class="p1">1 Чаша — примерно 0,63 литра.
К концу дня мы встретились с другим кораблем. Здесь такие называли ладьями, они были короче, уже и легче, чем драккары, а еще у них не было оскаленных морд. Просто тонкий вытянутый нос. Дагна сказала, что небольшие корабли легче перетаскивать волоком между реками, а морей в Альфарики нет, кроме Альдоги.
Велебор по приказу Дагны начал разговор с людьми на ладье. И я пожалел, что не прихватил Держко. Да, живичи на «Соколе» знали наш язык, но мы-то нет, и выученный десяток слов пока не особо помогал понять, о чем шла речь.
— Говорят, что не принял озерный бог их жертву. Значит, ушла тварь от северного берега, — пересказала разговор Дагна.
— И что делать будем?
— Уходим к берегу. Переночуем, а завтра продолжим.
Ну, никто и не ждал, что тварь набросится на нас в первый же день. Охота — это дело небыстрое, а уж в воде да еще и без Рыбака…
Выбрали пологий берег, вытащили «Сокол», овец привязали и пустили пастись, как раз та бессловесная баба и пригодилась. Пусть приглядит за скотиной. Для Дагны живичи сделали навес из конопляной толстины, натаскали веток для ложа, будто у нее самой рук нет. Вообще они странно относились к Дагне. Вроде бы уважительно смотрели, но не как на равного воина, хотя она превосходила их по силе, а как на госпожу, за которой нужно приглядывать за стенами терема.
И за костерком, горячей похлебкой и горьковатым травяным отваром Альрик спросил у Дагны то, о чем я думал с первого момента, как увидел ее здесь.
— Как же ты согласилась замуж пойти? Чем взял тебя этот купец?
Велебор поперхнулся и закашлялся, выплевывая недожеванные куски. А сама невеста рассмеялась, но как-то грустно.
— Как же мне не хватало братьев-нордов! В городе-то обычно спрашивают иначе. Как эта перезрелка сумела заманить столь видного жениха? Он и зимами вышел, не слишком молод, но еще далеко не стар, и ликом хорош, и род у него отличный, и состояние отменное. А я что? Слишком стара, слишком хороша, значит, гулять буду, хожу в мужской одежде, сражаюсь. Неизвестно, девица ли я или нет. Вдруг у меня муж на Северных островах остался и десять детей? А еще у меня два потока, что немыслимо вовсе.
— Любой норд был бы счастлив взять тебя в жены, — сказал низким голосом Аднтрудюр. — От тебя пойдут крепкие дети!
Я засомневался. Вот возлечь с Дагной никто бы не отказался, это всякому ясно, а брать такую в жены… Ее не поколотишь коли что, даже если гулять вздумает. Всяк будет смотреть на нее и жаждать лечь с ней, а какому мужу это приятно? К тому же, кто знает, какая она хозяйка? С мечом и копьем она управляется — любо-дорого смотреть, а как у нее со стряпней и шитьем? Да и усидит ли она дома? Вдруг родит одного ребенка да и сбежит снова в море! Нет, жениться лучше на тихих девушках.
— Знаешь, какой я была смолоду? — усмехнулась Дагна. — Вепрь, я вроде бы видела бочонок с хельтовым медом на драккаре!
Вепрь быстро сходил за тем бочонком, поставил перед ней.
— Второй раз за всю жизнь поведаю об этом, а потом навсегда забуду. Забыть бы только… Вы когда-нибудь видели девок, что в хирд пошли? Пригожих там нет, да и родом они не вышли. Ни приданого, ни личика свежего, ни семьи крепкой. Зато есть злость. Яркая, обжигающая, едкая злость на жизнь, на отца с матерью, на богов, что отвернулись от тебя с младенчества. Надо мной смеялись, меня били, в меня швыряли навозом и камнями. Свою первую руну я получила на десятой зиме, убив своего обидчика. Не нарочно. Он колотил, я отбивалась, упала, схватила его за ноги и дернула, а он разбил голову об острый лед. После того меня стали бояться, а я поняла, каков мой путь. Не Орсе я глянулась, а Фомриру. В пятнадцать зим я ушла из дому, забрав старый топор, дошла до города, он всего-то в трех днях пути от нас был, а там напросилась в хирд. Сейчас понимаю, как мне повезло. В том хирде были женщины, и они легко ложились с другими, а я уж больно нехороша была: тоща, черна, зла. Спьяну один хирдман захотел ко мне лечь, так я ему щеку разорвала зубами. Он швырнул меня в воду и сказал, что я должна благодарить его, мол, хоть кто-то на меня позарился. Может, тогда я и решила стать красивой, чтоб все мужи только на меня смотрели. Проходили зимы, лета, я билась с людьми и тварями, постепенно наедая мясо, росла, крепла. Потом шестая руна.
