Угрюм.
- А я так мыслю, - вновь подал голос Коран, - наваляем немчуре и опять будем жить, как прежде.
А старлей продолжал говорить.
Сверху давила беременная грозой туча…
Когда старший лейтенант сказал: «Добровольцы, три шага вперёд!» - ударил гром, и туча разродилась нешуточным ливнем.
Не помню, о чём я думал, да и думал ли, когда неожиданно для себя взял да и шагнул из строя вперёд.
Я был честный вор. Меня Люди уважали. А я шагнул вперёд…
Палённый буравил взглядом спину.
Но я его не боялся. Тогда мне казалось, я вообще никого и ничего не боялся. Молодой ещё, дерзкий…
Воровской кодекс чести я знал. Вор, гласил наш закон, ни при каких обстоятельствах не должен сотрудничать с властями, ни-ког-да…
Только не надо мне заливать про всякий там патриотизм! Чтобы идти воевать за Родину, её надо было любить, а я её даже не знал, у меня её давно отняли!
И государство защищать желания не было. Государством руководили настоящие преступники!
Я ведь как тогда историю понимал? В семнадцатом, значит, году дали под зад проклятому царизму! К власти пришли разные политические банды, которые раньше власти не имели. Прогнав царя, стали грызться между собой за эту самую власть! После кровавой междоусобицы, в которую эти банды втянули почти весь народ, власть досталась тем, кто был жёстче, страшнее, кровавее всех – банде большивиков. У них свой закон. Марксизм, мля, ленинизм, какой-то, короче, интеллектуально-нравственный онанизм вприсядку! А они сами кто? Те же блатные, только политические. Кто не с ними, тот вне закона. А кто вне закона, у того никаких прав и привилегий.
Тёмный лес! А мы – птицы вольные! Нам по нему не блуждать!
Всё со стороны просто! Такую же систему имели и блатные! Сталин – пахан в коммунистической банде, в банде есть элита – блатные, остальные мечтают попасть в элиту, а мужики как пахали, так и будут пахать! Всё!
В общем, у них там свои законы, а у нас, у тех кто живёт вне их закона, свои законы… Жить вообще без каких-либо законов нельзя. Так только какие-то уж совсем звери могут, да и они не могут, и у них ведь тоже свои законы и правила – звериные, там…
Итак! Родины нет, дома нет, семьи нет, на Сталина и всю его шайку – плевать, что такое нацизм – слабо представляю, войну знаю только по книжкам, а вот на тебе – выхожу из строя!
Вместе со мной ещё шагнули несколько человек. Немного. Человек десять. Но некоторые из вышедших шагнули именно вслед за мной… Я это точно знаю. Я это понимаю. Если бы не я, они бы не решились покинуть строй. Я был честный вор. Люди меня уважали…
Точно, была весна… Но разве в этом главная причина?..
…
Когда я вынырнул из глубины своих воспоминаний, словесная дуэль между Порохом и Щукой уже разгорелась не на шутку. По-моему, она больше не забавляла её участников. Остроты потеряли лёгкость и очарование; они затупились и били по противнику тяжело и грубо.
- Короче, Щука, ты задрал!
- Я тебя ещё не драл. Если б я тебя драл, ты б человеком был.
- Рот закрой, дерьмом воняет.
- От дерьма слышу.
- От сучара бритая!
- Чё сказал?
- А ты что, в ушки балуешься?
- Что?!
Щука рывком спрыгнул вниз. В руке уже блестела финка. Порох тоже вскочил.
Хотя это было не в моих правилах, я рванулся к ним и едва успел втиснуться между.
- Стоп, стоп, орлы, стоп!.. Харэ, сказал! Щука, спокойно! Порох, внимание!! Сам же говорил, в одной упряжке бежим…
Порох угрюмо кивнул и, пробурчав что-то невнятное, вернулся на своё место. Неохотно полез к себе Щука. Все улеглись.
Жоржик – церковный вор - долго ворочался с боку на бок. Видно, грехи не давали покоя. Полонский, засыпая, скрипел зубами.
И вдруг Щука добродушно заявил:
- А знаешь, Порох, тебя очень-очень давно выдумали китайцы.
Эта фраза была столь неуместна, что я не сдержался и хохотнул. И Щука засмеялся. И Порох тоже. А через минуту, как полоумные, мы ржали всей камерой. Нас охватил острый приступ беспричинного веселья. Это, должно быть, нервное. У меня аж живот заболел, так долго и неудержимо я смеялся.
…
- А ты на чём погорел? – спросил я Пороха. - Опять сморило?
Я усмехнулся, вспомнив подробности той истории, которая когда-то с ним приключилась.
Порох молчал. Его та история совсем не радовала. Хотя он и понимал, что история та забавная. Вот если б она ещё и произошла не с ним, он бы и с нами разделил наше веселие.
Было дело перед самой войной, Порох залез в квартиру одного крупного политработника. Хозяева уехали на курорт, ему это было известно, и он чувствовал себя совершенно расслабленно и свободно. Не торопясь он нашёл деньги и драгоценности, затем упаковал в чемодан понравившиеся вещи. Напоследок заглянул на кухню, где из остатков спецпайка для работников Центрального Комитета тут же устроил себе шикарный ужин.
