Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

Кьюни оставалась недосягаемой. Кашика прыгнул. Она увернулась, дразня его с насмешливым тявканьем койота. Она заставила Кашика танцевать, прыгать, кружиться и дергаться. Кьюни не пыталась воспользоваться ножом. Пение ее не прерывалось.

Правая рука Виллиса затекла, но работала. Он попытался нащупать свой пистолет. Да что это с ней? У нее же есть нож. Почему она не убьет его? По площадке промчался легкий ветерок, будто притянутый к земле ее пением. «Скоро, — прошелестел он. — Еще чуть-чуть. Жди».

Кьюни пропустила шаг и чуть запнулась. Кашика тут же схватил ее и потащил на себя. Он облизнулся и забормотал.

Кьюни изогнулась в его объятиях. И ударила его в плечо. Кровь на лезвии проникла глубже, чем металл; магия Кьюни, в сочетании со знакомым вкусом белой крови, пронзила духа. Кашика взревел.

Недели спустя Виллис молился, чтобы все, что последовало дальше, лишь привиделось ему от боли. Высушенное тело каши-ка треснуло, подобно сухой шелухе. Нечто бесформенное беззвучно поднялось из него, движущееся облако без цвета и запаха. Виллис мог видеть, что губы Кьюни шевелятся; она, должно быть, продолжала петь, хотя слов стало не слышно. Весь звук, весь свет — все втянулось в кечи. И только ветер все нарастал.

Кечи вытягивался в бесцветные петли и обвивался вокруг тела Кьюни. Он сжимался, покрывая ее. А ветер вырастал в бурю, разрывая кечи. Демон цепко держал свою жертву. Облака же, не обладавшие хваткой кечи, уносились ветром. Через минуту небо очистилось.

Глаз Солнца взирал сверху на мир.

Освободившись от покрывала облаков, лучи рассвета ударили кечи. Он начал испаряться, как жидкий мерцающий огонь. Тонкий вопль пронзил сознание Виллиса… или это было подвывание ветра? Кечи пытался сконденсироваться, борясь с непреодолимым солнечным светом. В минуту, когда он отвлекся, Кьюни высвободила руку с ножом и погрузила оружие вглубь кечи.

Мир на мгновение почернел перед Виллисом. Он сощурился, фокусируя взгляд, и увидел Кьюни, качающуюся запыхавшуюся обнаженную фигурку на фоне зарева восхода. А кечи и следа не осталось.

Тоскливый вой донесся от разрушенных ворот. Спутники Большого Кашика бестолково метались: сила, поддерживавшая их и питаемая ими, ушла. Кьюни повернулась к ним и подняла руки, в одной тускло поблескивало лезвие ножа. Она прокричала на языке кашика:

— Эй! Этот форт и все, что в нем, находятся под защитой потогатанов. Я, Кьюни, сын Идущего Сквозь Огонь и победитель кечи, говорю это. Кто бросит мне вызов?

Люди глазели то на нее, то на останки своего шамана. Попятившись, они отошли от ворот. Поначалу нетвердо, потом шатким бегом, кашика бросились прочь. Они вскарабкались на своих пони и поскакали галопом в сторону холмов.

Виллис приподнялся на здоровом локте и огляделся. Кто пытался встать на ноги, кто лежал без сознания там, где их застала атака кечи. Полковник Дитвайлер тоже лежал чуть позади Виллиса со сломанной ногой и множеством кровоподтеков. Виллис был рад, что полковник не видел последней сцены; от этого майору легче будет составить надлежащий рапорт. Когда Виллису удалось подняться, ноги Кьюни подкосились и она тяжело опустилась на землю. Превозмогая боль, он улыбнулся и подобрался к ней поближе:

— Кьюни…

— Я жива, благодарение Солнцу и Духу-Творцу. — Ее лицо посерело, а голос дрожал. — Ай! Мне не хотелось бы повторить такое еще раз. Я боялась, что кечи заберет меня вместе с Кашикой.

— Солнце… Ты должна была держать его здесь… до восхода солнца?

— Хей, да. Старая Мать раскрыла мне слабые стороны кечи. Она звала своей песней Солнце. Кечи не в силах бороться с его магией и силой одновременно, вот он и бежал. Сегодня ночью я сложу песнь благодарения и спою ей по возвращении домой.

— Он умер?

— Не умер. Он вернулся к себе назад. Им не нужно этого знать. — Она кивнула в сторону убегавших кашика. — Теперь они не скоро рискнут угрожать вашему форту снова. — Ее усталый взгляд вернулся к останкам шамана, которые солнце уже превратило в порошок. — Может, ваши солдаты поедут прямо сейчас, чтобы согнать их с холмов?

— …не думаю, что это необходимо.

— Хей, так и есть. Он не был злым человеком. Только слабым на горе своего народа.

