Шука почувствовал, что наступила его очередь.
— О, божественный царь наш, царь царей, бог Дашагрива! Сын мой Нарантака достиг зрелости и, вкусив от знаний, доступных его возрасту, готов служить тебе. Соблаговоли приказать ему, как выполнить долг перед божественным царем!
Дашагриве вовсе не хотелось утруждать себя раздумьями.
— Что бы ты хотел для него, Шука?
— Божественный царь! Есть одна должность на Ланке, исполнение которой при хорошем прилежании может принести царю большую пользу. Я говорю о месте младшего жреца при летающей колеснице Пушпаке.
— Да будет так. Зови.
Шука, довольный быстрым и счастливым разрешением судьбы сына, выбежал в рощу и, спохватившись, уже степенным шагом направился к фонтану. Его внимание привлекли доносившиеся оттуда звуки свирели. Легкая незатейливая мелодия звала за собой, уводя от забот и волнений этого мира.
Дойдя до конца аллеи, Шука увидел живописную картину: на коврах, расстеленных вокруг фонтана, возлежали красавицы, сверкая драгоценными украшениями, и любовались танцем юных подруг, для которых играл на свирели Нарантака.
Среди них особое внимание привлекала одна. И не столько положением, занимаемым в группе прекрасных зрительниц, сколько красотой, искус которой будил страстное желание, вырывая его из букета остальных чувств.
Губы Нарантаки бездумно заставляли стонать свирель от любовной тоски, а глаза неотрывно смотрели на Мандодари, повелительницу собрания, главную любимую жену всемогущего Дашагривы.
Мандодари, заметив Шуку, хлопнула в ладоши, останавливая танец.
— Пожелание здоровья, счастья, сыновей и любви божественного супруга его главной жене, матери принца Мандодари! — с поклоном обратился Шука к жене владыки. — Позволь, богоравная, увести сына моего Нарантаку на царский совет, где ожидает его присутствия Повелитель Золотой Ланки.
— Нам было приятно общество твоего сына, Великий Хранитель, — с вежливой почтительностью к возрасту жреца отвечала Мандодари. — Мы и впредь хотели бы наслаждаться его искусством игры на свирели. С благодарностью за доставленное удовольствие мы отпускаем Нарантаку.
Произнесенное губами прекрасной Мандодари имя юноши и ее похвалы произвели на него такое впечатление, что он неловкостью своего поклона и поспешным бегством вызвал насмешки у прелестниц. Но они тут же смолкли: повелительница с подчеркнутой благосклонностью улыбалась, глядя вслед удаляющемуся сыну Великого Хранителя закона.
Нарантака стоял в зале Совета под любопытными взорами Великих, но ничего не видел. Мимо его ушей текли однообразные формулы посвящения, и громовыми раскатами звучали слова Мандодари: «Нам приятно твое общество, Нарантака! Нам приятно!» Продлись церемония немного дольше, и он рухнул бы в беспамятстве.
Но тут все кончилось, ибо все на света, слава богам, имеет конец, и его отпустили.
Тамил очнулся от кошмарного сна, увидел перед собой круг неба и понял: он лежит в каменной яме, а над городом грохочут с праздничной торжественностью барабаны-вестники.
Много раз видел Тамил праздник жертвоприношения Ашу со стороны, стоя в толпе нарядно одетых жителей Золотой Ланки и приветствуя ликующими возгласами зеленую ладью, которую тянули против течения Служители Охранительницы города. За ладьей по набережной к дворцу вели вереницу пленных. Пленных проводили через дворцовые ворота к священному дому змея, где совершалось таинство насыщения Вечного Ашу. Сегодня Тамил впервые увидит великое таинство глазами жертвы.
В яму упала веревочная лестница. Наверху его подтолкнули к кучке грязных, оборванных людей, в угрюмом оцепенении ожидающих смерти. Стражники стали выстраивать их в цепочку по одному. Тамила поставили последним. Это был добрый знак. Раздалась команда двигаться, и цепочка в тягостном молчании отправилась в свой последний путь. Они подошли к стене, примыкающей к дворцу, но входа нигде не было видно. Все прояснилось довольно быстро и просто. Плита у стены — одна из тех, которыми был вымощен двор, — поднялась и открыла низкий подземный ход. Пока они шли этим длинным и, казалось, бесконечным ходом, больше похожим на общую могилу, Тамил едва не задохнулся — настолько затхлым и тяжелым был воздух.
Привыкнув к солнечному свету, он понял, что опять стоит в каменной яме, закрытой сверху бронзовой решеткой. Из ямы поднималась тесаная каменная лестница. Они видели галереи дворца, заполненные знатью; блеск одежд и украшений. Справа на уровне третьего этажа Тамил увидел Кумбхакарну рядом с человеком в белом одеянии. Высокий черный раб держал над ним белый зонт с золотым ободом — знак царского достоинства. «Вот ты каков, Десятиголовый, — думал Тамил, разглядывая царя. — Одна у тебя голова! Хоть и на крепкой шее, но одна!»
