим автомобильным лаком.
– Шикарно получилось. Так и сияют. Неправ ты, неправ относительно Марты. Смотри – мы тут сидим, а она так и снует – взад, вперед.
– Где же я неправ? Она меня ни в грош не ставит. Что бы я ни сказал. Она даже не спорит – промолчит и сделает по-своему.
– Знаешь что, Максик, я тебе удивляюсь! Чуткий, тонкий, интеллигентный, а в семейной жизни ведешь себя нетактично. Нетактично и недальновидно. Упрекаешь жену – не туда пошла, не то сделала, а этого – наоборот, не сделала. А сам-то ты как? Раз – и укатил на охоту.
– Да не защищай ты ее. Это не женщина, мужик в юбке. Холодный, грубый мужик в юбке. Ни тепла от нее, ни ласки.
– Значит, где-то есть твой промах, где-то сам и виноват.
– Ты не представляешь, как мне плохо… Я ведь на все для нее готов. У нас же ребенок. А я чувствую себя чужим в этом доме. И, между прочим, это квартира моих родителей. Да, да, это они нам подарили, и давно. Ну, не подарили… Одним словом, разрешили Марту прописать. Надоел я тебе этими разговорами? Иди, потанцуй.
– Отчего ж, давай поговорим. Тебе надо успокоиться. И не видеть все в дурном свете.
– Мне ничего не хочется. Жить не хочется… Может, я бесхарактерный?
– Конечно, ты слишком мягкий. Иногда необходимо и характер проявлять.
– Сколько раз решал: надо расходиться, пора расходиться – а не могу. Ей нужен не такой, как я. Ей нужен бесчувственный, примитивный мужлан, чтобы и поколотить мог в случае чего. Говорила же матушка: жениться надо на девушке своего круга. К черту эту семейную жизнь, к черту Марту! Хочется уйти на охоту и не вернуться…
– Что ты имеешь в виду – остаться в лесу?
– Остаться где-нибудь между Хабаровском и Владивостоком и никогда не возвращаться. Си-хо-тх-А-линьскхий к-х-хр-ребет. Там живут одни только кх-х-меры. Какие кхмеры? – ханты-манси, вот кто там живет. Черт, я уже ничего не помню. Как же назывался этот чертов кхрребет, который я пересекал по пояс в снегу всего несколько… Несколько… чего? А – дней назад. Вот там бы и остаться. И никогда не возвращаться.
– Покинуть сей бренный мир?
– Что угодно. Уйти, чтобы этого всего больше уже не видеть.
– Успокойся, Макс. Выпей что-нибудь для разрядки.
– Какой выпить? Я уже, наверное, бутылку коньяка вылакал. Какая разрядка? Р-р-мянский коньяк Гранд Сргис, Мштосцсц. Чтобы не лцзреть…
– Зря ты нагнетаешь. Проводишь Марту на вокзал. Вернешься домой. Отоспишься. Она отдохнет в Коктебеле. Приедет отдохнувшей. Уже было год назад… И все у вас наладится. Забудешь о мрачных мыслях. Иди-ка лучше к гостям.
– Нет, ты скажи мне, Стива. Я ведь только тебя спросить могу. Ведь это кто-то из наших. Конечно – не официант какой-то, не водопроводчик, Марта слишком брезгливая… Кто-то из наших. Откуда еще взяться человеку? Кто, кто? Это, наверное, Боб.
– Что за глупость? С чего ты взял?
– Ну не Мклухо же Мклай! Рыжий – он никакой. А Боб – высокий, стильный. При деньгах. Это Боб.
– Вряд ли. У Боба же с Лариской роман. У них очень серьезно.
– А Боб такой, он и с Лариской, он и с кем-то другим запррст может. Легко! Если женщине из наших выбирать – так только Боба!
– Ты перепил, Макс. Иди закуси. И потанцуй.
Картина вторая
«Большая» комната в квартире Макса и Марты. Совковый шик – паркетный пол, полированная мебель. Тоже, скорее всего, импорт из Восточной Европы. В глаза бросаются необычные сине-фиолетовые бумажные салфетки на столе – не очень аппетитно, но Марта почему-то не любит белые. Боб танцует с Валей. Лео – за столом с сестрой жены.
Входит Макс. Подходит к танцующим. Довольно бесцеремонно отодвигает Валю («Макс, как ты себя ведешь?»)… и, не обращая на нее внимания, поворачивается к Бобу.
– Ты отчего один пришел, супермен, мы же приглашали тебя с Лариской?
– Лариска не смогла. Ребенок приболел. Просила передать всем привет.
– Ах, да, у нее же сын пятилетний. Заболел, заболела – свежо предание, а верится… с тррудом.
Макс достает из шкафа две пары боксерских перчаток. Надевает одну пару на руки Боба, шнурует, Боб смотрит на него с удивлением, вторую пару – на свои руки:
– Валюшка, не дуйся, иди-ка лучше сюда, зашнуруй перчатки мастеру спорта по тарелочкам. Ну что, ты готов, красивый, спортивный, успешный Боб?
– Вообще-то сейчас не момент, то есть не самый удачный момент. Может, в другой раз?
– Боишься, что ли? Меня, простого кх-х-мера, боишься…
– По-моему, ты немного не в себе, Макс. Но раз настаиваешь… Давай попробуем.
Макс без подготовки бросается в атаку. Старается попасть в лицо Бобу. Бьет изо всех сил.
– Ты чего, Макс, будто с цепи сорвался… Потише, потише, а то, чего доброго, сам наткнешься на мой кулак.
Спортивный Боб без труда уклоняется от яростных атак Макса. Выбившись из сил, мокрый и встрепанный Макс порывисто обнимает Боба, бросает голову ему на грудь. Валя и ее сестра хлопают в ладоши:
– Браво, мальчики, браво! Ничья! Победила дружба!
– Боб, Боб! – всхлипывает Макс. – Почему у одного все, у другого – ничего? Ты красивый, успешный, умный. Тебя Лариска любит. А меня, кто меня любит? Меня никто не любит…
