живое, полноценное, говорящее создание. Рожать нужно обдуманно и осознанно, а не на эмоциях физических и умственных инвалидов.
— Что это? — кивнул на холст.
— Кто… — тихо поправила жена. Подняла на меня большие карие глаза с зелеными крапинками — в них стояли слезы. Я читал ее как открытую книгу.
Чертыхнулся, отошел, волосы взлохматил. Нет, она не может этого сделать! Не должна! Если хочет меня на эмоции взять, не выйдет! Если не прислушается к голосу разума, я пойду до конца!
— Чего ты хочешь, Геля? — холодно поинтересовался, сложив руки на груди. Наглухо закрылся. Меня не разжалобить стенаниями и истериками. — Хочешь, чтобы силой тебя на аборт потащил? За тебя решить? Не мучить тебя проблемой выбора, м?
— Нет… — ахнула и инстинктивно закрыла живот руками. Я криво улыбнулся. Такая красивая. Заспанная, без косметики и элегантных нарядов, а лучше нее просто нет. Дурная только, мужа не слушала. На здравый смысл плевала. Потом же локти кусать будет, но не достанет ведь. — Тим, — сглотнула шумно, — я не согласна на прерывание. Я хочу родить. Чувствую, что все хорошо будет. Это мой ребенок. Наш…
— Мою позицию на этот счет ты знаешь, — ответил угрожающе спокойно. Меня самого пугала пустота внутри. Как отрубило.
— Неужели карьера тебе дороже всего? — оборонила Геля, блуждая растерянным взглядом по моему лицу. Видимо, зацепиться за человеческое хотела. Не выйдет. Я умел отключать чувства и эмоции.
— Да, — шагнул к ней. — Да! — схватил за острые плечи. Жена задрожала. Мне хотелось сделать ей больно. Напугать. В первый раз в жизни. — Я не хочу потом, когда оба вымотаемся в конец, забив на все, кроме больного сына, отдавать его в спецучереждение. Поверь, именно так происходит. Вот тогда придет настоящая вина. И да — это будет конец всему, что я строил.
— Я так никогда не сделаю! — с жаром воскликнула.
Я зло, неприятно рассмеялся: резал не только слух, но и собственные вены.
— Он ведь умереть может. В любой момент может. И это намного тяжелее, чем пережить утрату сейчас, — я давил и ломал ее сопротивление. Я сильнее. Она подчинится.
— Уходи, — прошептала одними губами. — Я не могу так… Я не сделаю так! — вздернула подбородок, подписываясь под своим собственным приговором.
— Значит, тебя, Ангелина, в моей жизни больше не будет. В моем доме тоже, — холодно отчеканил. Я разведусь с ней и пусть потом не плачет.
Глава 3
Ангелина
Я снова плачу. За два дня пролила больше слез, чем за пять лет брака. Сидела на холодном полу и не могла понять, когда мы с мужем совсем перестали понимать друг друга. Жестокий, какой же он жестокий. Не сомневался, не жалел, не сочувствовал. Тимуру не было больно. Ему все равно.
Вчера целый день читала истории женщин, прошедших через прерывание на большом сроке. Господи, какая же это боль. Даже имея поддержку супруга, они страдали и умирали вместе с долгожданными детьми, которые никогда не родятся: для кого-то первенцами, кто-то ждал ребенка определенного пола, для кого-то последний шанс, который безжалостно отобрала судьба. Умертвляющий укол и преждевременные роды. Кругом равнодушие, и даже в частной клинике никто не поймет горя матери. Для них это всего лишь работа. Я ведь даже не смогла бы похоронить малыша по-человечески, потому что это плод, еще не человек: слишком маленький и совсем не нужный этому миру. И собственному отцу в том числе. Моему любимому мужчине, мужу, опоре и защите. Я так любила Тимура, но…
— Ох, — сквозь слезы улыбнулась, ощутив легкий пинок. Мой мальчик проснулся. — Я обещаю, что сохраню тебя. Клянусь, сынок. Мы сможем. Мы все сможем.
Пол-утра маялась, не зная, куда себя деть и что делать дальше. О страшном диагнозе нашего малыша не знал никто, кроме нас и Альберта Ромовича. О беременности только самые близкие — наши родители. Животик у меня аккуратный: я пока старалась не афишировать свое состояние. Боялась. Две неудачи сделали меня суеверной. А еще сложно отвечать на бестактные вопросы, почему живот не растет, что случилось, снова выкидыш… Это я проходила со второй беременностью. Была слишком счастлива и беспечна, делилась своей радостью. Потом было тяжело и от сочувственных взглядов, и от неудобных вопросов.
Я не могла оставаться дома и гореть в сомнениях. Тимур ушел стремительно, заявив, что в его жизни нам не место. Он слов на ветер не бросал, но я не верила, что реально готов к разводу. Говорил ведь, что любит, и я верила.
Когда тест показал две полоски, муж пригнал новенький порше панамера. Он всегда был щедр на подарки: хорошо зарабатывал и мог себе позволить. Это сейчас нужно быть более осторожными с дорогими покупками — речь идет о политической карьере.
Я села в машину и поехала на Арбат в сторону галереи, где готовили мою выставку картин. Их даже покупали. Я хорошо рисовала, но не мировые шедевры, конечно: то, что душа требовала. Сделать из увлечения что-то масштабное предложил Тимур. Я закончила МАРХИ по специальности ландшафтная архитектура и очень хотела развиваться в этой области. Но муж не приветствовал серьезной работы, занимавшей львиную долю времени. Тимур хотел видеть меня в первую очередь женой, поэтому предложил альтернативный вариант: моя любовь к живописи и развитие в этом направлении.
— Привет, Карина, — ответила на звонок уже в машине. — Что случилось?.. — с неверием переспросила.
— Приезжай в галерею, — только и сказала она.
Нехорошее предчувствие сдавило виски. Говорят, беда не приходит одна. Сколько на меня еще обрушится?
Я старалась сосредоточиться на дороге, но дурные мысли сами забирались в голову: под кожу острыми иглами и кололи, кололи, кололи. Суббота. Дороги свободные, солнце высоко, на пешеходных переходах люди: живые, смеющиеся, красивые; с детьми и без. В зеркальных витражах мегаполиса отражалась жизнь во всем ее многообразии. Я ведь была частью ее, но не сейчас. Может, завтра. Может, никогда.
— Что произошло? — вошла в галерею, взглядом перебегая по лицам — с одного на другое. Не сразу заметила, что со стен сняли картины, не все: некоторые полотна спешно завесили чехлами. Я не понимала. Мне сейчас было совсем не до выставки. Еще вчера думала отменить, а после разговора