К ложе царя примыкала женская ложа. Женщины весело переговаривались между собой. Рядом с красивой пышной женщиной сидела девушка в ярком голубом сари. Ее огромные глаза были похожи на лепестки голубого лотоса. Холодность правильных черт лица смягчали волнистые каштановые волосы, свободно падающие на плечи.
Тамил так увлекся изучением девушки, что забыл вовсе, где находится и что его ожидает. Оглушительный удар гонга вернул его к действительности. Хор служителей культа Ашу грянул славу Вечному держателю Земли, умоляя его принять дары и оградить твердь от пагубных колебаний. Решетка со звоном отлетела в сторону, и первый осужденный, подгоняемый сзади бронзовым трезубцем, вяло переставляя ноги, стал подниматься по лестнице. Доведя свою жертву до конца лестницы, палач остановился. Тишину прорезал крик боли и ужаса: Тамил заметил только, как взметнулось, корчась на остриях трезубца, тело и исчезло. Прекрасный аккорд хора рассыпался серебром благодарности. Палач стал опускаться в яму за очередной жертвой. Цепочка заключенных постепенно таяла, и вот Тамил остался один.
Не дожидаясь понуканий палача, Тамил стремительно взбежал по лестнице. Он оказался на небольшой площадке, нависшей над озером. Юноша повернулся в сторону царской ложи, ожидая от Кумбхакарны какого-нибудь знака. Вдруг вода в озере заволновалась, и из нее стала подниматься огромная конская голова. Карие глаза чудовища, не мигая, уставились на Тамила. Тамил почувствовал босыми ногами, что стоит в луже крови. Шея чудовища все удлинялась, пока не стали заметны очертания туловища, напоминающего лежащую корову с ластами вместо йог. Скорость происходящего как бы замедлялась внутренним напряжением, так что он успевал отметить и заинтересованные взгляды женщин, и сжавшиеся губы Кумбхакарны, и гроздья бородавок на шее чудовища, напоминающих гриву. Глаза Тамила встретились с лепестками лотоса, и в непонятном для себя восторге он наконец выкрикнул условленные слова:
— Божественный царь! Я подниму в небо летающую колесницу!
Дашагрива вопросительно посмотрел на брата, и Кумбхакарна быстро, убеждающе зашептал:
— Это чудо! Это знак благосклонности Вечного Ашу! Надо остановить кормление. Ашу доволен. Он дарит вам остатки жертвы!
Чудовище действительно медлило. Кумбхакарна встал и крикнул:
— Остановить кормление! Ашу доволен!
Шла вторая ночь со дня помилования. Вчера никто не приходил за ним и не напоминал о полете. Тамила поместили в небольшую комнату при дворе, примыкающую к дворцовой кухне. Целый день он был вынужден слушать стук посуды и вдыхать запахи кушаний. Кормили его хорошо. Плохо было другое: в комнате с ним поместили младшего жреца, а у дверей сторожил «быкоголовый».
«Помешанный», — подумал Тамил и взглянул в окно. Окно комнаты выходило в мандариновую рощу, где по освещенной луной дорожке, вздыхая и бормоча себе под нос, бегал младший жрец Нарантака. Тамил прислушался к бормотанию юноши и в хаосе ночных звуков разобрал:
Солнце на небе сияет —
Ярче, чем солнце светишь!
Бог Син круг земли освещает —
Тень ты мою не заметишь.
Так истомлен тобою!
«О, боги! Да он влюблен! — досадуя на свою недогадливость, расхохотался Тамил. — Мальчишка!» — презрительно думал он, хотя возраст юношей совпадал до месяца, о чем, естественно, они знать не могли, ибо не обменялись еще ни единым словом. Перестав прислушиваться к бормотаниям Нарантаки, Тамил отдался своим мыслям и тревожным сомнениям. Вдруг чей-то громкий шепот заставил его вскочить и подойти к окну. Возле Нарантаки стоял, склонившись, высокий черный раб и говорил:
— Госпожа ждет Хранителя Чар. Ждет сейчас.
— О какой госпоже ты говоришь? — не понимая, переспросил Нарантака. — О какой?! — задохнулся он от волнения, не веря своему счастью.
— Мандодари, — спокойно сказал раб и сделал знак следовать за ним.
«Дворцовые шорохи нашептывают будущие дневные дела…» — неожиданно разволновался Тамил. Он стал прикидывать, какие возможности открывает перед ним случайно открывшаяся тайна. Возвращения безумного юноши он так и не дождался.