Она махом выпила целую кружку хельтова меда. Когда я пил его чистым, меня тогда с нескольких глотков повело, а она даже не раскраснелась.
— Не сразу я заметила, что стала хорошеть. Побелела кожа, кривые зубы встали иначе, волосы загустели, глаза заблестели. Всё, о чем я думала, когда смотрела на себя в воду, стало сбываться. На седьмой руне мне пришлось уйти из хирда. Я даже поменяла имя, так как никто меня не признавал в новом обличье. К восьмой руне я шла три зимы. Я понимала, что красивая воительница без хирда никому не нужна, а в хирде у меня никак не получалось остаться. Даже когда я сама собрала хирд, не сложилось. Сколько раз я жалела, что выпросила у богов такой дар! Потому мне приходилось ловить и убивать тварей не как хирдманы, которые толпой навалятся и тыкают копьями, а хитростью. Ведь я была одна! Придумывала ловушки, приманки, готовила подходящее оружие, училась им владеть. Порой я бралась за такую работу, от которой отказывались хирды в два десятка хускарлов. Порой меня нанимали только на спор, я привыкла спорить и доказывать, что ничуть не хуже прочих. И вскоре обо мне прослышали все Северные острова.
— Зачем же ты ушла в другие земли? — спросил Трудюр, подсаживаясь к Дагне ближе.
Она допила третью кружку и пихнула его в бок так, что его снесло с бревна.
— Это всё из-за десятой руны. Как только я доросла до хельта, дар усилился. Так всегда бывает. Я уже не хотела ни красоты, ни мужских взглядов, да и нечего уже было менять. Но стало хуже. Ко мне подходили даже те, кто меньше рунами, и требовали, совали серебро и золото, дарили корабли, трэлей, ткани. Особенно старался один ярл. И так он старался, что мне оставалось либо убить его, либо сдаться. Убить значит навлечь на себя кровную месть. И я решила уйти.
— А что, в Альфарики твой дар ослаб?
Альрик слушал ее очень внимательно. Тулле же прикрыл здоровый глаз и будто заснул.
— Вроде бы нет. Но тут всё иначе. В Альфарики хельтов не так много, и чаще всего это люди богатые зимами. Они умеют обуздывать свои страсти, к тому же все давно женатые, со взрослыми сынами и внуками. И они понимали, что жениться не смогут, а по доброй воле взять меня не выйдет. Слабых я привыкла отпугивать рунной силой, дуракам ломала носы и руки, и с меня даже виры не брали, ведь это они пошли против обычая. А еще тут хорошо, что все города под разными князьями. Было такое, что один князь захотел меня в наложницы взять, так я просто ушла оттуда в другое княжество. А вот с ремеслом выходило худо: никто не хотел нанимать бабу, к тому же без хирда. Здесь справляются с чудищами сами, особенно когда нужно кого-то до шестой руны поднять, и отдавать благодать с серебром никто не хочет. Я жила на то, что привезла с Северных островов, училась живой речи, ездила меж городов, убивала нападавших, знакомилась с людьми… А потом бонд в какой-то деревушке попросил меня убить чудище, что повадилось скот таскать. У него всего пятеро воинов было, да и те воины лишь на одну половину, а на вторую половину помощник кузнеца, гончар, плотник, кто-то там еще, и все карлы. Не хотел он почем зря людей терять, потому и согласился взять бабу-хельта. Тогда я и встретила Хотевита.
Живичи тоже слушали. Зря, наверное, Дагна говорит перед ними. Они же не ей служат, а ее жениху или вовсе отцу Хотевита, перескажут каждое ее слово и хорошо, если не переврут
— Он первый живич, который восхитился моей силой. Первый муж, который не испугался своей слабости передо мной. И первый человек, который захотел меня в жены, несмотря на мои зимы, безродность и ремесло. Он пошел против
