вывихнутой челюстью.
Я не стал его бить прежде, чем получу раппорт.
Через полчаса пыхтения дока над листами бумаги, он поставил дату и подпись, я прочитал, положил раппорт в сейф и пошёл проводить Виктора в холл. Он всё понял без слов. За свои поступки надо отвечать. В просторном холле я нанёс ему удар в лицо и в живот. Он не скулил, не защищался, просто упал на колени. Голова Виктора нужна мне была здоровой, с ним я не жестил, хотя пацана требовалось серьёзно поучить.
Виктор что-то неразборчиво промычал, поднимаясь с пола.
— Не понял. Говори внятно.
Док поднял голову, посмотрел мне в глаза.
— Я защитил… свою девушку, а ты… не смог… свою.
По венам плеснул кипяток.
Витя был на волоске от смерти, я мог вырубить его одним ударом. Убить за правду о себе. В следующую секунду беспощадная, чудовищная правда сковала меня по рукам и ногам, вогнала в землю, набила полный рот песка. Сука Виктор был абсолютно прав. Я не только не защитил, я почти убил Пчёлку. От мысли, что Майя погибнет по моей вине, теперь сходил с ума.
— Пошёл вон!
Злость, обратившаяся в избиения младенцев, не принесла облегчения. Этих птенцов я выпестовал сам под своим крылом. Менять их личность, что голыми руками лезть в трансформатор. Их не переделать, они получают наслаждение от боли других. Кого я мог послать на поиски Майи? Любой из них мог хладнокровно придушить её в лесу, и никто бы не узнал. Я очутился внутри кошмара, который сам и сотворил.
Женщины приходили и уходили, удовлетворяя мои плотские потребности, я никого не обижал, но когда Майя с ненавистью выплюнула мне в лицо — я не буду с тобой спать, в мозгу что-то щёлкнуло. Она отказалась от моего покровительства, недвусмысленно обвинив в принуждении и насилии. Если честно, она была недалека от истины. Майя явилась дозиметром человечности, который никто из нас не прошёл, да и не мог пройти. Только детдомовец Федя, на которого я никогда бы не поставил, оказался зверем с душой.
Я был дрессировщиком животных, которые только делали вид, что выполняли мои команды. Звери установили свои правила и прекрасно существовали, пользуясь моей лояльностью. Более того, они моментально унюхали мой интерес к Майе, и за моей спиной глумились надо мной. Деревянко принёс на неё раппорт, которому я обязан был дать ход. Операторы камер спокойно уничтожили улики. Егор, получив выговор, пока меня не было, героем вернулся обратно.
Из пятнадцати сотрудников сейчас я мог доверять только Фёдору, которого всегда считал недалёким. Мысли выжигали в груди чёрную дыру, когда я двинулся в службу охраны.
Павел нашёл какие-то файлы, записал на флэшку, дрожащей рукой протянул её мне.
— Вот, всё, что смог.
— С шестого на седьмое июля в комнате Бортниковой есть?
— Нет. Камера была выключена.
— Кто дежурил?
— Сычёв.
Всё надо проверять и перепроверять. Но это позже.
— Сычёв под арестом, ты на сутках, пока не найдём замену.
Открывать флэшку я не стал. Добавить в личный кошмар видео с камер, представить, что Козлов творил с Майей, забить его до смерти в изоляторе станет после просмотра единственным желанием, которое я не смогу контролировать. Сейчас нельзя срываться, найду её, всё остальное потом.
Я решил дождаться спасателей, выбор был очевиден. Пусть лучше Майя заболеет, чем я рискну её жизнью.
Велел Сычёва отвести в соседний с Егором изолятор. Камеры видеонаблюдения до сих пор не установили в ШИЗО, поэтому принял устный доклад Мискевича, который временно был моим помощником. Адреналин кипел в крови, неизвестность и неопределённость сводили с ума, мозг вел себя как зависший компьютер, без отдыха транслируя одно и то же.
Я гипнотизировал фляжку с коньяком, зная, что алкоголь поможет снять это безумное состояние. Хотелось прекратить, отключиться, да хоть удариться в стену головой. Мне казалось, я давал Майе возможность самостоятельно сопротивляться, наращивать внутреннюю силу. Теперь спрашивал себя, стану ли я, чёрт возьми, сильнее от того, что совершил. Где моя грёбаная сила? Только понимание, что остался единственным солдатом в карауле, помогло удержаться от алкоголя.
Не раздеваясь, я лёг поверх покрывала.
Темнота в комнате чертила по углам кошмары, мерещились шорохи, по нервам вжикнул напильником крик птицы, привиделся тонкий силуэт Майи, сомкнулись стены, на грудь легла гранитная плита.
Галлюцинации накатывали одна за другой. Я словно растворился в ночном лесу, нашёл Майю и обвился вокруг неё темным сумраком. Запах цветочного мёда фантомной сладостью заполнил лёгкие, даря минутное успокоение.
Ледяной холод, ужас осознания, что на дне ямы в воде лежит скрюченная женская фигура. Или это не вода? Пространство разрывают автоматные очереди. Мы бежим по склону вниз с бойцами, унося на плащ-палатках своих товарищей.
Верёвка в руках, я держу её, тяну, упираюсь ногами в скользкую глину. Верёвка скользит в моих окровавленных ладонях. Обезумевший от напряжения я кричу, зову, срывая горло. Май-я-а-а!
Кричал не я, выла сирена за окном в такт с моим грохочущим сердцем. В ушах всё ещё звенел безумный крик.
Вой сирены означал, что у нас чрезвычайная ситуация. Страх плеснул по венам, в голове возник образ Майи, которую на руках заносят в открытые ворота. Раздался сигнал рации.
— Да!
— Товарищ полковник. Бортникова угнала пикап.
Живая! Здесь рядом! Облегчённый выдох и колючий озноб, волной прошедший по позвоночнику. Больше никому не позволю прикоснуться к Пчёлке. Голос дрогнул, срываясь в хрип:
— Готовьте уазик, сам сяду за руль.
В колонии по тревоге обычно поднимался весь личный состав. Уазик уже стоял перед распахнутыми воротами, когда я вышел на площадь.
— Равняйсь. Смирно, — скомандовал Мискевич.
Мрачно осмотрел строй подчинённых. Много раз за эти месяцы я принимал решения, не сомневаясь в их правильности, и каждый раз ошибался. Каждый раз ошибался. Сказать им, что Майя неприкосновенна? Или опять ошибусь?
— Вольно. Поеду один. Ничего без меня не предпринимать, ворота не закрывать. Распорядок дня прежний. Скоро прибудет отряд спасателей. Если не успею вернуться, встретить. Ответственный Мискевич.
— Есть!
Уазик стоял с заведённым мотором. Я сел за руль, пристегнулся, опустил козырёк, взглянул на дорогу. Сейчас всё стало не важно. Внимание было где-то впереди в невидимой точке, где женщина сломя голову летела от меня. Действуя на автомате, выжал сцепление, включил первую передачу, начал отпускать педаль сцепления, плавно увеличивая обороты педалью газа, выехал на дорогу.
Лишь бы не попала в аварию. К чёрту пикап, пусть разобьёт его в хлам, только останется жива, не сотворит ничего с собой. Воспоминание о её фигуре, молчаливо застывшей на подоконнике, занозой