Кьюни начертила знак вокруг тела Кашики и бросила нож в кучу золы и костей. Затем совсем повисла на здоровой руке Виллиса:

— Теперь я согласна выпить то, что вы предлагали, майор Усач.

Три дня спустя Кьюни покинула форт. С собой она везла множество подарков, благодарственное письмо от прикованного к постели полковника Дитвайлера и уводила гнедую кобылу; выбранную им лично. Виллис, будучи не в состоянии ехать с ней, вышел проводить к воротам.

— Ты скоро приедешь к нам? — спросила она. — Отец будет очень рад видеть тебя снова. И я тоже.

— Пока не могу. Сначала надо все починить. — Он усмешкой показал на сломанную руку и порушенные стены. — Может быть, в другое время.

— Если такое время у нас будет. Кашика ушли. Скоро их землю займут ваши люди. Хватит ли им. земли? Или однажды солдаты пойдут против потогатанов, как шли против кашика?

Больно было слышать горечь в голосе Кьюни. Особенно оттого, что он предполагал именно такое развитие событий; Виллис много раз это видел. Поселенцы ненасытны, а здешняя земля плодородна и богата дичью.

— Кьюни, я не могу поручиться…

Она кивнула:

— Что будет — то будет. Мы делаем то, что должны. Я дочь вождя и обязана заботиться о благополучии моего народа. Знай, мы всегда ждем тебя к себе. Да улыбается тебе Солнце, майор Усач.

Кьюни развернула кобылу на восток и поскакала прочь, два юноши за ней, держа в поводу нагруженного подарками пони. Виллис провожал их взглядом, пока на горизонте не осталось лишь пыльное облачко.

— Хорошая девушка, — Дитвайлер отметил со своей кровати, когда Виллис вернулся рапортовать. — Для дикарки, я имею в виду. Разведчики докладывают, что кашика отправились к югу, в резервации. Она, должно быть, здорово их напугала. Вполне дельный военный расчет с ее стороны. Она получила свою награду?

— Лошадь? Кажется, кобыла ей понравилось. Я думаю…

— Не лошадь. — Он ухмыльнулся. — Она без особых претензий. Ничего такого и не попросила, не то что обычно эти жадные дикари. Она только хотела прогуляться по форту. Я приказал капитану Калтеру…

В душе у Виллиса похолодело.

— Вы… показали ей весь периметр? Огневые точки, артиллерию, расположение войск…

— О, черт, майор! Она всего лишь девчонка. Краснокожая к тому же. Держу пари, на нее наши укрепления произвели впечатление. И теперь она будет рассказывать своему племени. Пойми, у нас не будет с ними проблем.

Девчонка. Избранная сыном вождя, чьей первой обязанностью стало служить своему народу. Хранительница песен, женщина, обладающая сразу и политической, и сверхъестественной силой. Ловкая обманщица, однажды изгнавшая демона.

Позже, когда полковник Дитвайлер сочинял рапорт губернатору, Виллис сделал полную опись пороха и орудий, продовольственных запасов, количества и состояния лошадей, проверил готовность солдат к бою. И втихомолку удвоил охрану по восточному периметру.

Индейские племена, описанные в рассказе, никогда не существовали, но были выдуманы на основе обобщения традиций и верований различных обитателей прерий и пустынь. Прочее — результат авторского воображения.

Зимой 1855 года падали звезды. В смертельном ужасе люди с воплями метались вокруг и рвали на себе волосы. Лишь один человек, старик Верните Его, не боялся. Когда поднялось смятение, он вышел из своего типи и уселся на землю, скрестив ноги, глядя на сверкающий хаос над головой. Повсюду холодные, черные зимние небеса пронзали летучие вспышки огня. Казалось, свыше обрушивались мировые своды. Паника нарастала, но старик Верните Его оставался самим собою — пристальным наблюдателем. Заметьте: он не был вовсе невозмутим, но оставался внимателен, восприимчив. После, глядя на щит, который сделал, он сказал жене своей, Голубому Копытцу: «Я хотел видеть все целиком, эти потрясенные небеса, и вобрать их в себя. Мои старые глаза просто жаждали этого. Я был так любопытен, так захвачен дивом и ужасающим наслаждением — впервые с тех пор, как помню себя ребенком. Я был словно щенок, гоняющийся за бабочками».

Боте-тали встретил Паучиху. Рано утром пошел он купаться. А когда добрался до берега, взглянул перед собою вверх, на солнце. Там, прямо перед глазами, была паутина. То был светящийся сверкающий щит. Боте-тали долго глядел на него. Щит был так прекрасен, что хотелось заплакать. Ему стало любопытно, так ли он крепок, как красив. Он стал плескать на щит водой, полными пригоршнями, снова и снова, но тот оставался цел и лишь блестел еще сильнее. Потом в лучах солнца на паутине явился паук.